Но Дубровской казалось, что что-то ушло, неуловимо, незаметно исчезло, не оповестив об этом домочадцев. Может, их покинул покой? В самой атмосфере дома поселилось тревожное ожидание перемен. Но, похоже, никому, кроме Елизаветы, до этого не было никакого дела.
Девушку утомляла бесконечная болтовня свекрови, восхищавшейся романтикой гор, показная веселость Андрея, без устали рассказывающего всевозможные горнолыжные байки. Ее раздражала вездесущая Полина, которая в последнее время, ловко переложив свои обязанности на плечи пожилой горничной, стала кем-то вроде компаньонки Ольги Сергеевны. Она часами просиживала в гостиной, по первому зову приносила своей хозяйке теплый плед и шлепанцы и совала свой нос в обсуждение любой семейной темы.
Похороны Павла Грека прошли как-то стороной, абсолютно не затронув безмятежной жизни счастливой семьи. Андрей проблему решил просто, за двоих. Посчитав, что усопший был противником панихид и поминок, супруг заявил, что на погребении им делать нечего. Елизавета возражать не стала, тем более что в последнее время она впала в какое-то странное оцепенение, анабиоз. Она не жила, а дремала. Признаки недомогания, исчезнувшие во время их путешествия в горы, возобновились вновь. Ее мучили тошнота и головокружения, а также неприятная сухость во рту. Полина исправно поставляла ей настойку для повышения иммунитета, но от этого становилось еще хуже.
Странно, но даже в таком состоянии, когда тело слабо реагировало на внешние раздражители, мозг продолжал жить своей обособленной жизнью. Мысли, как потревоженные пчелы, роились, отыскивая объяснение тем неожиданным совпадениям, которые в последнее время сводили ее с ума…
Дубровская открыла краны в ванной комнате. Она собиралась немного полежать в теплой воде с душистой пеной. Может, ее оставит головная боль? Ей просто необходимо было расслабиться.
Она села на краешек ванны, наблюдая, как струя воды падает вниз, взбивая в огромные пузыри пену. Обычно ей, как ребенку, доставляло удовольствие подолгу нежиться в воде, сгребая руками мыльные островки, надевая их, как сказочную одежду, на свои руки, обнаженную грудь. Украшая себе пеной волосы, она представляла себя снежной королевой или русалочкой. Это было когда-то. Но теперь, смотря на голубоватую поверхность воды, она вспоминала совсем другую картину: ванную комнату, заполненную до отказа паром. Это было, помнится, в дачном домике Эммы. Тогда она тоже собиралась принять ванну.
Дубровская встала и, накинув махровый халат, вышла в комнату. Это становилось нестерпимым. Ее мысли, как напуганные зайцы, опять мчались по замкнутому кругу… Шум воды в ванной тревожил ее беззащитный мозг. Она стиснула виски руками и поспешила в коридор, где было прохладно и тихо…
Выводы, которые сделала для себя Дубровская, были основаны на логике и неопровержимых доказательствах. Она, как могла, сопротивлялась своим же догадкам. Но правда, голая и страшная, слепила ее, как нестерпимо яркое солнце.
Андрей и Стефания Кольцова были знакомы друг с другом, и это знакомство носило отнюдь не шапочный характер. Симпатичный доктор, за которым так настойчиво ухаживала журналистка, был супругом Дубровской. Конечно, на тот момент они еще не были женаты, но почему-то этот аргумент не приносил Лизе облегчения. Может, всему виной была неискренность Андрея? Ведь он мог давно все рассказать Лизе, но по какой-то причине предпочитал скрывать правду. Если бы Дубровская была догадливее, она давно бы свела концы с концами и добралась до истины.
Достаточно было вспомнить то странное выражение, которое появлялось на лице супруга всякий раз, когда речь заходила о Стефании. Его отчуждение, замкнутость, а иногда явно выраженная агрессия могли вызвать настороженность у кого угодно. Но Лиза была слепа. Вернее, она хотела казаться такой. «Это журналистка. С ней произошел несчастный случай», – сухо обронил муж в тот самый памятный вечер, когда погибла Эмма. Но Лиза решила тогда проявить деликатность и не тревожить мужа неприятными воспоминаниями.
А потом был рассказ матери Эммы и упоминание о какой-то передаче, где таинственного доктора выставили не в лучшем свете. Всему виной была пресловутая журналистка. «Не терплю журналистов!» – восклицала Ольга Сергеевна при гостях. И у нее были на это причины. Она сообщила невестке все, что знала о той неприятной истории на телевидении, правда, не сказала имя ведущей. Но Лиза могла догадаться самостоятельно, без подсказок посторонних. Но она и это обстоятельство пропустила мимо ушей.
Помнится, после поражения на телеэкране Стефания и герой ее грез оказались в одной постели. Сколько их было потом, этих ночей, и насколько сильно привязался к ней Андрей? Ведь Стефания была очень хороша собой. Это отмечали все, кто ее знал. В этом смогла убедиться и Лиза, рассмотрев снимок в старой газете.
Все это было больно. Но нестерпимо жег Дубровскую еще один вопрос. Кто же был виновником гибели Стефании и Эммы? Метод исключения, которым она пользовалась до сих пор, уже не срабатывал. Ведь их оставалось только двое. Она и он.
Про себя Лиза знала достоверно: она никого не лишала жизни. Но ведь этого не делал и Андрей. Тогда
– Боже мой! Там целый потоп, – вывел ее из забытья голос Полины.
Она неслась по коридору, держа в руках ведро и тряпку. За ней спешили потревоженные домочадцы. Ольга Сергеевна на ходу запахивала халат. Видимо, весть о наводнении застала ее в самое неподходящее время. Она собиралась, приняв снотворные капли, лечь в постель. Андрей же, по своему обыкновению, работал в кабинете, и вопли о помощи прозвучали для него неожиданно и весьма некстати.
Дубровская, сбросив дремотное оцепенение, покинула удобное кресло в холле и бегом помчалась туда, откуда доносились крики и изумленные восклицания.
Причина всеобщей паники была понятна и без слов. Влажный пар, вырвавшись из тесной ванной в спальню, затянул все белым, теплым облаком. Лиза несмело подошла к двери. В ванной комнате картина была и того хуже. Вода перелилась через бортик джакузи, и на полу уже было не отыскать сухого места. Если бы не порог, не миновать бы тогда и затопления спальни.
– В кухне на потолке появилось темное пятно, – суетилась Полина, собирая тряпкой воду. – Ну, я, понятно, побежала сюда. Ни Андрея Сергеевича, ни Лизы, конечно, нет. А вода уже хлещет через край.
– Действительно, целое море, – соглашалась свекровь. – Хорошо, что не пострадал ковер в спальне. Помнится, он стоил нам кучу денег.
– Да и ремонт для нас сейчас нежелателен, – отозвался Андрей. – Скоро рождественские праздники. Обидно будет застрять дома из-за таких досадных мелочей.
– Да, но кто все-таки это допустил? – спросила Ольга Сергеевна, и на мгновение повисла тишина. Переглянувшись, все, как по команде, уставились на Дубровскую. Она стояла позади, возле комода, и ничем не выдавала своего присутствия.
Отпираться было глупо, и Лиза неохотно кивнула головой:
– Мне так жаль. Я не понимаю, как все это получилось.
Свекровь не сдерживала своего возмущения:
– Зато я знаю, как это могло произойти. Ты включила воду и ушла читать книгу. – Она многозначительно подняла вверх палец. – Что же! От тебя можно ожидать всего: пожара, наводнения. На днях ты разбила лампу и заморозила сквозняками дом. Теперь ты залила водой комнату и испортила потолок на кухне.
– Мама, мама! – поспешил вмешаться Андрей. – Лиза это сделала неумышленно. Беспечность – это не преступление.
– А! – свекровь махнула рукой. – Простота хуже воровства, честное слово. Если бы твоя жена представляла цену вещам, она бы не была столь легкомысленна.
Полина, гонявшая воду по кафельному полу, была абсолютно солидарна с Ольгой Сергеевной. От никчемной молодой хозяйки были сплошные неприятности.
Лиза же не знала, что и сказать в свое оправдание. Она мяла в руках поясок халата и молчала, как провинившийся ребенок.
– Ну что ты можешь сказать? – спросил ее Андрей. В его голосе слышались и смех, и раздражение. Испуг жены казался ему забавным, но ее нерешительность вызывала в нем гнев.
– Когда ты включила воду? – тоном прокурора спросила свекровь.
Дубровская покосилась на часы.
– Кажется, шестьдесят минут назад, – сказала она еле слышно.
– Шестьдесят! – В голосе Ольги Сергеевны звучали торжествующие нотки. – О чем ты думала, оставляя краны включенными на целый час?
О чем? Лиза не услышала ее вопрос. Она словно улетела на два месяца назад, оказавшись вновь на той самой базе, где произошло убийство…
Итак, размеры ванной комнаты, как, впрочем, и самой джакузи, в доме Елизаветы и в той самой даче казались примерно одинаковыми. Это облегчило задачу. Значит, требовалось примерно минут сорок для того, чтобы наполнить до краев ванну. Все остальное время вода хлестала за борт, затопляя пол…
В тот вечер, когда Лиза, встревоженная неприятным разговором с Андреем, отправилась на его поиски, первым на ее пути оказался домик Эммы. Девушка не потрудилась открыть ей дверь. Возможно, она была не в духе, а, скорее всего, собиралась принимать ванну. Из-за двери явственно слышался шум воды.
Далее были гонки в компании полубезумных людей и веселенькая история с кетчупом. После взаимных упреков и случайных обмороков участники вечеринки решили проучить гадалку. Был составлен план, и приятели вереницей потянулись к домику Эммы. Елизавета же подошла к дверям Эммы спустя час после своего первого неудачного визита. Но, как выяснилось, девушка к тому моменту уже была мертва. Вода в ванной комнате заполнила собой все тесное пространство и даже перелилась через порог. Ковровое покрытие намокло.
Приблизительный арифметический расчет показывал, что такой уровень затопления мог быть достигнут за полтора часа непрерывного течения воды. Значит, в тот момент, когда Лиза стучалась в дверь домика, ванна была уже заполнена до краев. Но Эмме почему-то до этого не было никакого дела. Почему? Не потому ли, что она была уже мертва? Стоп! Но кто же тогда отвечал на вопрос Елизаветы?
Дубровская вспомнила хриплый, неестественно напряженный голос Эммы. Помнится, она удивилась этому, но списала все на обидчивость старой девы. Разумеется, кто еще мог ей ответить из-за двери дачного домика Эммы, кроме самой Эммы? Так она рассуждала тогда. Ведь она еще не знала, что ее новой знакомой уже нет в живых.
Теперь же можно предположить, что на вопрос Лизы отвечал кто-то другой. А кто мог быть в тот момент в комнате рядом с мертвой девушкой?
Лиза похолодела. Словно сквозь вату до нее долетел голос свекрови:
– Ну посмотрите на нее! Она опять витает в облаках!
Дубровской не спалось. После пережитого потрясения ей нужно было время, для того чтобы успокоиться. Но был уже поздний час, и домочадцы разошлись по своим комнатам. Андрей, рассеянно поцеловав ее в щеку, улегся в кровать. К тому времени, когда она вышла из ванной комнаты, он уже мирно спал, подложив под подушку руку.
В окно струился лунный свет. Полумрак делал призрачными очертания знакомых предметов. Так, комод, темным пятном выделяясь в углу комнаты, был похож на приземистое, кривоногое существо. Часы на прикроватной тумбочке, словно насмехаясь над своей пугливой хозяйкой, мерно шептали: «Тихо! Тихо!» Они то
