— Ни в чем я не замешана, и ничего страшного со мной не случилось. Даже от начальства нагоняй не получила, потому как успела все вовремя исправить. Разве у тебя жена не умница? — я попыталась перевести разговор в теплое русло семейных отношений, но грозный супруг не сдавался.
— Умница, не спорю. И все-таки.
— Ну хорошо, — сдалась я. — Передача сорвалась, потому что у нашей героини умер муж. Однако есть некоторые основания полагать, что умер он не от преждевременной старости, а ему в этом просто- напросто помогли. Теперь доволен?
— Недоволен. Очень миленькие новости! Что у вас там за бардак творится? То героинь убивают, то их мужей… Мне это не нравится.
— Можно подумать, что это нравится мне, — устало бросила я, садясь на диван. — Я-то теперь что могу сделать?
— Тебе ничего и не надо делать. Даже не думай в это ввязываться. А ты, профессиональный ценитель общественной чернухи, — муж бросил гневный взгляд на Валеру, — только попробуй мне втравить жену в новое несанкционированное расследование!
— Да я и пришел-то всего лишь узнать об обстоятельствах смерти этого кренделя, — неумело попытался защититься Гурьев.
— А они тебе известны? — новый всплеск праведного негодования в мою сторону.
— Послушай, Володя, что случилось, то уже случилось. Естественно, я ездила к Элеоноре, чтобы узнать, почему она не появилась на передаче. Естественно, разговаривала с ней о случившемся несчастье. Естественно, кое-что мне известно. И если это «кое-что» поможет Гурьеву, то почему бы мне не оказать старому приятелю и коллеге по работе такую услугу? Это ведь совсем не значит, что я обязательно ринусь разыскивать всяких там убийц.
О своем обещании оказать услугу и Лере — разобраться в причинах смерти мужа ее подруги — я, разумеется, мудро промолчала.
— Ладно, — подумав немного, не переставая при этом хмурить брови, ответил муж и решительно пересел на другой край дивана. — Только вы уж извините, но я настаиваю на том, чтобы мне было позволено присутствовать при этом разговоре.
— Да, пожалуйста, — с деланым равнодушием ответила я, хотя больше всего на свете мне хотелось переговорить с Гурьевым с глазу на глаз, и вопросительно уставилась на нашего гостя.
— Хм, — пожал плечами Валера.
— Что значит «хм»? — спросила я.
— Да нет, ничего, — смущенно ответил тот. — Я вообще-то на дружеское общение рассчитывал, а тут получается какой-то допрос с пристрастием. Вот я и растерялся — не знаю, с чего начать.
— Ты же хотел меня о чем-то спросить? Спрашивай!
— От чего умер муж этой твоей Элеоноры?
— По официальной версии, от сердечного приступа.
— А говорили, убийство, — удивленно перебил Володя. — Что вы мне мозги-то парите?
— Владимир, — сурово выговорила я. — Присутствовать — не значит вмешиваться через каждое слово и отпускать свои комментарии. Хочешь слушать — изволь, но избавь нас от своих вопросов. Валерка и со своими-то после твоего выступления никак разобраться не может.
— Ладно. Молчу, — покорно сникнув, ответил муж.
— Жене покойного сказали, что он умер от сердечного приступа, — повторила я. — Но сама она говорит, что на сердце муж никогда не жаловался. Не пил, вел здоровый образ жизни.
— А вскрытие делали? — живо поинтересовался Валера.
— Еще нет. По крайней мере, на момент моего разговора с Эллочкой.
— Странно все это, — словно рассуждая вслух, сказал Валера, прикусил указательный палец и о чем- то задумался.
— Что странно? — не выдержала я.
— Понимаешь, у нас уже не первый такой труп находят. Поначалу ставят диагноз инфаркт миокарда. При этом обнаруживаются все признаки ишемической болезни сердца. Все покойные — мужчины, и в этом ничего удивительного нет, так как по статистике с женщинами такая беда случается гораздо реже. Но что удивительно, все мужчины в возрасте около тридцати лет, что уже несколько странно. У всех после смерти в крови был обнаружен алкоголь. У кого-то больше, у кого-то меньше. И вот тут начинается самое интересное. Абсолютно у всех был обнаружен антабус, причем не больше одного грамма.
— Что обнаружено? — не поняла я.
— Тетурам, — пояснил Валера и, видя, что легче мне от этого не стало, добавил: — Ну, хитрое такое средство, которое алкоголикам при кодировании зашивают в этих, как их называют? В пористых капсулах. Ну, «торпеда».
— Ничего не понимаю! — искренне призналась я.
— А чего тут понимать, — опять встрял Володя. — Летальная доза антабуса — тридцать грамм. Это если ничего не пить. А если в крови алкоголя будет больше хотя бы на один процент, что на самом деле крайне мало, то достаточно всего одного грамма антабуса, и без экстренного вмешательства врачей смертельный исход гарантирован. Особенно если до этого у человека уже были проблемы с сердцем. Тут уж даже медицина бессильна.
— А ты откуда знаешь?
— Вот те раз! Что значит — откуда? Химик я или лохмен беспонтовый?
— Допустим, химик, — согласилась я, игнорируя его в высшей степени экстравагантное сравнение. — И что же это получается? Вроде бы человек умер от инфаркта, а на самом деле его отравили?
— Получается, что так, — кивнул головой Володя. — Если, конечно, он не был закодированным алкоголиком и сам не решил остограммиться.
Я вопросительно посмотрела на Гурьева.
— Не знаю, как твой персонаж, — развел он руками, — но что касается уже известных мне покойничков, никто из них хроническими запоями не страдал. Все, кстати, очень приличные люди. Явно не из ядреного пролетария. Кто-то там выпивал с приятелями по пивку после работы, кто-то только по праздникам рюмку-другую себе позволял, но такого, чтобы кодироваться идти, ни одного не было. Вот и ты говоришь, что парнишка тот тоже не пил.
— Это не я говорю, а жена. Я не проверяла. Хотя на хроника он не похож, это точно.
— Да нет, ребята, это несерьезно, — махнул рукой Володя. — Я не медик и понятия не имею, как там проводятся все эти кодирования, но сдается мне, если бы проблема заключалась в «торпеде», то антабус был бы явно не в количестве одного грамма.
— Не знаю, не знаю, — озабоченно покачал головой Гурьев. — Одно могу сказать наверняка: никто из этих ребят в момент смерти не находился в состоянии сильного алкогольного опьянения, так, что называется, слегка выпимши. Однако, чтобы окочуриться, этого хватило. И еще такой нюанс. Либо они все были в одиночестве и, почувствовав недомогание, просто не сообразили вызвать «Скорую». Либо кто-то им в этом помешал. Скажи мне как специалист по ядам, — он повернулся к моему мужу, — какими симптомами сопровождается отравление антабусом?
— Я могу ошибаться, — ответил Володя, явно польщенный сомнительным комплиментом Валерки, — но, по-моему, признаки ишемии — общая слабость, шум в ушах, тошнота, нарушения сердечного ритма, подавленность и еще страх смерти.
— Не очень-то приятно, — я даже передернула плечами. — Ничего удивительного, что в таком состоянии человек может растеряться и попросту забыть о том, что можно обратиться к врачу. Особенно если ничего подобного с ним прежде никогда не случалось.
— Согласен. — Валерка откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в потолок.
— Эллочка, кстати, говорила, что когда нашли ее мужа, у него было оторвано две верхние пуговицы на рубашке. Приступы удушья при этом бывают? — я тоже вопросительно уставилась на Володю.
— Очень даже может быть, — ответил он, хмурясь, но по довольному выражению лица было видно, что он чувствует себя героем дня. — И потом, это может быть побочным синдромом страха смерти. Если человек думает, что он вот-вот умрет, что в нашем случае, к сожалению, оказалось, мягко говоря, недалеко от истины, он испытывает состояние стресса, при котором непроизвольно учащается дыхание, а
