сейчас по домам и по койкам. Нам еще надо передачу провести.
— А я пойду Зародину позвоню, — сказал Валера. — Завтра сбор в семь часов ноль-ноль минут на этом же месте.
— Не кабинет, а шпионский притон какой-то, — с облегчением вздохнула я, надевая поданный мне Костей плащ.
Глава 10
Еще вечером перед сном я запретила себе думать о MONTE-KLAR'е, о казино, покере и Константине. Потом, уже утром, с неохотой выползая по-под теплого одеяла и завистливо глядя на блаженно посапывающего Володьку, запретила еще раз. По дороге, зябко кутаясь в плащ и еще не совсем поправившись — меня слегка знобило и все еще держалась небольшая температура, — запретила себе в третий раз.
На работе я выслушивала обстоятельные объяснения Галины Сергеевны по поводу будущего сегодняшнего эфира, глядя между строк, пробегала глазами принесенные Лерой распечатки, отдавала какие-то распоряжения по обустройству студии, инструктировала нашу машинистку Свету, которая, как всегда, выслушивала меня с предельно серьезным видом и изредка кивала головой. Пашка бестолково слонялся из угла в угол, не зная, чем себя занять, и не решаясь просто плюхнуться в свое любимое кресло. Валерий с утра на работе не объявлялся. Кости тоже нигде не было видно, потом Лера сказала мне, что он куда-то повез Евгения Ивановича. Я забеспокоилась, успеют ли они вернуться, но тут же в очередной раз опять запретила себе об этом думать.
Мы все, словно члены какого-нибудь тайного общества, встречаясь глазами, быстро отводили взгляд и, не сговариваясь, ни словом не напоминали друг другу о предстоящих вечерних событиях.
Время тянулось мучительно долго. Я старалась найти себе какое-нибудь занятие, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься. Попробовала обсудить с Лерой и Галиной Сергеевной план будущей передачи. Они предложили мне несколько кандидатур. Выяснилось, что кто-то в нашей команде еще печется о работе. Однако я была теперь не в том состоянии, чтобы внимательно прислушиваться к их советам и принимать трезвые решения, поэтому обреченно махнула рукой, попросив у них примерный план по каждой из героинь и твердо пообещав заняться этим в выходные.
Галина Сергеевна побежала исполнять мое поручение, видимо, ей тоже требовалось чем-то себя занять. Валерия ушла на студию проверять микрофон.
Наконец пришло время эфира. Аккуратная Светлана Лентаева предусмотрительно приехала на студию за час, успела побывать в цепких лапах нашего гримера и теперь с любопытством разглядывала студию, веселенько украшенную разноцветными огнями, и с удивительным проворством умудрялась уворачиваться от вездесущих операторов, разъезжающих по павильону вместе со своими камерами.
Перед самым началом я подошла к нашей героине и попыталась ее успокоить. Однако выяснилось, что художница совершенно не нервничает, держится прекрасно, с нетерпением и интересом ожидая начала передачи.
Прозвучал сигнал пятиминутной готовности. Мы сели в просторные кресла, я натянула свою коронную улыбку и, чувствуя привычный прилив волнения, стала отсчитывать секунды. Как-никак прямой эфир — это не запись. Тут нельзя допускать ошибок, все надо делать набело. Сколько раз я уже, так сказать, выходила на сцену и каждый раз повторялось одно и то же: ладони становились мокрыми, коленки неприятно вибрировали, в желудке образовывалась пугающая пустота, как перед кабинетом стоматолога, в горле пересыхало, из головы напрочь вылетали все слова, однако в нужный момент всплывали откуда-то из глубин памяти.
Я бросила тревожный взгляд на нашу героиню и почти успокоилась. От Светланы Владимировны исходило приятное чувство уверенности и добродушной заинтересованности. Похоже, на этот раз мне повезло: она и сама прекрасно со всем управится.
Мои прогнозы оправдались. За всю передачу я произнесла от силы дюжину фраз, часть которых составляли неизменные объявления рекламной паузы. Зато Лентаева говорила много, говорила с увлечением, но без излишней суетливости. О своих детских посещениях художественной школы, о том, что еще в университете безумно влюбилась в сюрреалистов и начала заниматься ими вплотную. Скромно поведала о том, что сама она скорее не художник, а искусствовед, продемонстрировала студии свою новую книгу, объяснила, где и как искала для нее материал. Много и интересно говорила о своих творческих приемах, о том, как со временем менялись ее пристрастия и манера письма. Публику интересовали зарубежные поездки художницы, рассказы про выставки в Европе и в Америке. Впрочем, рассуждения Лентаевой о художественной жизни нашей страны, наиболее популярных течениях и направлениях современного искусства тоже не остались без внимания. Одним словом, передача удалась на славу. Все были довольны: и я, и Галина Сергеевна, и Светлана Владимировна, и любознательные зрители, и даже сердитый Евгений Иванович, который вернулся из своей поездки и изъявил желание присутствовать на съемках, что случалось с ним крайне редко.
Сразу после окончания передачи я побежала к Косте, а Леру попросила найти Гурьева и задержать кого-нибудь из гримеров. Мы собрались в моем кабинете, только Валерка где-то задерживался, и гример обещал подойти чуть позже.
И тут случилось самое неожиданное. На пороге моего кабинета появился Евгений Иванович с тремя букетами роз, коробкой конфет, бутылками шампанского и коньяка.
Я, Галина Сергеевна, Валерия, Павлик и даже Костя, как всегда промостившийся на подоконнике, удивленно переглянулись.
— Ну что, Ирочка? — сказал Евгений Иванович, протягивая мне один из букетов. — Позволь поздравить тебя с юбилеем и всех остальных тоже.
Он вручил букеты Галине Сергеевне и Лере, а бутылки поставил на стол.
— С каким юбилеем, Евгений Иванович? — я была совершенно потрясена.
— Как это с каким? — с притворным негодованием всплеснул руками Кошелев. — Да как же ты могла забыть? Сегодня состоялась ваша сотая передача. И передача получилась просто прекрасная. Несмотря на то что предыдущую вы бездарно провалили, я согласен об этом забыть, и от имени администрации телестудии, а также всех благодарных зрителей спешу поздравить вас с этой торжественной датой. С предыдущей героиней у вас вышел прокол, но я прекрасно понимаю, что случилось это не по вашей вине. Зато сюжет о художнице наверняка поднимет рейтинг «Женского счастья».
— Н-да, — растерянно промычал Пашка. — Не было бы «…счастья», да несчастье помогло.
— Так что давайте выпьем за все ваши прошлые и будущие удачи, а также за самую замечательную, самую очаровательную и неутомимую ведущую на тарасовской телестудии. — Евгений Иванович решительно открыл шампанское. — Стаканы-то у вас есть?
Лера торопливо поставила на стол наши чашки, Кошелев быстро наполнил их и пригласил всех к столу.
— Костя, а ты чего сидишь в сторонке? Присоединяйся к нам. Ты, конечно, официально не числишься в Ирининой команде, но тебе чаше других приходится катать их по всему городу. Так что — это отчасти и твой успех. Ну, будьте здоровы!
Кажется, Евгений Иванович всерьез собирался устроить нам небольшой праздник. При других обстоятельствах мы бы, конечно, обрадовались. Но не теперь, когда на счету были драгоценные минуты… Валерий, очевидно, еще в коридоре услышавший странный шум, робко заглянул в кабинет, удивленно уставился на нас, покачал головой, покрутил пальцем у виска и счел за благо удалиться до лучших времен. Я нервничала, но рассказать обо всем Кошелеву не решалась. Ссылаться на усталость тоже было глупо, так как нам все равно пришлось бы еще задержаться, а это выглядело бы откровенным издевательством: начальство тактично вытурили, а сами продолжили праздник. Оставалось только ждать.
Впрочем, вскоре Евгений Иванович деликатно попросил прощения, пожелал счастливого вечера и удалился.
— Слава богу! — сказал Павлик, засовывая за щеку очередную конфету. — Я уже думал, что наша
