представить! Достаточно было видеть батюшкины храмы запечатанными, все постройки сломанными, все завещанное великим старцем, по приказанию Царицы Небесной, уничтоженным. Во главе стоял лжеученик Серафимов, стремившийся стереть с лица земли юную обитель, и ему поклонялись, думая служить истине, не только безграмотные, неразвитые и слабые духом крестьянки, но также и дворянки, видимо образованные, добродушные, но, конечно, увлекавшиеся внешним благочестием окружающих. Настоящий ученик Серафимов М. В. Мантуров, отдавший обители Дивеевской все свое достояние, был без всякого влияния и значения как бы уничтожен Иваном Тихоновым, прославленным в Петербурге среди великосветских дам, не имеющих, естественно, ни опыта, ни знаний для отличия духовной истины от вражьей прелести. Нелегко было смотреть на все это блаженным, дивным старицам Дивеевским и молча терпеть скорби от врага человечества! Оставалось изливать свое горе на могиле батюшки Серафима, который невидимо укреплял их и продолжал совершать чудеса.
Из числа совершенных чудес с приезжими, записанных своевременно, замечательны следующие (монастырский архив, см. брошюру Дивеевского издания 1874 г., Москва).
Один купец Костромской губернии, Павел Михайлович Иконописцев, в продолжение долгого времени каждый год в определенный день приезжал в Дивеевскую обитель. В одно из своих посещений он передал старшей сестре в гостинице Анне Захаровой (монахине Ревекке) следующий рассказ. В первый приезд свой, когда он ехал со своим приказчиком из Сарова домой, остановились они по дороге в Серафимо-Дивееве. Отстояв вечерню, собрались в дальнейший путь, но сестра обители, бывшая в то время в гостинице, Агафья Иларионовна, уговаривала их остаться на ночь, чтобы утром осмотреть находящиеся в обители вещи о. Серафима и еще потому, что ночь могла их захватить в дороге. Однако уговоры сестры не подействовали, и думая себе, что достаточно поклониться на могиле о. Серафима в Сарове, а потому не для чего уже останавливаться в Дивееве, они поехали своей дорогой. Не успели они отъехать версты от Дивеева, как вдруг их накрыла туча непроглядной темноты, так что от снега не белела и не светлела дорога. Затем поднялся такой страшный буран, что хотя они ехали и по большой дороге, но совершенно потеряли след, лошади встали, а ямщик прямо объявил, что не знает, куда ехать, и окончательно замерзает. Холод все крепчал, и путники, сознавая, что неоткуда получить помощь, начали отчаиваться в спасении. Сколько они ни молились, ни призывали на помощь св. угодников, положение становилось безотраднее, и вскоре предстояла им ужасная смерть. Но вдруг Иконописцев воскликнул, как бы очнувшись: «Эх, братцы, и мы-то хороши! Были мы на поклонении отцу Серафиму, а его помощи и не просим! Давайте попросим его!» Тогда все трое, собрав последние силы, стали на колени и начали усердно молиться Богу и просить помощи о. Серафима, чтобы не умереть им без покаяния. Не успели они окончить своей молитвы, как вдруг услышали, что возле них кто-то шаркает по снегу и говорит: «Ей вы! Что это где засели? Ну-ка, вот ступайте за нами, мы вас выведем на дорогу!» Глядят, а мимо них старичок и старушка везут салазки и оставляют по себе большой след. «Поехали мы по следу, — говорил Иконописцев, — чудно да и только, след виден, голоса покрикивают: 'Сюда, сюда за нами!' И видно-то нам их, а захотим догнать и лошадей пустим, — никак не догоним, диво да и только! Целая тройка, а простых салазочек не догонит! Так вот мы по следу-то все ехали да ехали и вдруг точно упали в какой-то овраг и застряли: ну, думаю, — беда! А голоса-то и кричат: 'Не бойтесь, не бойтесь, ничего, ступайте за нами!' Действительно, преблагополучно выехали мы из оврага и снова поехали по следу, как вдруг показались огни, след, салазки и старик со старушкой пропали, а мы, выехав на огонь, очутились в Елизарьеве селе, всю ночь проплутав». Этот старичок со старушкой были, несомненно, о. Серафим и мать Александра, и потому, веря, Иконописцев ежегодно приезжал благодарить их в Дивеево.
Монахиня Магдалина Тихвинского женского монастыря из г. Нежина Черниговской губ., урожденная Мария Павловна Шахова, родившаяся в Петербурге и жившая с пятилетнего возраста в монастыре, поехала по благословению Черниговского епископа навестить сестру свою в Троекуровский женский монастырь, которую не видала 30 лет. Проведя здесь некоторое время, она поехала также в Саровскую пустынь, согласно давнему желанию своему, и остановилась в монастырской гостинице, называемой Черной, находившейся под ведением о. Николая. Заболев здесь жестокой лихорадкой, она пролежала целые пять недель. Отец Николай, гостинник, видя такую сильную болезнь, думал, что, видно, она пришла умирать к ним. Во все время болезни матери Магдалины он был весьма внимателен и добр к ней, сам приносил чай, пищу и, уходя, всегда запирал келью, чтобы никто из посторонних не беспокоил больную. И вот 2 августа, когда мать Магдалина лежала в запертой келье, вдруг вошел к ней без молитвы и дозволения какой-то монах в шубе, с сумой за плечами, в лаптях и в кожаной полумантии. Удивленная и недовольная мать Магдалина испуганно спросила: «Кто вы, батюшка? Как вы вошли, когда я лежу больная и дверь моя заперта? Что вам нужно?» «Я, Серафим, пребываю здесь! Ступай на источник!» — ответил он. «Не могу, батюшка, я очень слаба», — отвечала она. «Ступай!» — повторил о. Серафим несколько раз и затем удалился. Видя, что никого уже нет, мать Магдалина подошла к двери, чтобы убедиться, заперта ли она, отворила ее и спросила: «Где монах, который сейчас был у меня?» На это все находившиеся в коридоре ответили, что никакого монаха не было, и вместе с тем сами спросили, с кем она разговаривала, ибо слышали, что кто-то говорил с нею. Изумленная мать Магдалина возвратилась в келью. Несколько часов спустя опять явился ей батюшка о. Серафим в суконном кафтанчике, подошел к постели, сел на край и приказал ей непременно идти на источник, чтобы исцелиться там. Но мать Магдалина боялась и подумать об этом, так была слаба, вследствие того она отговаривалась. На другой день перед ранней обедней в третий раз явился ей батюшка в белом балахоне и, приподняв ее с постели, строго приказал идти к источнику получить там исцеление. Тогда мать Магдалина побоялась ослушаться и немедля пошла на источник. Она все-таки не разделась, а стала под желоб в юбке и кофте. Когда облила ее холодная ключевая вода, то она услышала громогласный, выходящий как бы из желоба голос: «Исцелена Магдалина!» Ужаснувшись от этих слов, она воскликнула: «Верую, Господи, что я исцелена, и благодарю Тебя!» Осмотревшись затем кругом, она убедилась, что никого нет вблизи. Взяв с собой в бутылку воды, мать Магдалина возвратилась в Саров. Удивился о. Николай этому чуду, ибо знал, до какой степени она была слаба, а теперь она шла одна. Тут же о. Николай рассказал, как он сам получил исцеление от лихорадки. К нему также явился о. Серафим и сказал: «Разве ты не знаешь моего источника, ступай на него!» Как только он искупался, совершенно выздоровел. Мать Магдалина, возвратившись с источника, напилась чаю и легла. В тонком сне она вновь увидала о. Серафима, который сказал ей: «Теперь иди в Дивеев!» «Зачем же идти мне туда; там нечего делать?!» — ответила она. Но батюшка несколько раз повторил приказание идти в Дивеево и добавил: «Все мое там, и я сам постоянно и более всего там пребываю». Когда мать Магдалина проснулась, то все это передала Саровскому пещернику о. Парфению, прося записать все случившееся. Он решительно отказался, говоря: «Ступайте в Дивеев, там запишут; иди, иди в Дивеев; это великая благодать, тебе и сам о. Серафим на то указал; там запишут непременно, потому что там более всех почитают его! И Бог знает, что еще будет из нас и из Дивеева! У нас вот три раза видели горящие свечи на могиле его, да и то мы не верим и ничему не поверим, пока на гробе его разве что-либо ясное случится».
Монахиня Каллиста рассказывала (тетрадь № 1), что однажды (в 1840 г.) ее послали с матерью Февроньей в Арзамас на своей лошадке. По дороге они встретили молодого послушника, взаимно поклонились друг другу и спросили, из какого он монастыря. «Саровский, — сказал он, — а вы?» «Дивеевские», — ответили они. «А, родные наши!» — воскликнул послушник. Сели они отдохнуть и разговорились. Послушник передал им, что идет за бумагами, всего три года живет в обители, служил смиренному иеромонаху
