своему Иоанну. Он меня благословил, сжал мою руку, удержал меня и говорит: 'Чадо мое! Не скорби на меня, я там за все, за все тебе заплачу. Мы с о. Серафимом там вместе на седьмой степени... А что такое седьмая степень? Это где обитают херувимы и серафимы; там и мы с ним!' Я проснулся в трепете да и смутился. Спрашивал старцев: не прелесть ли это или бред? А они мне ответили: 'Нет, это тебе было откровение, чтобы ты не скорбел на своего старца и уповал на их молитвы'». Дивеевские сестры очень утешились рассказом Саровского послушника.
Один иеромонах жил в Сканской пустыни, близ г. Крас-нослободска, который был ранее послушником в Сарове. Однажды он пришел к о. Серафиму за благословением выйти из обители. Батюшка ему не препятствовал, а сказал: «Иди в Сканскую пустынь, но, радость моя, какие бы ни встретились тебе скорби, никуда не выходи из обители». Так он по благословению о. Серафима и вступил в Сканскую пустынь. Вскоре его постригли в рясофор, потом в мантию, посвятили в иеродиаконы, наконец и в иеромонахи. Много лет прошло, жил он в Скане, а скорби никакой не видел; наконец начал сомневаться в словах, сказанных ему батюшкой Серафимом. Но вдруг случилось следующее обстоятельство: к нему ходила прачка, старушка, любившая божественное и слушать жития святых, которые монах ей изредка читал. А братия, возмущаемая врагом, явилась к игумену, прося выслать его из обители и говоря: «Если его не вышлешь, мы все разойдемся: он живет на соблазн всем!» Игумен удивился, призвал иеромонаха к себе и допросил. Последний без смущения сказал откровенно, что он читает старушке житие святых и толкует ей Священное Писание. Игумен воспретил ему принимать старушку, но не выслал его из обители. Тут иеромонах вспомнил предсказание о. Серафима. Вскоре он сильно заболел, и в это время ему было откровение. Он увидал Господа в славе, окруженного Царицей Небесной, Иоанном Богословом, Иоанном Предтечей, Симеоном Богоприимцем и батюшкой Серафимом. На о. Серафиме был блестящий венец, а на венце несколько крестов. Впоследствии этот иеромонах со слезами убеждал дивеевских сестер не оставлять ни по каким скорбям святой обители, основанной таким святым праведником, который имеет подобное дерзновение у Господа. «Он и там за вас всех ходатайствует у Престола Божия, — говорил он, — и я, убогий, рад бы лечь хоть у врат вашей св. обители!» (Монастырский архив).
Великий старец о. Серафим приказал М. В. Мантурову, по возвращении его из имения генерала Куприянова, никуда не выезжать из Дивеева, что он строго исполнял, несмотря на нравственные муки, претерпеваемые им от вмешательства в дела Дивеева и уничтожения заветов о. Серафима Иваном Тихоновым. Последний весьма тяготился тем,-что Саровский игумен и старшая братия не удостаивали его повышения и все держали в звании послушника и канонарха, так как он не мог ни благословлять, ни исповедовать своих дивеевских сестер. Оставить и выйти из Сарова было страшно Ивану Тихонову после запрещения о. Серафима и предсказания, что в случае выхода он не узрит лица Серафимова ни тут, ни на том свете и никогда уже не вернется в Саров. Приказание великого старца о. Серафима не покидать Сарова, однако, стесняло его действия и парализовало бы его влияние на Ди-веево, потому что кому же лучше было знать все недостатки Ивана Тихонова, как не саровской братии, и они не дали бы ходу его чрезмерному честолюбию. Строгие требования игумена, непрестанные послушания в конце концов смирили бы Ивана Тихонова, но он решился скинуть с себя это необходимое для монашествующего подчинение. Теперь он задумал сделаться строителем, попечителем, духовником и благочинным Дивеева. Петербургские покровители его поддержали, и Св. Синод запросил преосвященного епископа Тамбовского Николая: почему монах Иоанн Тамбовский, находящийся в Саровской пустыни, до сих пор не посвящен в иеромонаха?
В ответном рапорте игумена и братии Саровской пустыни (Монастырский архив), посланном Его Преосвященству на тот же запрос, говорится, что «в пустыни у них нет никакого монаха Иоанна, а есть только рясофорный послушник, кано-нарх Иван Тихонов Тамбовский, который такого самовольного поведения, что если не переменит образа жизни и характера своего, то, по общепринятым, положенным правилам и уставам оной пустыни, никогда не может быть пострижен в монахи от общежительного пустынного братства».
Этот самый «общебратственный» Саровский рапорт преосвященный Николай отправил в Синод, вместо своего ответа на Указ о немедленном посвящении Ивана Тихонова в иеромонахи. Тогда Св. Синод объяснил лицам, которые ходатайствовали о нем, что если Иван Тихонов желает быть иеромонахом, то должен выйти из Саровской пустыни. Узнав это, лжеученик Серафимов решился ослушаться приказания великого старца не покинуть пустынь.
27 декабря 1844 года прибыла в Дивеевскую обитель девица Елисавета Алексеевна Ушакова, помещица Тульской губернии, 25 лет от роду. Благословен был Господом этот день как для нее, так и для обители! Родившись 30 августа 1819 года, она была в числе двух сестер и четырех братьев в семье светской, готовящейся для беззаботной мирской жизни. Веселая, любившая музыку, Елисавета Алексеевна после чтения книг святителя Тихона Задонского вдруг изменилась совершенно и почувствовала призвание к духовной жизни. Трудно было решиться покинуть родительский дом, склонить отца на благословение поступить в монастырь, но при помощи Господа и Царицы Небесной судьба ее устроилась; родитель дал свое благословение, и Елисавета Алексеевна, не имевшая понятия о монастырской жизни, но знавшая понаслышке о Дивеевской общине и дивной жизни основателя ее о. Серафима, направилась в этот монастырь, предназначенный ей для величайших испытаний и трудов.
Как известно, в это время была начальницей общины Ирина Прокофьевна. Сестры жили в тесных и маленьких кельях, а за неимением своего монастырского священника ходили к обедне по праздникам в свои Рождественские церкви, а по будням иногда и в приходскую Казанскую церковь. Как только Елисавета Алексеевна была принята, ее поставили петь на клирос, что немало удивило ее, а затем поручили ей письменную часть, ведение совершенно незнакомых отчетов. Кроме того, Иван Тихонов заставил ее учиться живописи в предназначенной ей келье, где по многолюдству неудобно было работать. Ей пришлось трудиться, не отказываясь даже от черной работы, как возки в поле навоза, жнитва, косьбы и проч. Любовь к о. Серафиму и стремление приобрести должное послушание и смирение выучили нежных и избалованных барышень этим трудным работам. Елисавете Алексеевне пришлось вести расчеты по приемке дров для обители, и часто крестьяне являлись к келье, в какое им заблагорассудится время, стучали и говорили ей: «Слышь, дровяная казначейша, принимай да расчет подавай!» И на рассвете, и во всякую погоду приходилось Елисавете Алексеевне выходить на зов крестьян и исполнять многочисленные свои обязанности. Земля, купленная отцом Серафимом для летнего собора, была без употребления, и весь материал, приобретенный для него на пожертвованные деньги, истрачен был Иваном Тихоновым при постройке Тихвинской церкви. Но наконец настал день, определенный Господом для разрешения этого вопроса! Чтобы уничтожить со временем память о мельничной обители о. Серафима и основать свой собственный монастырь, духовно ослепленный Иван Тихонов хотел построить собор не на купленной батюшкой Серафимом земле, а в трех верстах от обители, на пустоши Ломовка, где был небольшой лесок и речонка. Дабы склонить на это преосвященного Иакова, который еще доверял Ивану Тихонову, он объяснил Владыке, будто бы земля, ранее предназначенная под собор, вся изрыта «дудками», из которых добывали прежде железную руду, и ввиду этих подземных ходов немыслимо строить тяжелый каменный собор: земля осядет, и все здание может разрушиться в один прекрасный день. На пустоши Ломовка можно устроить Дивеевский скит, и там гораздо лучше и безопаснее строить собор. Уверенный в успехе, Иван Тихонов даже очистил место под собор в трех верстах от Серафимовой обители, но преосвященный Иаков не согласился перенести весь монастырь с места первоначального устройства. Тогда Иван Тихонов выбрал место не в обители, а в поле, действительно изрытом дудками, и опять начал готовить к закладке собора.
Для правильного обсуждения вопроса в 1848 году преосвященный Иаков отнесся официально к местному, Ардатовскому исправнику Павлу Логгиновичу Бетлингу, прося его осмотреть местность, выбранную Иваном Тихоновым, и донести свои заключения.
Для описания событий, сопровождавших закладку летнего Дивеевского собора, имеется драгоценный материал: 1) записка самого исправника Бетлинга и 2) брошюра, неизвестно кем составленная, под заглавием «Краткое повествование о Свято-Троицком соборе Серафимо-Дивеева монастыря» (тетрадь № 15). Записка Бетлинга вшита в следующее его письмо к игумений Марии, от 15 апреля 1889 года, из сельца Ознобишина Ардатовского уезда: «К Вам, как к современнице иеромонаха Серафима Саровского (?), препровождаю в полное монастырское распоряжение мои воспоминания о начальном устройстве собора во вверенном Вам монастыре. При сем, на случай сомнений, прилагаю в подлиннике и само черновое мое письмо к преосвященному Иакову, ветхость коего свидетельствует о его неподдельности. Если же Вы найдете, что эти воспоминания мои ни для монастыря, ни для печати духовной или светской не годны, то
