этого Коктейбля писательство — вроде визы, как еврейство для Израиля.
И ведь что самое ужасное — как год встретишь, так его и проведешь.
Первая презентация книжки в кафе «Скво-Вадис» поразила меня тем, как по-разному люди воспринимают нас — больных на голову одной и той же писательской болезнью. Лично меня читатели спрашивали о прогнозах использования виртуальных личностей в будущем, о психологических аспектах этой игры в мультиперсонала, о реалистичной и высосанной из пальца фантастике…
Зато Марте, которая выступала там же как мама серии «Библиотека Макса Фрая», задали только один, но сильный вопрос: «Кто получает гонорары — Макс Фрай или Светлана Мартынчик?» И дискуссия получилась куда оживленнее. Я даже призадумался: может, в следующий раз создать не виртуальную раздолбайку, вроде Мэри Шелли, а виртуального банкира, вроде Березовского?
Вторая, февральская встреча с читателями происходила в книжном магазине. Прямо в народе, так сказать. Началась она в 16 часов, когда все взрослые люди въябывают на работе, как последние шестеренки. Неудивительно, что к моему приходу магазин был как селедкой забит школьниками. Только у самого входа толпились критик Бережной и писатель Санчес в компании двух-трех половозрелых девушек. Они побаивались школьников и думали о спасительной выпивке.
В центре толпы за микроскопическим столиком сидели Горчев и Букша, как два полузадушенных хорька посреди бройлерной фабрики. Я пытался скрыться в толпе, улыбаясь девочкам-нимфеткам и вынашивая новый план дьявольского «автопиара» (этим красивым татарским словом называют мои шутки в столичных газетах). Попросту говоря, я хотел спереть в этом магазине пару своих же книжек. Но запланированного скандала не вышло, потому что меня отловили и засунули в круг к Горчеву и Букше.
В круге было страшновато. Школьники толпились и пялились. Кольцо сжималось. Казалось, они вот-вот начнут вскрывать меня, как Банева в «Гадких лебедях».
Я решил слегка разрядить ситуацию — сказал, что Макса Фрая нет и скорее всего не будет никогда. Затем я представил тех, кто есть. И начал продвигать Букшу, назвав ее книгу «отличным пособием по терроризму».
Букша возмутилась и сказала, что ей не надо таких ассоциаций, когда в стране антитеррористическая операция. Из задних рядов толпы сразу закричали с интересом:
— Говорите погромче! Встаньте на стул!
— Нам и так неплохо, — буркнул умирающий Горчев.
— Зачем же вы пригласили журналистов, если вас не видно? — сказали из толпы.
— Мы не приглашали журналистов, — парировал я.
— Мы сами журналисты, — акцентировала Букша.
— Эй, не надо грязи, я не журналист! — ожил Горчев.
Завязалась дискуссия, но тут пришли какие-то люди и отобрали у нас табуретки. Пришлось обратно стоять. Публика пялилась и сжимала кольцо.
Я предложил задавать вопросы. У самого стола обнаружился пацан лет одиннадцати. Он спросил, о чем моя книжка. Я замялся. На презентации в «Скво- Вадисе» было легко говорить про шизофрению и искусственный интеллект — там сидели бородатые дядьки. А тут дети, как им объяснишь? В конце концов я на пальцах показал, что книжка про Интернет и про будущее.
— А-а, футурология, — спокойно резюмировал пацан лет одиннадцати.
«Хуя себе», — сказал я себе. И снова вспомнил Стругацких с ихними лебедями-живодерами.
К моей великой радости, тут пришел Макс Фрай, то есть Марта, более умудренная в таких мероприятиях. Публика ломанулась ее душить. Но Марта ловко вскочила на стол и нанесла несколько ударов ногами. Тут уже дискуссия завязалась не на шутку. Мы же с Горчевым и Букшей решили под шумок свалить в «Мани Хани», чтобы срочно принять несколько лекарственных препаратов. Но на выходе нас поймали и потребовали автографов.
— Если вы так красиво будете всем подписывать, у вас рука отвалится, — сказала читательница, которая была по счету пятидесятой.
— Фигня, я уже надрочился, — скромно ответил я… и вспомнил, как говорил американскому поэту Евгению Евтушенко почти то же, что сказали мне сейчас.
В какой-то момент выяснилось, что все свои книги я уже подписал, и теперь мне суют на подпись Фрая. Я указал одной девушке на эту чудовищную ошибку. Девушка засмущалась, покраснела:
— Ах, вы знаете, я ведь в первый раз…
Вспоминая ее в «Мани Хани», я с грустью думал о том, что пора, пора уже прекращать тусоваться с алкоголиками и лузерами вроде Горчева. Надо работать с молодежью, с такими вот приятными литературными девственницами. Ведь в нашем возрасте, а тем более в нашей стране, расслабляться нельзя. Только расслабился — чпок! Вокруг одни лузеры, алкоголики и другие новорусские христиане.
Нет, если уж возвращаться в прошлое, то сразу подальше — туда, где никакого лишнего хайтека. В феврале на улице Садовой из-за ремонта полностью отменили автомобильное движение. Ах, как хороша Садовая без машин! Особенно вечером. Улица тут же возвращается в свое естественное неспешное состояние. Сразу и люди становятся заметны, и дома симпатичные.
Там, на пешеходной Садовой, я назначил встречу корреспонденту журнала «Город», который решил взять у меня интервью. И даже корреспондент не подвел! Вылитый Чехов, с бородкой, а по жизни — доцент русской филологии. Пока мы с ним болтали в кафе, у него сперли кошелек. Ну полный провал в XIX век!
А обещают и больше: по словам Валентины Матвиенко, в дни празднования 300-летия Санкт-Петербурга старые хрущевские дома прикроют красочными щитами. Эта современная версия «потемкинских деревень» будет использована, в частности, на Волхонском шоссе, по которому будут следовать делегации гостей Петербурга. Поговаривают, что и сама Матвиенко на время праздника прикроется фанерным щитом с изображением Николь Кидман. Неужто высокодуховный город Питер наконец победит все ужасы нашего времени?
Опять размечтался, несчастный! Как учат в восточных единоборствах, когда ты касаешься противника, ты одновременно делаешься уязвимым. Однажды закрутившись, издательская машинка ни за что не отпустит автора после одной книжки. Не успел еще лавровый глист писательской славы разрастись в моей голове после «Паутины», а издатель Назаров уже показывает обложку «2048». На обложке нарисован лысый мужик, подозрительно похожий на самого Назарова.
Вскоре звонит пи*арщица Ольга из «Амфоры», просит надиктовать биографию для рекламной брошюры про будущие книжки. Всю в деталях? — спрашиваю. Нет, говорит Ольга, только самое прикольное. Вот, говорит, к примеру, как про Букшу начинается: «Ксения Букша родилась в семье староверов…»
Ну хорошо, говорю, слушайте: «Алексей Андреев родился в семье электриков…» И прямо чуть не заплакал, до того прикольно.
Но больше всего нервирует редактор. Раньше, вычитывая «Паутину», он только хвалил меня за язык. Дескать, как приятно работать с грамотным автором, не то что с каким-нибудь… (далее упоминаются Стогов, Лимонов и еще пяток кассовых авторов «Амфоры»). Но теперь редактор убеждает меня, что надо уважать читателя и немного спускаться на его уровень из своей сетевой крутизны. Иначе будут книжки только для небольшой группы врубающихся.
Я в ответ убеждаю его, что у меня все равно никогда не получается спускаться на уровень. Даже когда я берусь составлять банальный сборник хайку, получается такой гипертекст, который разве что через двадцать лет оценят, когда Япония отберет у нас всю Камчатку.
В конце концов приходит главный редактор Назаров, и они прессуют меня вдвоем. Издание «2048» решено отложить на осень — чтобы выпустить сразу двухтомник, весь роман до конца.
Ясен пенть, после такого нажима моя писательская болезнь опять обостряется. Самым тяжелым ее проявлением становится мечта о ноутбуке. Почти вся книга написана на отличном карманном «Псионе». Но я вбиваю себе в голову, что редактировать надо на чем-то крутом. Иначе какой я, нахрен, великий писатель? Люди в Коктейбле будут показывать на меня пальцем:
— Вы слыхали, Андреев пишет романы на «Псионе»!
— Ха-ха, может у него еще и бумажный блокнот есть?
— Хи-хи, как вы меня насмешили, у меня даже устрица в корсет упала!
Я дохожу до того, что обсуждаю ноутбуки с Носиком. Он говорит, они морально устарели. Нафига эти чемоданы с дисками, если есть карманный комп с флэшками на гигабайт. Блин, а ведь этой же мыслью руководствовался я сам в 1999 году, когда пошел покупать ноутбук, а вместо него купил «Псион». И спустя четыре года выслушиваю те же правильные советы от других. Вот что делает с людьми приобщение к писательству! Мы тупеем на этой войне, господа.
В марте мечта идиота о безбашенном компе сбывается. Принесли. Корпус поцарапанный, на мониторе черные пятна, одной резиновой «ноги» нету. Настоящее китайское качество, плюс американский «восстановленный» экспорт, плюс чисто русский маркетинг (особенно эта непереводимая фраза «Он не нулевый, но и не б/у»).
Все окружающие надо мной издеваются. Леха Рерих говорит, все то же самое можно было найти за двести баксов. Ксюша говорит, что я купил себе какой-то дурацкий плеер. Сестра Арина говорит, что комп без PowerPoint никуда не годится. Идея о том, что я сэкономил себе два кубометра жилой площади, никого не греет. Никто не понимает нужды великих русских писателей, бля.
С появлением ноутбука я снова впадаю в ботанический образ жизни. Хотя на улице уже весна, и даже прогулки в безлюдном ЦПКиО начинают отвлекать от работы. Весной я обычно стригусь. А это, как ни крути, оздоровляет. Без волос, среди таких же лысых, но уже пробуждающихся деревьев в парке, я чувствую гармонию. Я сижу на мостике, пью пиво и слушаю птиц. Ужасно не хочется писать никаких романов. Ну хватит, хватит уже! Разве не ясно, что лучшая книга о человеке — это телефонная книжка? Абсолютно лаконичная и максимально функциональная. А в остальном каждое написанное слово — это потерянный взгляд на мир.
Но мерзкая тварь албана не отпускает. И даже в окружении весенней природы она умудряется найти мне подходящее рабочее место. Через дорогу от нашего дома — кладбище. До сих пор я никогда не был там, хотя регулярно пугал по ночам водителей, когда на вопрос «А куда конкретно на Черной Речке?» пьяным голосом отвечал: «Кладбище там, знаете?» Теперь я сам отправляюсь с утра на кладбище, чтобы дописать очередную главу.
По вечерам меня оттуда выгоняют. «Мы, — говорят, — до семи работаем». А сами едут внутрь на «мерседесе»! Надо узнать, может, у них есть какой- нибудь VIP-сервис, чтоб на всю ночь…
