рейхстаге, рассыпавшись в заверениях, что Германия не имеет к Франции никаких претензий, даже не будет касаться проблемы Эльзаса и Лотарингии. А уж тем более нет причин для нарушения дружбы с Англией. Из-за чего ссориться-то? Смешно сказать, из-за какой-то «мертворожденной» Польши! Хотя ответа от западных держав фюрер не ждал, уже 10 октября он зачитал своим военачальникам длинный меморандум о состоянии войны и вручил им Директиву № 6 на разработку операции против Франции.
Меморандум же, составленный накануне, 9 октября, четко ставил задачи: не анализировать другие возможности, а руководствоваться «необходимостью продолжения борьбы». «Цель Германии в войне должна… состоять в том, чтобы окончательно разделаться с Западом военным путем, т. е. уничтожить силу и способность западных держав еще раз воспротивиться государственной консолидации и дальнейшему развитию германского народа в Европе».
Правда, и ответы Даладье и Чемберлена были отрицательными. Гитлеру они уже не верили. Сколько же раз можно на одни и те же грабли наступать? Писали, что нельзя «полагаться на обещания нынешнего правительства Германии», Даладье требовал гарантий «подлинного мира и общей безопасности», Чемберлен тоже, указывая, что если Германия хочет мира, нужны «дела, а не только слова». Что ж, для фюрера это стало хорошим пропагандистским поводом обвинить Запад в эскалации войны. Вот только наступление все же пришлось отложить, но вовсе не из-за поисков мира. Выяснилось, что нужно несколько месяцев для ремонта танков, участвовавших в польской кампании, для накопления запасов горючего, боеприпасов — их имелось в наличии лишь треть боекомплекта.
Планы очередной войны, против Франции, опять активизировали «генеральскую оппозицию». Опять риск, и если с Польшей сошло с рук, то уж с Францией и Англией — точно кончится позором и новым унижением! Тут уж явно всплывал призрак Первой мировой и Версаля. Но, как совершенно справедливо отметил видный исследователь Второй мировой войны У Ширер, в действительности эта «оппозиция» яйца выеденного не стоила. И не шла дальше кулуарной болтовни и сплетен. Гальдер, Браухич, отставной Бек возмущались, высказывались за то, чтобы сместить Гитлера, даже арестовать его. Однако ни в каких конкретных действиях это не выражалось. Потому что рисковать своими шкурами они желали еще меньше, чем «шкурой» Германии.
Опять же, генералы теоретически были не против того, чтобы избавиться от фюрера и заключить мир с Западом. Но при этом хотели сохранить все прежние, уже осуществленные завоевания! И сохранить полученные от фюрера чины и награды. Что было проблематично. Доходило до курьезов. «Оппозиция» назначила себе срок 5 ноября. В этот день планировалось предъявить Гитлеру «контрмеморандум», и если он не примет генеральских требований, начать действовать. Ну и что? Предъявили. Фюрер дал им нахлобучку за нерешительные настроения. И генералы принялись резво выполнять его указания. Как пишет Ширер, «каждый раз, когда «заговорщики» излагали условия, при которых, они будут действовать, эти условия
Центров реальной оппозиции обозначилось только два. И оба встали на путь контактов с противником, то есть измены. Одним стал статс-секретарь МИД Вайцзекер, который направил в Берн своего эмиссара Кордта для переговоров с британским представителем Корнуэллом-Эвансом. Другим — начальник абвера адмирал Канарис. Он строил прогнозы не на стратегических возможностях германской армии, не на моральных и политических факторах, как Гитлер, а на чисто арифметическом соотношении ресурсов и военного потенциала немцев и западных держав (учитывая и США). Приходил к выводу о неизбежности поражения и решил загодя связаться с англичанами. Точнее, сам Канарис в игре не участвовал, но позволил вести ее своим помощникам Остеру и Донаньи. Через обер-лейтенанта Йозефа Мюллера они установили контакты в Риме с иезуитом доктором Лейбером, доверенным лицом папы Пия XII, и британским послом в Ватикане Осборном.
В общем-то, ни группировка Канариса, ни ее партнеры по переговорам реальных сил и полномочий не имели. Дело свелось к теоретическому прощупыванию позиций на уровне дипломатов и спецслужб — на каких условиях мог бы быть заключен мир. Сходились на том, что в Германии должно смениться правительство, а немцы при этом настаивали на оставлении за ними уже захваченных территорий и предоставлении им свободы рук в Восточной и Центральной Европе. Осборн соглашался, что англичане могут пойти на оставление Германии Австрии и Судет при условиях отстранения Гитлера и того, что немцы «не предпримут никаких наступательных действий на Западе» (многозначительно умалчивая о действиях на Востоке). Да и папа римский, судя по германским источникам, готов был выступить посредником в заключении мира, который предусматривал бы «урегулирование восточного вопроса в пользу Германии».
То есть объяснять особенности «странной войны» чистым «пацифизмом», как это делают западные авторы, вряд ли объективно. Если Чемберлену и Даладье после мюнхенского надувательства даже из соображений политического престижа просто нельзя было идти на соглашение с Гитлером, многие влиятельные деятели и военачальники западных держав (во Франции — большинство) были вовсе не против того, чтобы замириться. При условии, если Германия вновь станет «предсказуемой» и (как ей и предназначалось), обратится против СССР. С той же целью президент США направил к Гитлеру в марте 1940 г. своего личного представителя Уэллеса.
Но фюрер, даже если бы и захотел, не мог в это время повернуть против русских. По той же самой причине, по которой кайзер Вильгельм II не мог в 1914 г. вести войну на один фронт. Наступать на Россию, втянуться в ее огромные пространства, оставив в тылу 110 французских дивизий, было слишком рискованно. Если и не нанесут удар в спину, то могут в подходящий момент вмешаться и под угрозой удара продиктовать условия мира, сведя на нет все усилия и плоды побед. Словом, как уже говорилось, оптимальными представлялось последовательное сокрушение западных и восточных соседей, соответствующее старому плану Шлиффена.
И в чисто оперативном отношении за основу брался все тот же план Шлиффена. Директива № 6 от 9 октября предписывала: «На северном фланге Западного фронта подготовить наступательные операции через люксембургско-бельгийско-голландскую территорию. Это наступление должно быть проведено как можно более крупными силами…» То есть так же, как у Шлиффена, предусматривалось обойти французские пограничные укрепления путем нарушения нейтралитета стран Бенилюкса, прорвавшись через их границы. И германские генералы добросовестно отработали именно такую операцию, повторившую план 1914 г. — сосредоточение главных сил на северном фланге и прорыв, после чего англо-французские армии окружаются, прижимаются к границам Германии и Швейцарии и уничтожаются.
А удара со стороны России Гитлеру бояться не приходилось. Хотя Советский Союз не объявлял войну Англии и Франции (впрочем, и Гитлер сперва не хотел настораживать их, даже запретил своим подводным лодкам топить британские корабли, чтобы не нарушить выгодное ему состояние «странной войны»), фактически Сталин стал союзником фюрера. 31 октября 1939 г. на сессии Верховного Совета СССР Молотов обосновывал новую идеологическую линию: «За последние несколько месяцев такие понятия как «агрессор», «агрессия» получили новое конкретное содержание… Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира. Роли, как видите, меняются… Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это — дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемая фальшивым флагом «борьбы за демократию»… Мы всегда были того мнения, что сильная Германия является условием прочного мира в Европе».
Коминтерн предписал коммунистам всех стран «начать широковещательную кампанию против войны и разоблачать происки Англии». И глава этой организации, прежний обличитель нацизма Димитров, теперь провозглашал: «Легенда о якобы справедливом характере антифашистской войны должна быть разрушена». На полную катушку заработал в данном направлении советский пропагандистский аппарат. Очень важным фактором стало и экономическое сотрудничество. В Германию начались поставки продовольствия, горючего, стратегического сырья. В 1939 г. немцам предоставили товарный кредит на 180 млн. марок, потом еще на 500 млн. Только за 12 месяцев, с февраля 1940 по январь 1941 г., СССР поставил Гитлеру 1 млн. тонн кормовых злаков, 900 тыс. тонн нефтепродуктов, 100 тыс. тонн хлопка, 500 тыс. тонн фосфатов, 100 тыс. тонн хромовой руды, 300 тыс. тонн железа и чугуна, 2400 кг платины, марганцевую руду, металлы, лес. Немцам разрешили пользование Северным морским путем, дозаправку и
