переминался с ноги на ногу. Видно, что-то хотел сказать, но не решался: в избе у нас сидели приехавшие из другого села родственники.
— Раздевайся, — сказал я. — Будем книжку читать про Соловья-разбойника.
Яшка загадочно проговорил:
— Читать после будем, а сейчас айда со мной…
— Куда? — спросил я.
— Пойдем — узнаешь.
Я быстро оделся, и мы вышли.
— Бери лыжи, — сказал Яшка, — я тоже возьму.
— Куда мы пойдем, зачем? — спрашивал я.
Яшка поправил на голове шапку, зачем-то посмотрел на заснеженную крышу сарая и заговорил, понизив голос:
— Знаешь что, Вась… В Евдокимовой сеннице сова большая живет.
— Ну и что же? — сказал я.
— Поймать ее нужно.
— Зачем?
— Надо… Снесем учителю, он из нее чучелу сделает. Алексей Петрович говорил попу, что у него дятел есть, сорока, утка, а вот совы нет… Он обрадуется.
Яшкино предложение удивило меня. Взяв длинные хворостины, мы стали на самодельные кленовые лыжи и отправились за село, к Евдокимовой сеннице. Было солнечно и морозно. Чем ближе подходили к сеннице, тем больше охватывало нас волнение.
— А тебе кто говорил, что там сова живет? — спросил я.
— Сам видал.
— Когда?
— Недавно. С дядей Максимом вечером проходили, а сова из сенницы вылетела.
— А может, она сейчас еще где-нибудь сидит.
— Нет. Дядя Максим сказывал, что сова всегда здесь живет. Днем она слепая, а ночью видит.
Когда мы подошли к сеннице, Яшка зашептал:
— Я буду хворостиной в застрехах щупать, а ты иди за мной. Как только спугну сову, тут же бей в нее шапкой.
— Ладно, — согласился я и, сняв малахай, осторожно пошел за товарищем.
Едва он успел поднять хворостину и ткнуть в два-три места, как из-под соломенного навеса вылетела большая птица. Это получилось так неожиданно, что мы оба растерялись и стояли точно вкопанные. А сова, долетев до соседнего гумна, ткнулась в омет соломы и, беспомощно махая крыльями, упала в снег. Мы стали на лыжи и помчались к гумну. У Яшки что-то не ладилось с креплением, и он отстал. А я, добежав до омета, со всего размаху бросился на притаившуюся птицу и накрыл ее шапкой. Яшка, задыхаясь, кричал издали:
— Только за хвост не бери — вырвется!..
Увязая по пояс в снегу, он подошел ко мне.
— Не бойся, теперь не вырвется. Давай лезь рукой под шапку, — взволнованно сказал я.
Насмотревшись вдоволь на пойманную сову, мы пошли к учителю. Во дворе нам встретился сторож Елизарыч.
— Эге! Это что за зверь такой у вас? — прищуривая глаза, шутливо спросил он.
— Это сова, — ответили мы.
— Со-ва-а! — протянул Елизарыч и покрутил головой.
— Дома Алексей Петрович?
— Дома, дома, ступайте… Ах, дошлые!
Войдя в кухню, мы остановились перед дверью комнаты учителя и в один голос громко отчеканили:
— Алексей Петрович!..
Дверь открылась, и вышел учитель — в очках, с книжкой.
— Здравствуйте, — сказали мы.
— Здравствуйте, друзья-приятели, — ответил учитель. — Зачем пожаловали?
— Вот вам для чучелы принесли, — протягивая учителю сову, сказал Яшка.
Алексей Петрович положил на стол книжку, поправил на носу очки.
— Ой-ой-ой! Какая красавица! — беря сову, сказал он… — И ни одно перышко не повреждено… Это совсем хорошо.
— А мы ее не за хвост ловили, а шапкой, — объяснил Яшка.
Алексей Петрович велел нам немного обождать, а сам, любуясь птицей, ушел в комнату. Вернувшись, он дал нам с Яшкой по медному пятаку и сказал:
— Молодцы!
Попрощавшись с учителем, мы пошли домой, чувствуя себя на седьмом небе.
Шли дни. Жизнь в классе текла обычным порядком: писали под диктовку, решали задачи, читали вслух заученные стихотворения Пушкина, Некрасова, Майкова. Поп награждал щелчками за неусердие к «закону божию» или прохаживался линейкой по головам невнимательных учеников — такие уж были порядки.
Домашние уроки мы обычно готовили у нас, и я всегда помогал Яшке. Труднее всего давалась ему арифметика. Казалось бы, и задача другой раз совсем простая, а он мучается, никак не может ее решить. А все потому, что по-прежнему больше надеялся на меня: я решу, а он у меня спишет.
Однажды мы долго засиделись за уроками. Пришел отец, и мать стала собирать на стол.
— Эй вы, студенцы! — гремя ухватом, позвала она нас. — Обедать надо!
Я посмотрел на мать и пригласил Яшку обедать. Мать ничего не сказала. За столом отец подсмеивался над нами:
— Так, так, дружки-приятели. Значит, учитель не хочет, чтобы вы вместе сидели… — И, стряхивая крошки с бороды, добавил: — И правильно делает. Тут что-то неладно.
— Алексей Петрович не любит тех, кто списывает у других, — сказал я.
Отец усмехнулся и строго заметил мне:
— И тех тоже не любит, которые дают списывать. Яшке надо самому думать хорошенько, тогда толк будет.
Наступили зимние каникулы. Из соседнего села приехала к нам тетка Анна, отцова сестра, и увезла меня к себе в гости. Это случилось так внезапно, что Яшка даже не видел, как я уехал.
Оставшись один, он решил сам, без помощи, хорошенько подумать над задачами, без ошибок выполнить письменные упражнения, выучить наизусть стихи. Но это дело ему оказалось не под силу.
Когда я вернулся домой, Яшка тут же прибежал к нам.
— Уроки выучил? — спросил я.
Яшка потупил глаза, помолчал немного, потом ответил:
— Выучил только стихотворение и решил одну задачку…
Но я и в этом сомневался и тут же потребовал:
— Ну-ка, давай проверим…
Взяли задачу, в которой говорилось:
«Купец продал десять пудов шерсти и выручил триста двадцать пять рублей; двадцать рублей он уплатил за работу шерстобитам, а пятнадцать рублей израсходовал на разные покупки. Нужно узнать: почем продавал купец пуд шерсти и сколько у него осталось денег?»
Спрашиваю Яшку:
— Какой ответ у тебя?
Он отвечает, но как-то неуверенно:
