существования, отогревает холодные черствые сердца, пробуждая в них любовь.
Если же к морю выбраться нет возможности, остается река Кубань. Бурная, непослушная, разгоряченная, как необъезженная дикая лошадь. Неуправляемая стихия во время схода снега с гор, река затапливает станицы и города. Она и разоряет, и питает, и дарит прохладу.
Душным летом, с пением цикад звездной ночью и стрекотом кузнечиков в знойный полдень, жизнь в городах замирает. А в станицах в самом разгаре уборочная. Не важно — день ли, ночь — комбайны работают в полях без остановки, идет тяжелый сбор урожая: пшеница, рожь, подсолнух, кукуруза… Кто не ел кубанского хлеба, кто не знает запаха настоящего подсолнечного масла (не рекламного, вкуса резины, из которой делают галоши)! Кубанское масло — ярко-желтое, с оранжевинкой, словно плавится солнце, а запах (!) — голова кружится и немедленно появляется зверский аппетит. Кубанская красавица, 'вскормленная' на душистом хлебе, и коня на скаку остановит, и в избу горящую войдет, потушит огонь, а потом борщ сварит, да такой — от кастрюли не оторвешься (не чета супу из кубиков).
Настоящая казачка горда и величава, не даст себя в обиду. Без разницы, живет она в городе или в станице — удаль казачья, гордость и свобода у неё в крови. Глаза — огонь, губы яркие, подпаленные солнцем. Женщины этого края красивы той настоящей (натуральной, без пластических операций) красотой, которой в мире осталось мало. Зацелованные солнцем, с вольным ветром в душе, они живут, переполненные радостью, с ощущением: 'Как прекрасен этот мир!'.
Кубань — это васильковая синева небес. Бездонная синева, которая притаилась в женских глазах. Кубань — это звенящее перешептывание тополей и акаций, это влажные ночи лета, которое начинается в мае, а заканчивается в ноябре. Это цветной ковер разнотравья степей, и суровые величественные Кавказские горы, и особенный, всюду узнаваемый южный говор — вместо чистого (г) — (хгэ) с придыханием.
А еще это край вечных тружеников. Говорят: 'Воткни в кубанскую землю палку — вырастет дерево', но поговорка права лишь отчасти. Земля требует от человека много терпения, сил, любви и труда. Если палку эту не пропалывать, не окучивать, не поливать и удобрять — ничего из неё не вырастет. С ранней сияющей зари начинают работать люди, а заканчивают, когда уже темно.
Есть какое?то гипнотически–притягательное удовольствие наблюдать за сгущающимися сумерками, окутывающими все вокруг. В домах зажигается свет, за каждым окном — огонек. Громко вдруг залает собака — кто?то постучал в ворота (сосед или гость). Плотный ужин, как полагается, вот и еще один день миновал. Жизнь идет размеренно и чинно. Кубань — край традиций и правил. Горестное или радостное событие, праздник ли, простой выходной — проходит все традиционно и спокойно. И в конечном итоге все возвращается в свою обычную 'колею' — к работе. Что посеешь, то и пожнешь. А пожинают настоящие хозяева всегда чуть больше, чем предполагалось. Земля как бы благодарит людей за их труд. Человек и природа здесь неразделимы, каждой клеточкой своей ощущаешь эту связь с землей, с самой природой. Отголоски пения станичных петухов слышны и в городе. Да вот они сами: напротив девятиэтажного дома расположился частный сектор с пышными садами и 'живым' хозяйством. Поэтому по утрам вместо будильника — петушиное кукарекание, а днем можно наблюдать, как во дворе щиплют траву козы. А происходит все это почти в центре Краснодара, столице края.
Когда на Кубань прокрадывается осень, ласково шурша опадающей листвой, солнце становится мягче, перестает безжалостно Жарить. В парках воцаряется умиротворяющая тишина. А на базарах — изобилие. Благодатная земля–кормилица каждую осень одаривает людей богатым урожаем, и нет предела её щедротам. Красок таких не найти, чтобы нарисовать натюрморты рынков и ярмарок края. Отдыхающие наедаются не персиками и яблоками, а помидорами 'Бычье Сердце' — розово–алыми, размером в два кулака, они чуть треснутые от напора мякоти.
— Дэвушка, дорогая! Ай, красавица, подходи, пробуй, угощайся! — наперебой зазывают черноглазые продавцы. Если поторговаться, да улыбнуться — отдадут все, что хочешь, в два раза дешевле. Прилавки ломятся, глаза разбегаются, душа радуется. Чего только нет!
Гроздья винограда, пропитанные солнцем, не идут ни в какое сравнение с привезенным из?за границы виноградом, который уступает и в сочности, и в сладости, и в крупности кубанским винным ягодкам. Каждый дом, даже балконы пятиэтажек, оплетает виноградная лоза. Любой житель юга настаивает вино. Оно с особенным солнечным привкусом, с каким?то удалецким вольным хмелем разливается по телу, будоражит кровь, словно стремительная раздольная песня знаменитого на весь мир 'Кубанского казачьего хора'.
Льется вольная песня со сцен Германии, Франции, Италии, и возникают перед глазами бескрайние просторы, золотая пшеница и треск вечерних костров на скошенных лугах. Рукоплещет хору и сытая Америка, и ничему не удивляющаяся Европа, стоя приветствуют исполнителей, крича: 'Браво!', не понимают слов, но тянутся душой… Куда? Наверное, в степь, вдохнуть запах только что скошенной травы, испечь картошку в костре, полюбоваться низкими звездами. Кажется, протяни руку — и сорви звезду, небо над самой головой, и где?то совсем рядом поет песню сверчок. Теплое октябрьское солнце обволакивает, ласкает. Ещё можно купаться в море и загорать, ещё ломятся рынки от персиков и яблок, трещат по швам горы арбузов. И вот, когда последняя картошка выкопана, а элеваторы засыпаны зерном доверху, наступает — нет, не зима, а какое?то особенное время года, некий 'гибрид'. Прохладная свежесть поздней осени соединяется с отголосками ранней весны, в этот 'коктейль' добавляется привкус зимы. Это значит, что в новогоднюю ночь снова зарядит дождь, за три месяца календарной зимы — три дня снега. Это 5–10 градусов тепла, когда по всей России стужа. А если вдруг и опускается градусник до 'минус пяти', то держится такая погода не больше недели. Зима 'ломается' подобно кондиционеру в летний зной. Выглядывая в декабре за окно, наслаждаясь солнечными лучами, вспомнишь о смене времен года только по деревьям без листвы и молчанию птиц. Но иногда на Кубани случаются чудеса — выпадает настоящий снег. Что и произошло прошлой зимой. Практически месяц в крае мело и вьюжило. Транспорт остановился. Крыши домов прогибались под многометровым слоем снега. Пораженные, восхищенные, не готовые к настоящей зиме, люди не расставались с лопатой и фотоаппаратом. Бескрайние степи в мгновение ока затерялись в снегах, исчезли в белом великолепии, словно Атлантида… А зима ушла так же внезапно, как и появилась. И вот уже сводит с ума буйством красок молодая, сочная листва, одурманивают запахами цветущие жерделы и яблони. Ждет людей черная плодородная земля. Мягкая, рыхлая, она 'дышит', готовая к 'работе'. И солнце, солнце повсюду!
Разве может солнце светить вечно? Пугая и восхищая своей нескончаемостью, словно убегающая в даль, манящая в путь дорога меж золотых полей. Когда?нибудь этот сияющий палящий диск опускается за горизонт и… остается. В пшеничных выгоревших волосах девушек с солнечными поцелуями–веснушками, в озорных, лучистых улыбках детей. Солнце в сердце гостеприимного хозяина. Он уже накрыл на стол, разлил по стаканам молодое вино и ждет гостей у калитки дома.
— А закат?то алый. Быть ветру, — лузгая семечки, окликнет соседка тетя Маша.
— Главное, дождя не видать, — ответит сосед.
Значит, завтра снова будет светить обжигающее, с подпалинами, пьянящее солнце. Бесконечное. Как жизнь.
Колода воспоминаний
Наша память — это пыльные антресоли. Там, наверху, хранятся отдельные эпизоды, яркие события или грустные мелодии давно минувших дней. Со временем воспоминаниям становится тесно. Некоторые из них рассыпаются в прах, изъеденные молью, другие — теряются. Но все они — грустные и смешные, о любви, о детстве, о родителях и друзьях — создают необыкновенную картину того времени, в котором кто?то жил, любил, терял… Картину жизни, которая была…
БЫЛА и осталась — в фотографиях, письмах, стихах и воспоминаниях.
На антресолях нашей памяти хранится вечность.
Я сижу за столом перед книгой. Учусь читать. Ноги бултыхаются в воздухе, едва доставая до пола. Мне 5 лет. А в комнате суета и спешка — это родители собираются в гости. Мама подходит и наклоняется
