на голом теле.
Подобные заключения порождали лавину дополнительных вопросов, как-то: наблюдалось ли сие в такой-то провинции? Во всех командорствах и королевствах? В ордене вообще? Свершалось ли сие по античным обрядам? Записано ли сие в тайных уставах? Начались ли все такие несчастия по утверждении ордена Святым престолом?
Скрупулезно исследуя «истину» один на один, добирались до ордена в целом.
После «допросов с пристрастием» признания поступали хорошо, зато перед комиссией понтификата посыпались отказы, ретрактации.
Когда члены комиссии развернули сто двадцать семь вопросов пятистам пятидесяти тамплиерам, собранным в саду монсеньора епископа, дабы парировать общие обвинения ордену, председатель, зачитав латинский текст, спросил: «Не угодно ли прослушать французский перевод?»
Присутствующие возмутились: «Латыни более чем достаточно! Не хватало еще и по-французски выслушивать подобные гнусности! Все это ложь и клевета с начала до конца».
Справедливо. Но сплошная ли ложь? В конструкции лжи, выстроенной с одной тенденциозной целью, просвечивает нечто… правдоподобное.
Заметим: более всего следователей занимает ситуация приема новых братьев. Вряд ли удалось разузнать подробности жизни Тампля, что касается ритуала вступления в орден — здесь секрет, очевидно, хранился не слишком тщательно.
Почему не подумать о роли «бизутажа», то есть казарменной шуточки, полковой остроты и т. п.
Вспомним: Тампль, прежде всего, военный орден, здесь, так сказать, принимают рекрутов, пусть многим даже не придется воевать.
Этот «бизутаж» по сути своей не в силах блистать хорошим вкусом. Кто же всерьез обидится на такую, к примеру, остроту бывалого вояки: «А ну-ка, педики, тащите ключ от склада, кто лучше всадит, тому наряд вне очереди». Легко представить рецептора, изрекающего кандидату такое «бонмо»: «Что ж, паренек, если я для тебя слишком пылкий, найдешь среди братьев кого попрохладней».
Что-то в таком духе сказал кандидату Гуго де Пейро, визитатор Франции. И добавил следователю: «По-вашему, пошутить нельзя?»
Инквизитор: «Почему вы не подумали о смысле вашей шутки?»
Гуго де Пейро: «Сказал, да и все, кто будет думать о такой ерунде».
Инквизитор гнул свое, хотя Гуго де Пейро и заявил, что статус ордена абсолютно запрещает содомию.
Инквизиторы, преисполненные важности, не имеют права смеяться над лексикой кордегардии.
Почти все тамплиеры признавали ежедневность подобных шуточек, но возмущенно отрицали практику такого рода.
Перед понтификальной комиссией они равным образом признали наличие армейских острот, но явно удивлялись выводам следователей.
И говорили примерно так:
Брат Понсар де Жизи, прецептор Пейенса: «Это подлая клевета. Никто и никогда не давал братьям разрешения на плотские соединения и прочие перверсии».
Брат Эймон де Барбонн: «Три года я стоял на часах близ комнаты Великого магистра там, за морем, и не замечал ничего подозрительного ни в его поведении, ни у братьев».
Брат Жан дю Фур: «Меня заставили признаться в данном грехе, потом я отказался от своих слов, отказываюсь и сейчас».
Брат Жан де Сент-Бенуа, прецептор Иль-Бушара: «Никогда не видел и не слышал, чтобы подобные дела творились в нашем ордене».
Жан л' Англэ (персонаж сомнительный): «Никогда не слыхал разговоров насчет формального приказа какому-либо брату плотски любить другого».
Прочие свидетельства отклоняют бесчестное обвинение, не отрицая, впрочем, двусмысленных шуток во время рецепции.
Вопрос о так называемых «постыдных поцелуях» весьма серьезен. Очевидно, в ритуале рецепции такая практика с давних пор приняла аллюр «бизутажа».
Один из братьев рассказывает: рецептор после вполне торжественной церемонии обратился к нему таким манером: «А теперь поцелуй меня в жопу». На что кандидат ответствовал: «Нет, пусть лучше подохну».
Это, разумеется, несерьезно, однако весьма любопытно.
Я заметил касательно l' Épine (терний, позвоночник): речь идет об инициации не просто кандидатов, но неофитов, идущих путем новициата.
Увы, предназначенное когда-то избранным, деградировало до стандартной армейской шутки.
После знакомства с показаниями о ритуале рецепций остается впечатление, что даже высоким дигнитариям истинный смысл «поцелуя» неизвестен. Рецептор целует кандидата, кандидат рецептора, случайные поцелуи раздаются не важно кому, не значат ничего.
Мистерия поцелуя известна лишь посвященным, а не солдатам или горожанам. Надобно констатировать очевидный упадок инициатической идеи.
И все же вывод небезынтересен: на заре ордена Тампля существовала инициатическая практика и мэтры, способные учить.
В сердце Тампля действовала группа посвященных.
17. Отречение
Почти все тамплиеры на первом инквизиторском дознании отреклись от Иисуса Христа. Загадка так загадка!
«Допрос с пристрастием», разумеется, следует игнорировать, но почти все повторили признание на обычном допросе понтификальной комиссии.
И не только разные сержанты или служивые, но высокие дигнитарии.
Выдержки из первого допроса:
Все названные дигнитарии заставляли отрекаться новоизбранных братьев.
Ретрактации даже перед понтификальной комиссией случались редко.
К тому же существуют документы вне инквизиторского досье.
Англичанин Джон Эвр пригласил обедать Уильяма де ла Фенна, прецептора Уэсдела. Гость передал жене хозяина книгу — там было написано: Христос не родился от девы, он просто лжепророк, распятый за
