Нил (?. с, p. xxxviii) говорит о восточном требнике: «Эти три тысячи страниц — как бы ни назывались там строфы — представляют собой каноны и оды, все эти Troparia, Idiomela, Stichera, Stichoi, Contakia, Cathismata, Theotokia, Triodia, Staurotheotokia, Catavasiai — и прочие. Девять десятых восточного требника — поэтические». Помимо этого, мы находим поэтические отрывки и в других литургических книгах: Paracletice или Великий осъмогласник (Октоих), в восьми частях (на восемь недель и воскресений), малый «Осьмогласник», «Триодь» (на период великого поста) и «Пентекостарий» (на пасхальный период). Нил (p. xii) подсчитал, что все эти тома заняли бы как минимум 5000 печатных страниц в четвертую долю листа мелким шрифтом в две колонки, и 4000 из них были бы поэтическими. Он выражает удивление по поводу «откровенного неведения об этой богословской сокровищнице, накапливавшейся не менее девяти веков, в котором предпочитают пребывать английские церковные ученые». Мы уважаем ценность этих поэтических и богословских сокровищ, однако немногие согласятся с ученым англиканином, энтузиастом и поклонником Восточной церкви.
В предисловии Нил говорит о своих переводах: «Я полагаю, что это в буквальном смысле слова единственные английские переводы фрагментов из сокровищницы восточных гимнов. Вряд ли в римском требнике есть какой?нибудь гимн первого или второго сорта, который не был бы переведен: у нас есть по шесть — восемь вариантов перевода некоторых из них. О восемнадцати же томах греческой церковной поэзии англоязычный читатель в настоящее время может судить лишь по моей маленькой книжке».
Из «Christian Remembrancer», l. с, p. 302. См. также Neale, Hymns of the Eastern Church, p. 13.
Архиепископ Тренч (Sacred Latin Poetry, 2d ed., Introd., p. 9) пишет: «Началась борьба между формой и духом, между древней языческой формой и новым христианским духом — последний старался освободиться от ограничений и уз, которые навязывала ему первая; она была для него не помощью и подспорьем, какими должна быть форма, но препятствием и слабостью — не свободой, а самым стесняющим рабством. Новое вино продолжало бродить в старых мехах, пока не разорвало их, но само не пролилось и не погибло, а было собрано в более благородные сосуды, более подходящие для него — новые, как и их содержимое». В пример этого процесса освобождения Тренч приводит Пруденция, который в целом еще следует законам просодии, но весьма вольно.
См. замечательные слова Тренча, I. с, р. 26 sqq., о важности рифмы. Мильтон, ослепленный любовью к классической древности, называет рифму (в предисловии к «Потерянному раю») «изобретением варварского века, для более выразительной подачи жалких тем и хромого размера; вещь тривиальная и не доставляющая истинного музыкального наслаждения слуху здравомыслящего человека». Тренч отвечает на это неуравновешенное суждение, указывая на рифмованные оды и сонеты самого же Мильтона как на «благороднейшие лирические произведения английской литературы».
«Забавно, — говорит Дж. М. Нил (The Eccles. hat. Poetry of the Middle Ages, p. 214), — что, отказавшись от чуждых законов, которые латиняне так долго славили, христианские поэты по сути просто возродили, но в более вдохновенной форме, древние мелодии республиканского Рима — рифмованные баллады, которыми наслаждались люди, сражавшиеся с самнитами, вольсками и Ганнибалом».
В своем Hymnus de S. Agatha, см. Daniel, Thes. hymnol., tom. i, p. 9, и Fortlage, Gesange christl. Vorzeit, p. 365.
Thesaur. rit sacr., цитируется в вышеупомянутом гимнологическом труде Konigsfeld and A. W. Schlegel, p. xxi, первый сборник.
Catal. vir. illustr., с. 100. См. также: Исидор Севильский, De offic. Eccles., l. i, и Overthur, в предисловии к изданию трудов Илария.
