борщ заплатили, — опять хихикнула она. — Заплатили, а не кушали.
— Ты Юле звонила? — сообразила я. — Официантке?
— Так мы ж подружки! Отчего не позвонить? Я ее спросила, не шибко ли вы злились.
— А если шибко?
— Как бы нам встретиться? — Она опять вздохнула. — Я бы вам всю правду рассказала.
— Я рада, что ты одумалась. — Я постаралась сдержать ликование. — А насчет встретиться… Что ж. Говори, когда, где?
— А можно я к вам приду? Муж-то дома?
— Не знаю, скорее всего, нет.
— Я уже туточки. У Паши сижу. Так я подойду?
— Постой… Ты уже здесь?
— Ну, почти. Мы чай пьем. В его будке.
— Поняла. Что ж, заходи. Постой. Надо узнать, дома ли Иван Иваныч. Я поняла, что с ним ты не хочешь встречаться?
— Не хотелось, бы, — подтвердила она.
— Подожди секунду. Анюта! — Я затрясла колокольчик с такой силой, будто хотела его во что бы то ни стало сломать. Даже забыла о кнопке для вызова прислуги, схватила допотопное средство, давно вышедшее из моды.
— Что случилось, Зинаида Андреевна? — вбежала в комнату перепуганная Анюта.
— Муж дома?
— Нет. Он рано уехал.
— А когда вернется, не знаешь?
— Сказал, что поздно. Работы, мол, много.
— Хорошо, — я кивнула. — можешь идти. — И в трубку: — Заходи. Стой! — спохватилась я. — Анюта, стой. А ты, Анисья, проходи на территорию. Жду. — Я дала отбой.
— Так она опять здесь! — с обидой посмотрела на меня Анюта. — Эта предательница!
— У Анисьи есть для меня важная информация. Поэтому ты сейчас пойдешь и встретишь ее. Проводишь сюда. Поняла?
— Да, — кивнула она. — Только…
— Потом. Мы поговорим об этом потом. А сейчас мне не до разговоров, понимаешь?
— Понимаю, — в ее голосе звучала обида. — Только…
— Анюта! — слегка повысила я голос. — Ты слышала, что я сказала?
— Да.
— Тогда иди.
Она ушла. Кажется, я нажила себе еще одного недоброжелателя. Не исключено, что вечером Анюта настучит о визите Анисьи Иван Иванычу. И черт с ней!
Я схватила Кики, прижала ее к груди и стала взволнованно ходить взад-вперед по комнате, поглаживая собаку:
— Спокойно. Только спокойно…
Минут через десять раздался деликатный стук в дверь. Нервы мои были на пределе, и я невольно вздрогнула, хотя ждала этого.
— Войдите!
Вошла Анисья, все с той же огромной безобразной сумкой в руках.
— Здрасьте, Зинаида Андреевна!
— Доброе утро.
— Где ж утро-то? Скорее день, — вздохнула она и проворчала: — Мы, бедняки, привыкли засветло подниматься, не то что вы, богатеи.
— А я уж было подумала, что ты с миром пришла, — усмехнулась я.
— Простите, — спохватилась она. — Можно я сяду?
— Да, садись в кресло.
Анисья поставила на пол свою чудовищную сумку и уселась, а я спустила на пол Кики. И тут случилось странное. Собака заворчала, потом оскалилась и вдруг с лаем кинулась на Анисью. Тойтерьеры невероятно храбры, несмотря на крошечный рост. Они всерьез считают себя настоящими собаками, большими и сильными, и, защищая хозяина, бывают крайне безрассудны. И с чего Кики решила, что мне угрожает опасность?
Анисья проворно поджала ноги, а я закричала:
— Фу, Кики! Фу!
Собака не унималась. Мне пришлось снова взять ее на руки.
— Чего это с ней? — поежилась Анисья.
— Не похоже, что вы с ней подружки. А говоришь, ты ее в мое отсутствие кормила!
— Да кормила же! Эй, собачка! — позвала Анисья. — Ты что, меня не помнишь?
Кики в ответ зарычала.
— Во тварь неблагодарная! — покачала головой Анисья. — Одно слово: животное!
— Животные подчас добрее и умнее людей, — возразила я.
— Да уж, конечно! Выкиньте ее за дверь, и дело с концом!
— Она сейчас успокоится.
Я спустила Кики с рук, но куда там! Она опять с лаем кинулась на Анисью. Это крохотное существо, всего-навсего тойтерьер, нападало на гору жира так отважно, что эта гора затряслась от страха, как лимонное желе. Анисья с ногами забралась на кресло и заныла:
— Убрали бы вы собачку, Зинаида Андреевна!
— Хорошо. — В самом деле, там перфоратор, тут взбесившаяся собака. Так никакого доверительного разговора не получится.
Я подхватила Кики на руки и пошла к двери.
— Анюта! Где ты, Анюта?
Появилась надутая горничная.
— Подержи Кики, пока мы с Анисьей поговорим.
— Слушаюсь, Зинаида Андреевна, — поджала губы горничная, но Кики у меня взяла. Та рвалась из ее рук, продолжая лаять на Анисью. — Собака, и та все понимает, — проворчала Анюта перед тем, как я закрыла дверь в свою спальню.
— Так-то лучше, — облегченно вздохнула Анисья и опустила ноги на пол. — Не то цапнет еще. Уколы потом делай. В живот. Больно, говорят.
— Кики привитая, — сухо сказала я. — Ну, перейдем к делу. Выкладывай, что там у тебя?
Она облизнула губы.
— Чтой-то вы, Зинаида Андреевна не так поняли. Девка-то и впрямь померла.
— Говори нормальным русским языком. Без всяких «чтой-то», «неужто», «надысь». Я прекрасно знаю, что ты это умеешь. Хватит кривляться. Не на сцене.
— Какая вы сердитая, — прищурилась Анисья. — Ну, как вам будет угодно.
— Замечательно! Вот так и говори. Постой.
Я подошла к тумбочке, на которой лежала моя сумочка, и достала из нее диктофон.
— Что это? — поежилась Анисья.
— Я хочу записать твои признания. Раз уж ты сама пришла, какой смысл это скрывать? Надеюсь, ты не возражаешь?
— Да пишите! — ухмыльнулась она. — Контора пишет.
— Тогда начинай. — Я нажала на кнопку и положила диктофон в метре от нее на соседнее кресло. — Микрофон чувствительный, так что каждое твое слово впоследствии будет воспроизведено. Так что случилось с Анжелой?
— Это я в нее стреляла.
— Что-о?!
— Что слышали. Я ее убила, говорю.
