отдела и разговаривал с ним предупредительно. Матвей понял, что секретарь его боится. Первый человек в районе! Другие его тоже боялись, но чтоб Сам! Матвей упивался своей властью. Кем он был еще совсем недавно? Нищим, крестьянским подростком. Сегодня он солидный человек, живет в райцентре, сытно ест, вкусно пьет, его уважают и боятся.
Была в его положении и другая сторона. Никто не хотел с ним дружить. Женщины сторонились. Матвей как-то съездил в Грязновку, отвез матери и младшим братьям богатые подарки. Мать подарки приняла, но попросила больше не приезжать.
- Ты теперь большой человек, известный, а нам тут жить, - сказала печально. - Вей свое гнездо, в наше не залетай…
Матвей вернулся злой и в тот же вечер напился. Скоро это стало повторяться, а потом вошло в привычку. На работе он не пил, с этим было строго, но дома отводил душу. От безысходности Матвей сошелся с квартирной хозяйкой, вдовой, старше его на двенадцать лет. Она его тоже боялась. Пьяным Матвей часто поколачивал ее - до синяков, но сожительница не жаловалась. Хоронила разбитое лицо под платком и тихонько плакала в уголке, тем дело и кончалось. Жизнь как-то шла. Она была хуже, чем ему хотелось, но много лучше, чем могла быть. Кроме того, оставалась надежда. Зимой 1941-го Матвей Спиридонов стал третьим секретарем городского райкома, ему пообещали учебу в партийной школе. Это означало, что его повысят и, скорее всего, направят в другой район. Но тут случилось война…
В первые дни Матвей ждал, что произойдет то, о чем писали газеты: враг будет разбит на своей территории и малой кровью. Но немец наступал, причем так стремительно, что в Городе запаниковали. Руководство района упаковало чемоданы, а когда Матвей пришел с вещами в райком, его срочно позвали к первому секретарю.
В кабинете первого были все члены бюро, в том числе начальник местного НКВД. Не тот, что когда-то велел Матвею писать донос (того расстреляли еще в прошлом году), а новый.
- Вы знаете приказ ставки Верховного главнокомандования об организации на оккупированных территориях партизанского движения, - сходу начал первый секретарь. - Есть предложение оставить для этой работы в районе товарища Спиридонова.
- Почему меня? - изумился Матвей. - Я даже в армии не служил! Стрелять не умею…
- И не нужно! - хмыкнул первый. - Задача партии - организовать. Стрелять будут другие.
- Но… - начал было Матвей, но первый прервал его: - Мы знаем товарища Спиридонова, как молодого, энергичного, преданного делу партии человека. Он беспощаден к врагам народа… - председатель сделал акцент на последнем предложении, и Матвей во внезапном озарении понял, что первый только что сполна рассчитался за прежний страх. - Есть предложение голосовать!
Члены бюро дружно подняли руки - каждый радовался, что выбор пал не на него. Матвей стоял оглушенный.
- Все будет хорошо! - успокоил его начальник НКВД. - Дадим тебе двух преданных комсомольцев, оружие, повозку, покажем базу… - энкавэдист был грузином и говорил с сильным кавказским акцентом. - Освоишься, найдешь людей, организуешь… Это ненадолго - Красная Армия скоро погонит врага.
Вечером того же дня Матвей с комсомольцами (их звали Петя и Вася) оказался в глухой лесной деревушке - это и была 'база'. Деревушка называлась Осиновка, название точно ей соответствовало. Пять потемневших изб, вокруг болота, поросшие чахлым осинником. Матвей с помощниками поселились в лучшей хате, выгнав вдову с детьми в сарай, и стали партизанствовать. Борьба с оккупантами велась на продовольственном фронте: время от времени Петя с Васей пригоняли корову или привозили на телеге поросенка. Иногда это были куры и лукошко яиц. Где они их добывали, Матвей не интересовался: отряд находился на оккупированной территории, здесь все принадлежало врагу; отбирая у него продовольствие, они врага ослабляли. Именно так Матвей объяснял ситуацию помощникам, те, хоть и мялись, но не спорили. Выселенная вдова, ворча и ругаясь, дни напролет варила и жарила мясо, которое Матвей обильно запивал желтым картофельным самогоном. Этим партизанское движение ограничивалось. Петя и Вася вместе с продовольствием приносили новости. Немцы крестьян пока не обижали. Те, воспользовавшись моментом, растащили колхозное добро, жили сытно и не имели никакого желания воевать за советскую власть. А буде добровольцы нашлись, воевать было нечем: на троих партизан Осиновки имелась одна винтовка, которую Вася с Петей носили по очереди, и наган Матвея. Патронов - по сотне на каждый ствол. Начальник Городского НКВД, провожая партизанский отряд в дорогу, советовал Матвею добывать оружие у врага. Матвей очень желал посмотреть, как бы это сделал прыткий энкавэдист. Если немцы громили и гнали миллионную Красную Армию, как могли противостоять им трое с одной винтовкой?
Оставалось ждать дня, когда Красная Армия прогонит врага, и можно будет без опаски вернуться в Город. Матвей не опасался, что с него спросят за бездействие. Объективные причины всегда можно найти. Напишет пару фальшивых донесений о боях - кто станет проверять? Разве сводки об урожае, которые райком направлял в область, были правдивыми? В обкоме радовались красивым цифрам, глядишь, и сейчас оценят. Наградят. Он остался в тылу врага, получив особо важное задание, в то время как другие бежали. Он сражался… Дадут орден. Красного Знамени или даже Ленина. Пете и Васе - по медали. Он похлопочет. Будут держать рот на замке. Не все так плохо…
Дни шли за днями, новости поступали все печальнее. Немцы по-прежнему наступали, Красная Армия катилась к Москве. Немецкие газеты (помощники приносили их время от времени) сообщали о скором падении столицы. Немцы обустраивались в Городе. Петя и Вася рассказывали о появлении полиции, старост в деревнях, о плановых поставках продовольствия рейху. Матвей все чаще со страхом думал о том, что немцы - это надолго. Что тогда? Рано или поздно они нагрянут в Осиновку. Принять бой? Их убьют сразу же: одна винтовка да наган, все стреляют из рук вон плохо. Сдаться? Немцы коммунистов безжалостно убивают. В Городе расстреляли четверых - тех, кто не сумел вовремя спрятаться. Оставался еще путь, о котором Матвей боялся думать, но все чаще и чаще мысленно к нему обращался. Пойманный коммунист немцам не нужен, но коммунист, который придет сам и будет полезен… Для начала сдать Петю и Васю. Невелики птицы, но для почина… До войны Матвей день и ночь пропадал в деревнях, знает всех активистов по именам и в лицо. Не все сбежали, многие маскируются. Такая информация немцев заинтересует…
Матвея не смущало предательство. Он не верил в идеи коммунизма, поскольку воплощал их в жизнь. Районные руководители говорили одно, а делали другое. Сверху были красивые слова про светлое будущее, а внизу шла бесконечная, безжалостная борьба с 'врагами', перемалывавшая на кровавой мельнице всех подряд - правых и левых, злодеев и невиновных… Советской власти нравилось убивать людей, немцы - тоже… Какая разница, кому служить? Вот только как перебежать? Петя или Вася, соберись он в Город, обязательно увяжутся следом, так просто не отвяжешься. Грузин-энкавэдист наверняка инструктировал их на этот счет. Присматривают за ним, следят… Придется убить. Матвей не умел убивать, боялся. Одно дело написать донос и выступить на собрании, другое - выстрелить в человека. Он не сможет…
От таких мыслей Матвей впадал в тоску и пил все больше. Пьяным выходил на выгон и стрелял из нагана, целясь в осинку на краю. Мазал, отчего свирепел. Деревенские, увидев его с наганом, прятались, Петя с Васей опасались подходить. Расстреляв барабан, Матвей шел пить дальше. Лицо его опухло, пожелтело, в правом боку поселилась ноющая, выматывающая душу боль. Донимала изжога, которую нечем было лечить. Матвей винил во всем мерзкий самогон, который местные жители гнали с помощью чугуна и тазика. Во время очередного приступа изжоги Матвей так костерил проклятое пойло, что Петя не выдержал и робко вмешался:
- У Семена Нестеровича есть хороший аппарат. Паровой…
- Кто такой этот Семен? - хмуро спросил Матвей.
- Староста деревни Долгий Мох, - пояснил Петя. - Его самогонку даже немцы хвалят. Люди сказывали…
- Пособник фашистов? - сощурился Матвей. - Запрягайте!
В другое время Матвей поостерегся бы ехать на такое дело средь бела дня (мало кто мог встретиться на пути!), отправил бы Петю и Васю, но уж больно жгло в глотке. Петя с Васей оживились - боевая операция! - и лошадь запрягли мигом. До Долгого Мха было недалеко, дорога стояла сухая, добрались быстро. У околицы Матвей предусмотрительно остановился и послал Васю на разведку. Тот вернулся скоро.
- Мужиков в деревне нет! - доложил торопливо. - Повезли хлеб в Город. Одни бабы…
- Показывай хату Семена! - велел Матвей.
Перед тем, как зайти в дом, он достал наган и резко открыл дверь. С лавки испуганно вскочила худенькая девка. Шитье, которым она была занята, упало на пол.
- Где староста? - зарычал Матвей.
Услыхав ожидаемый ответ, он стал ругаться, топать ногами, грозя лютой смертью фашистскому холую. На самом деле Матвей был рад, что все так складно получилось и Семена дома не оказалось - неизвестно чем бы кончилась встреча. Вояка из Матвея никакой, а на Петю с Васей надежды мало. В этот раз бояться не приходилось: перед ним застыла малявка, в руках у Матвея был наган, а за спиной стояли послушный комсомольцы. Ругался Матвей по привычке - перед властью должны трепетать! Пусть знают, кто в районе хозяин! К тому же гнев давал право на конфискацию. Матвей не осознавал, насколько жутко сейчас выглядит: опухший, с багрово-синюшным лицом, брызгающий слюной… Девка в страхе прислонилась к стене, и Матвей вдруг понял, что вот-вот сомлеет. Этого не хватало!
- Показывай самогонный аппарат! - велел строго.
Девка не сразу поняла, чего от нее хотят, но потом послушно повела в сенцы. За дверью в кладовке нашелся аппарат и большая стеклянная бутыль с самогоном. Матвей сунул наган за пояс, взял бутыль, зубами вытащил газетную пробку, глотнул. Это был нектар!
- Забирайте! - велел он Пете с Васей.
И тут произошло неожиданное.
- Не смейте! - закричала девка, вцепившись в рукав Матвея. - Это папино!
От неожиданности Матвей выпустил бутыль, та покатилась по полу, расплескивая драгоценную жидкость.
- Ах ты, сука!
Матвей ударил наотмашь. Девка отлетела, ударилась головой о косяк и безжизненно сползла на пол. Матвей первым делом схватил бутыль, потом глянул: девка лежала недвижимо. Из разбитой губы сбегала на подбородок алая струйка.
- Что встали! - зарычал Матвей на остолбеневших комсомольцев. - Грузите!
Комсомольцы послушно схватили аппарат и унесли. Матвей, хозяйским взглядом окинув кладовку, снял с гвоздя уже початый окорок и вот так, с бутылью в правой руке и окороком в левой, вышел на улицу. Комсомольцы и ждали его у телеги.
- Поехали! - велел Матвей.
- Там девушка… - хмуро сказал Петя. - Надо помочь.
- Дочь фашистского прихвостня?! - окрысился Матвей. - Едем!
- Она не прихвостень, - мрачно сказал Петя. - Это Настя… В одной школе учились.
Матвей перевел взгляд на Васю. Тот глядел исподлобья. Опытным нюхом тертого аппаратчика Матвей учуял бунт. Его следовало пресечь в зародыше.
