половина натуры Ивана Львовича осталась в потустороннем мире.
Тем неожиданнее и болезненнее для Георгия стало появление в их жизни другого мужчины. Вернувшись из армии, он обнаружил, что в их устоявшийся, наладившийся порядок вторгся совершенно чужой ему человек. Самое ужасное, что поводов быть недовольным отчимом не было. Олег Викторович был виноват уже только в том, что посмел занять место отца, причем по доброй воле матери. Ее намеки в письмах о том, что судьба подарила ей встречу с замечательным человеком, привели к новому браку. Они нашли друг друга в этом союзе. До возвращения Жорки из армии они успели переехать из одинарки в шумной коммунальной квартире в просторную двухкомнатную, где одна комната изначально предназначалась для него. Но, переступив порог своей комнаты, Георгий почувствовал себя отвергнутым матерью. Он был согласен ютиться в крошечной комнате, только бы иметь возможность, повернув голову, увидеть находящуюся рядом маму. Теперь его место занял этот писака. Она будет делать вид, что уделяет внимание обоим. Конечно, но ночью, в постели, она будет с отчимом. Можно ли назвать это сыновней ревностью? Пожалуй, да, без натяжек. Произошедшие перемены он расценивал как предательство. Не могла дождаться его возвращения, ухватилась за первого попавшегося мужика. Она сделала свою жизнь вновь наполненной светом — так она объяснила. А как же быть ему? Кто спросил, что ему нужно? На этот вопрос он никогда бы не ответил: отчима. Их противостояние наметилось сразу и не ослабело до сих пор. Время не сближало. Даже то, что Олег Викторович бережно относился к нему и трепетно — к его матери, не образумило юношу. Он не желал прятать иголки, сворачивался в клубок и не подпускал никого к себе. Это состояние затворничества в доме, который он считал чужим, больше беспокоило Нину Петровну, а не его. Она находилась в постоянном стрессе, ожидая очередных выходок сына. Доходило до того, что часто поздно ночью, когда все уже спали, она закрывала дверь кухни и давала волю слезам. Они не приносили облегчения, но должны были выливаться наружу, иначе напряжение внутри просто разорвало бы страдающую женщину. Мысленно обращаясь к высшим силам, просила вразумить Георгия, дать ему почувствовать, что не произошло ничего, что уменьшило бы ее любовь к нему. Но при этом она надеялась, что ее терпение к выходкам сына останется безграничным. Сердце сжималось от его ненавистного взгляда и едва сдерживаемой открытой грубости. Он умел ранить словом, будто и не говоря ничего откровенно лишнего. Все прикрыто напускной маской вежливости. В этом он был полной противоположностью своему отцу. Тот, бывало, кричит так, что посуда в буфете звенит, но за душой камень не носит, весь на ладони. Нина говорила себе, что это честнее. В кого же пошел характером сын? Какаято адская смесь, хорошо приправленная индивидуальностью. После таких поздних размышлений засыпать было трудно. Утром она вставала с отекшими глазами. Муж не спрашивал ее ни о чем, сын делал вид, что ничего не замечает.
Нина Петровна не могла обижаться на Жорку. Говорят, единственный ребенок в семье растет эгоистом. Она не замечала этого до появления в ее жизни Олега Викторовича Раздольского. Приобретая одно, автоматически теряешь другое. К этому правилу она давно привыкла и не сокрушалась, пока оно касалось мелочей. Теперь, обретая женское счастье, она лишалась того, без чего не могла представить дальнейшего существования. Любовь сына с каждым днем словно покрывалась растущей ледяной коркой. Еще немного — и ее слой станет непробиваемым. Нина Петровна физически ощущала, как веет холодом от взгляда карих глаз из-под густых бровей. Так хочется прижать к груди его голову и биением сердца, без слов, передать, как горько ей чувствовать отчуждение. Наверняка, он оттает, только когда же это произойдет? Как несправедлив он к ней и почему разменивает на глупые юношеские принципы самое дорогое, что есть у него, — любовь к матери?
Нина Петровна машинально налила три тарелки борща, нарезала черного хлеба. Оперлась о стол и, постояв несколько секунд, позвала всех обедать. Она знала, что придет только Олег Викторович, но должна была каждый раз делать это, чтобы избежать очередных нападок сына. Оторвавшись от своих записей, муж вскоре хвалил борщ, искоса поглядывая на третью тарелку, ожидающую своего хозяина. Трапезы без Жоры стали нормой. Однако такое положение вещей не устраивало Раздольского. Он много раз собирался потолковать с пасынком, выяснить, что, в конце концов, того не устраивает? Сколько еще тот будет взрослеть и доходить своей головой до простых истин? Как долго он намерен терроризировать мать и не уважать его? Он не надеялся на сыновнюю любовь, в глубине души не отрицая возможность этого, но на элементарное уважение — почему бы нет? Неужели вид успокоившейся, нашедшей поддержку и понимание матери может вызывать такую реакцию у ребенка? Впрочем, Георгий вышел из детского возраста и проявлять таким образом свои капризы не должен был. Нина Петровна не давала состояться этому разговору. Она боялась, что будет сказано слишком резкое с обеих сторон. Она не могла представить, к чему приведут откровения двух мужчин. Всякий раз, когда муж набирался решимости для решительных действий, она останавливала его. Олег Викторович уступал ее уговорам и не обострял и без того трудные отношения.
У него самого никогда раньше не было семьи, детей. Он всю молодость работал, ездил по миру, делал репортажи, писал очерки. Журналистика захватила его со школьной скамьи, и всю жизнь он занимался горячо любимым делом. Все остальное проходило мимо него, слегка задевая, но не оставляя следов. Раздольский не был ханжой, но создать семью решился только с Ниной. Она показалась ему такой домашней, теплой, светлой. Рядом с этой женщиной ему будет спокойно, уютно. В его возрасте ему не нужно было африканских страстей. На первое место вышло понимание, доверие, чистота отношений. К этому приходишь не сразу, зато потом становится так легко на душе, когда рядом оказывается человек, разделяющий твои взгляды. Раздольский был готов к тому, чтобы удачно сочетать напряженную работу и семейную жизнь. Постепенно он осел: преподавал в университете и потихоньку работал над книгой. Ему надоело кочевничество, и благополучие семейного очага друзей стало вызывать зависть. Знакомство на одном дне рождения с Ниной стало поворотным пунктом в судьбе старого холостяка. Время юношеских страстей осталось для обоих позади. Мартовой было тридцать шесть, когда она овдовела, и тридцать девять, когда познакомилась с Раздольским. Ему в ту пору исполнилось сорок семь. Решение жить вместе пришло не сразу. Нина хотела дождаться возвращения сына из армии, а Олег Викторович наивно полагал, что все перемены, перестановки, переезды нужно закончить гораздо раньше. Он думал, что изменения Георгий легче перенесет, когда сможет сравнить полученное с прошлой жизнью. Достоинства новшеств Раздольскому казались очевидными. Отдельная двухкомнатная квартира, исключающая круглосуточную суету соседей, присутствие рядом взрослого мужчины, не самого глупого. Счастливая мать и новые возможности. Разве можно такие изменения принимать в штыки?
Однако Мартов-младший воспринял происшедшее, как предательство родного человека и посягательство на свою свободу со стороны новоявленного отчима. Личным оскорблением для юноши стало предложение Олега Викторовича об усыновлении. А мама, похоже с умилением смотрела на мужа в этот момент. Георгий презрительно скривил губы и выдал врезавшийся всем в память короткий монолог:
— Достаточно того, что в этом доме двое носят вашу звучную фамилию, меня вполне устраивает отцовская. Странно, что вам пришло в голову предлагать такое! Вам не нравится статус отчима, но меня греет положение пасынка. Ваше появление в моей жизни произошло без моего ведома и, надеюсь, носит временный характер. Уверен, это не помешает вам продолжать вместе есть, пить и спать.
Доедая борщ, Олег Викторович краем глаза наблюдал за поникшей супругой. Сегодня Георгий впервые не ночевал дома. Она плохо спала, хотя сын предупредил, что останется у друга. Нина Петровна боялась, что это новое проявление протеста Жоры против нее и отчима. Воображение рисовало ей пьяные застолья, разгульные компании, в которые может попасть сын из желания досадить им обоим. Восемь месяцев длится это противостояние. Сколько еще будет разрастаться его отчуждение, к чему приведет? Сегодня мимоходом узнала о предстоящей женитьбе. На браваду это не было похоже, но ведь она даже не видела девушку в глаза! Не по-людски так поступать. Понятно, повлиять на выбор бывает невозможно, да и не это ее беспокоило. Парень самостоятельно принимает решение, не считая нужным ни с кем советоваться. Он продолжал мстить ей за неожиданное замужество. Все-таки крутой нрав отца проявился. Георгия не пугало ни одиночество, ни ее слезы. Он один раз выбирал себе путь для движения, и никакая сила не могла заставить его свернуть с него. Главное, чтобы он действительно любил ту девушку, а не использовал ее для того, чтобы сменить место жительства и избавиться от каждодневных раздражителей.
— Нина, я не знаю, как ты, а мне с каждым днем все труднее выдерживать этот бойкот. — Олег Викторович отставил тарелку. — Спасибо.
— Ты же видишь, я ничего не могу сделать! — возразила Нина Петровна.
— А что ты делаешь? Заискивающе заглядываешь ему в глаза? Готовишь его любимые блюда, которые он поглощает в гордом одиночестве? Боишься слово сказать, чтобы не травмировать ребенка. А он, между тем, наслаждается видом твоего страдания и моим пыхтением. Я должен поговорить с ним раз и навсегда. Я хочу объяснить этому строптивому юноше, что попирать все человеческие нормы в память о горячо любимом тиранеотце, мягко говоря, глупо.
— Я прошу тебя не делать этого, — не поднимая глаз, попросила Нина. На ее усталом лице промелькнуло выражение страха. — Это запрещенный прием, пойми. Тогда ты поставишь меня перед выбором, а я не в состоянии отказаться от одного из вас.
— Неужели ты не видишь, что происходит? Очнись!
— Вижу, Олежек, но я надеюсь на то, что рано или поздно он образумится.
— Рано уже отпадает, а поздно на пороге, — выходя из кухни, сказал Раздольский.
Нина Петровна посмотрела ему вслед. В этот момент она поняла, что лишается своих иллюзий на счастливую жизнь. Терпеть такие выступления ребенка может только его родитель. Больше никто не выдержит и не обязан. Раздольский уже на пределе. Напряжение сказывается на его работе, сне, отношениях с нею. Его уход становится все более реальным. Но, даже расставшись с Олегом, она все равно не получит прощения сына. Ее удел заботиться обо всех, забыв о себе. Тогда окружение будет довольно. Попытавшись изменить правило, она загнала себя в тупик. Ей было стыдно перед Олегом за колкость сына, за свою трусость. Нет, надо покончить с этой напряженкой поскорее. Она не станет ломать свою жизнь ради эфемерного, созданного ею образа отца, которого она якобы предала. Чушь, пока был жив Иван, несмотря ни на что, ей никогда не приходило в голову, что возможно другое замужество. Она говорила когдато, что выходит замуж раз и навсегда. Но Ивана нет, прошло почти шесть лет. Неужели она не заслужила права на последнюю попытку? Дети растут и рано или поздно уходят из-под родительской опеки. Георгий обзаведется своей семьей, а она так и будет вымаливать у него прощения, любви. Роль кающейся грешницы не для нее. Нет греха — нет повода для просьб о прощении.
Решительно встав из-за стола, она подошла к дверям Жоркиной комнаты. Отрывисто постучав, получила разрешение войти. Сын сидел за письменным столом, обложенный учебниками, и что-то записывал в толстую тетрадь.
— Я могу идти обедать? — продолжая писать, тихо спросил он.
— Приглашение поступило давно, но я зашла по другому поводу.
— Удивительно, лично для меня другой повод не очевиден. Что мы можем обсуждать кроме меню? Для других разговоров у тебя есть чудесный супруг. Гигант писательского пера, интереснейший человек. Готов предложить свою звучную фамилию неблагодарному отпрыску супруги. Какое благородство! Чем еще вы додумаетесь меня удивить? Может, сестричку или братика заколбасите? Лихо, по-молодецки, на папином диване, а? Раздольский лучше Мартова или я поднимаю неделикатную тему? В нашей семье ведь все такие тонкие натуры.
— Ты угомонишься когда-нибудь?
— Надоело общаться с неблагодарным сыном? Зачем тратить драгоценное время, когда за стеной ждет герой нашего времени. Мужчина-совершенство! Мечта любой женщины, грех не держать его крепко за яйца. Ты не это хотела мне деликатно объяснить? — В его тоне звучало нескрываемое издевательство.
Не сказав в ответ ни слова, Нина Петровна собралась выйти из комнаты. Удивленный Георгий соизволил оторваться от занятий и недоуменно спросил:
— Ты зачем заходила-то?
— Не имеет значения. Единственное, что я хочу сказать теперь: слава богу, что через пару месяцев ты оставишь нас в покое. Твоя будущая жена нравится
