Эндрю присвистнул:
– Так много? Я не думал, что столько людей живет во всей нашей стране!
Итак, прежде чем войти в Чемсфорд, юноши нарядили Эндрю в женское платье и нанесли на его лицо столько слоев пудры и краски, что даже родная мать не смогла бы теперь узнать сына. Но эффект получился скорее обратный желаемому, поскольку теперь каждый прохожий на улице останавливался, чтобы рассмотреть странную женщину, принимая Эндрю за безумную. Юноша подыгрывал им, напевая песенки тонким голоском, разговаривая с деревьями и птицами и пытаясь расцеловать солидных пожилых джентльменов без разрешения. Вскоре вокруг актеров собралась целая толпа, и они начали одно из своих представлений. Эндрю порадовался про себя предупреждению Патрика о грозящей ему опасности, поскольку одним из первых людей, остановившихся посмотреть на их игру, был тамплиер из Крессинга. Его лицо было хорошо знакомо юноше, вполне вероятно, рыцарь также узнал бы его, если бы не этот маскарад.
Рыцарь, однако, похоже, остался недоволен представлением, поскольку поджал губы и ушел прочь, направившись на рыночную площадь.
Эндрю оставался в своем наряде весь день и часть ночи. Он испытывал большие неудобства и начал понемногу ненавидеть свою роль. Однако юноша понимал, что играть ее необходимо. Поздно вечером какой-то пьянчуга поссорился с Патриком и попытался ударить его по голове тяжелой железной кружкой. Парень ловко увернулся и, схватив бутылку, запустил ею в обидчика, однако промахнулся, и снаряд угодил в другого достойного человека, судя по одежде – мясника. Тот выхватил из ножен у пояса огромный нож и поклялся пустить Патрика на бекон. Тоби ударил мясника по голове кулаком, уложив его на месте, а Артур пнул по ногам пьянчугу, и тот кубарем покатился на землю. После этого четверо актеров помчались прочь, причем Эндрю пришлось задрать юбки почти до колен. За молодыми людьми гналась разъяренная толпа.
Они сбежали из города и переночевали в стоге соломы. Поутру друзья зашли на ферму и купили еды на заработанные вчера деньги. Жена хозяина удивленно смотрела на молодую девицу, которая уплетала еду за обе щеки. Эндрю еще не вполне оправился от недельного поста и с жадностью накинулся на яйца, поглощая их одно за другим.
– Я прошу прощения за свою сестру, – произнес Патрик, сделав изящный жест в сторону юноши. – Ее манеры оставляют желать лучшего. В этом виноваты целиком и полностью наши родители, светлая им память, не потрудившиеся привить этой невежественной девице хотя бы зачатки приличий. Невеждой она родилась, невеждой и остается по сей день. Мы глубоко сожалеем о ее поведении, мадам, и испытываем бесконечное огорчение в связи с тем, что вы вынуждены лицезреть ее отвратительные манеры.
– Ох, да что уж тут беспокоиться, – всплеснула руками жена фермера, поняв лишь малую часть этой высокопарной речи. – Главное, она кушает с удовольствием.
И Эндрю действительно ел с большим аппетитом. Хотя рыцарство по-прежнему оставалось лишь далекой туманной перспективой, как и раньше, встреча с троими актерами полностью изменила его взгляд на жизнь. Знай он, что в дороге может быть так весело и интересно, Эндрю давным-давно сбежал бы из деревни. Конечно, юноша не сознавал, что, покидая Крессинг, он нарушает закон. С другой стороны, разве что-нибудь изменилось бы? Эндрю в этом сомневался. Гарольд и его родители наверняка подняли такую бучу, что его в любом случае как минимум бы ждали колодки. А это конец, поскольку деревенские мальчишки начали бы швырять в него тяжелые камни (а потом с возмущением доказывать, что это овощи) и быстро забили бы недруга до смерти.
Но теперь деревенские обычаи и мелкие дрязги остались в прошлом. Эндрю направлялся в Лондон, великий город, где иногда можно было увидеть короля Генриха и его дочерей. Одна мысль о том, что ему, возможно, доведется лицезреть членов королевской семьи, приводила в восторг и наполняла радостным возбуждением. В Лондоне жили юные Генрих, Ричард, Джеффри и Джон, все принцы. И принцессы – Матильда, Элеонора и Джоанна, хотя Эндрю не знал, как обращаются с молодыми особами королевской крови, дозволено ли им путешествовать и гулять по городу, или же их держат взаперти в замке. Как бы то ни было, король Генрих нередко отправлялся во Францию, где он был герцогом или графом нескольких провинций. Или в Ирландию, лордом и господином которой являлся. Король из рода Плантагенетов правил многими землями на Британских островах. Патрик объяснил Эндрю, что Генрих, которого часто называли Короткий Плащ, по происхождению норманн, женился на французской королеве Элеоноре Аквитанской. Все это казалось совершенно невероятным деревенскому мальчишке, сыну простого кузнеца, подковывавшего лошадей.
Когда он доберется до Лондона, можно будет подумать об исполнении своей мечты и поискать способ стать рыцарем, ведь в столице возможно все. Где, как не там, любому может улыбнуться удача? Сегодня ты беден и без гроша в кармане, а завтра богат и купаешься в роскоши. Эндрю не раз слышал рассказы о молодых людях, получивших деньги и власть по прихоти какого-нибудь дворянина. Возможно, кто-то из знатных людей заинтересуется смышленым юношей и тем самым укажет ему путь к цели?
Наконец в среду друзья вошли в Лондон.
Звуки и виды были поразительны. И количество людей на улицах. И шум толпы. Грохот колес, цокот копыт. Стук горшков и лотков. Хлопанье ставен. Крики торговцев. Вопли торговок. Узкие улочки заполнены людьми, животными, телегами, каретами, всадниками. На многих яркие разноцветные одежды. Особенно выделялись наряды, подобных которым Эндрю никогда не видел – в них были облачены чужеземцы, приехавшие из далеких стран. Люди с черной кожей и вечно улыбающимися глазами, с волосами, похожими на легкие кудрявые облачка, странные смуглые люди… Повсюду радовали глаз цвета – даже на крышах и башнях. Трепетали флаги, развевались знамена. Разноцветье наблюдалось даже на реке, переливаясь в парусах самых разных кораблей.
– Сарацин! – вдруг вскрикнул Эндрю, потянувшись за кинжалом, висевшим у Патрика на поясе, – к ним приближался мужчина в длинном белом одеянии и тюрбане.
Патрик поспешно схватился за рукоять, не давая юноше обнажить клинок.
– Это всего лишь путешественник, Эндрю. Успокойся. Не все жители Востока непременно сарацины. Это всего-навсего мирный араб, моряк или торговец.
Все вокруг казалось Эндрю удивительным и странным. В городе пахло навозом и человеческими нечистотами. Мужчины открыто мочились в узких улочках. Псы гадили на пороги. У обочин валялись гниющие овощи. Повсюду деловито сновали крысы, за которыми гонялись тощие коты. Тяжелый запах ослиного и конского пота забивал ноздри. Повсюду на тротуарах и в подворотнях отсыпались пьянчуги. Беспризорные дети рыскали по улицам, осторожно и беззвучно, как кошки, выискивая возможность что- нибудь стащить. Ярко накрашенные женщины дергали мужчин за туники и что-то шептали на ухо. Тут и там в толпе можно было заметить людей благородной наружности, которые взирали на городскую суету с презрением и надменностью, словно сами не являлись частью столь низкого и грязного сообщества.
То и дело актеры проходили по небольшим площадям, окруженным кирпичными или деревянными домами с выдающимися вперед нависающими над улицей верхними этажами. В городе было много колоколен и церквей, нередко расположенных в нескольких шагах друг от друга. И монастыри, мужские и женские. Столько людей, столько зданий, все пространство забито ими до отказа. Эндрю никак не мог понять, почему так, если за городом столько простора. Ведь можно просто-напросто ставить дома реже? А они вместо этого примыкали друг к другу, склонялись друг к другу, толкались друг с другом. Почти весь Лондон находился на северном берегу изогнутого русла великой реки Темзы, вдали виднелся единственный деревянный мост на другую сторону, где располагалось местечко под названием Сутверк.
– Говорят, в следующем году на его месте построят каменный мост, – произнес Тоби, – и заменят деревянный.
– Я не удивлен! – воскликнул Эндрю. – Пятьдесят тысяч человек! Что, если им всем вздумается разом пересечь реку? Деревянный мост просто рухнет под их весом!
Остальные расхохотались.
– А с чего вдруг всем вздумается разом пересечь реку? – уточнил Артур. – Я готов побиться об заклад, что половина жителей города не пользовалась этим мостом ни разу в жизни.
Они осторожно обошли уличного писца, который поинтересовался у Патрика, не хотел бы тот написать письмо своей дорогой матушке.
Юноша отказался, пояснив, что, если только уважаемый писец не освоил язык мертвых, его послание
