на то, как выполняется это его высочайшее распоряжение. А для этого, юноше надлежит иметь соответствующий вид! — Рикунд обиженно надул щёки, закинул высоко голову и являл собой вид столь значительный, что Рин даже глазам своим не поверил: неужели этот преважный господин и есть тот самый суетливый подхалим Рикунд, которого, ещё в совсем недавнем прошлом, он знал? Однако стражник был неумолим, так что пришлось Рину, со вздохом, вновь лезть в свой карман.
— Что, всего пять фиртлей?! — оскорблённо встопорщил усы стражник. — Да за такие деньги, тебя, не то, что я — в замок, а даже распоследняя девка под свою юбку не пустит!
— Да, на! Подавись, пиав распроклятый! — разозлился Рин, протягивая тому ещё и олт. — Смотри только от жадности не лопни!
— Поговори у меня ещё! — с напускной строгостью заворчал довольный стражник. Пять фиртлей он отдал своему товарищу, а олт засунул в свой кошель, спрятанный под кольчугой. — Ну чего встал, котелок начищенный? Проходи уж, пока я не передумал!
Бросив на усатого сердитый взгляд, Рин торопливо прошёл через ворота.
— А где Ндади? — недовольно пробурчал он, подойдя к Рикунду. На мгновение чувство собственной значительности покинуло новоиспечённого главного трапезничего, и тот, расплывшись в приветливой улыбке, с силой хлопнул юношу по спине:
— Тебя Рин, в этих доспехах, просто не узнать! Я когда подходил к воротам, даже подумал, уж не перепутала ли чего та девчонка?.. Ну и возмужал же ты!.. Настоящий рыцарь, клянусь Дыханьем Господним!
— Да и я, признаться, не ожидал, что именно ты меня встретишь. Да ещё, и как главный трапезничий! — не удержался и тоже улыбнулся в ответ Рин. — Что с Ндади?
— Э-эх! Ндади вдруг захворал, да здорово захворал. Так захворал, что четыре дня назад даже исспросил дозволения у герцога на месяц покинуть замок. Герцог всемилостивейши разрешил ему это, и Ндади уехал… В какую-то деревню. То ли к родичам, то ли к какому-то своему давнему другу. Так плох был он, что я ничего из его слов не понял… — сочувственно покачал головой Рикунд.
— Да что ж это такое! — встрепенулся Рин. — Это прямо моровое поветрие какое-то! Все вдруг взяли и разъехались! Сначало мои все, теперь вот и Ндади!
— Как, и господин нди’а Буни с семьёй уехал? — прищурился Рикунд. — Куда же это?
— К родственникам моей мамы, — ответил Рин, испытывая чувство неловкости, из-за того, что приходиться врать.
— И в самом деле… как моровое поветрие… — пожал плечами Рикунд и добавил, горько вздохнув. — Один Тона остался… Да и то, уж месяц как отошёл от дел… Так его та давнишняя история потрясла (это когда его околдовали), что он так до конца и не смог оправиться… Да ниспошлёт благодать Всевышний на нашего великодушного господина! Он позволил Тона остаться при замке на полном Его, Наирешительности, обеспечении.
— Погоди, погоди! — опешил Рин. — Как один Тона остался? А где же Адэк?
— Так ты не знаешь! — с ужасом посмотрел на него Рикунд и всплеснул руками.
— Чего я не знаю? — побледнел от леденящего сердце предчувствия Рин.
Рикунд отвёл глаза в сторону и заметно тише сказал:
— Когда тут у нас бесчинствовали чужеземные чародеи, один из них вселился в Адэка, полностью овладев им. А когда его подлый обман раскрылся, сгинул неизвестно куда… Кое-кто говорит, что видел, как он обратился в диковенную птицу и улетел… А Адэка, значит, не стало… Во как, с Адэком-то!
— Не может быть!.. Этого не может быть! — прошептал потрясённо Рин, и жаркие слёзы сами собой навернулись на его глазах. — Адэк!.. Как же так? — прошептал он и, закрыв лицо руками, затрясся от рыданий.
— Ну, что ж теперь поделаешь! — приобнял его за плечи Рикунд, пытаясь успокоить. — Жаль, конечно, Адэка. Но на всё воля Господа!.. Ну, пойдём, пойдём отсюда! — и, раздосадовано оглянувшись по сторонам, трапезничий повлёк за собой юного оруженосца. Ему тоже было жаль Адэка. Но, в то же время, если бы тот не погибнул столь ужасной смертью, то и он, Рикунд, никогда бы не стал главным трапезничим. Рикунд был не глуп и догадывался, что Ндади хотел видеть своим преемником не его, а именно Адэка… Однако… Всё в руках Господа!
Проходящие мимо люди, поневоле задерживали шаг и оглядывались на статного юношу, облачённого в великолепные доспехи и горько-прегорько над чем-то рыдающего.
Пара свечей на столе слегка потрескивали, отбрасывая на стены причудливые пляшущие тени. В комнате Рикунда окон не было. Так как главным трапезничим герцог назначил его лишь на время отсутствия Ндади, то жить он остался там же, где жил и раньше.
— Н-да… — задумчиво протянул Рикунд, зловеще уставившись прямо на Рина. — Клянусь всеми искуплёнными Ирдума, так оно и было! Чародей прыгал с крыши на крышу, расшвыривая вокруг себя огненные шары! Но прингид сотворил молитву, и, так как он был тхалианином истинно праведным, то сила Господа снизошла в него. Прингид грозно указал пальцем в нечистивого, и треклятый чародей рухнул вниз, на мостовую. Тут ему и конец пришёл!
Рин сидел на сундуке, вжавшись в самый угол маленькой комнаты, и мрачно смотрел в стол. Неужели всё это творилось в его родном городе? А он даже и не знал! Теперь, по крайней мере, ему стала понятна та странная ненависть, которой вдруг все воспылали к волшебникам. И всё же… Это же всё были чужаки, которые не только не признавали истинной веры, но даже, чего доброго, были прислужниками самого Тёмного! Разве можно их всех ровнять с теми, кто на протяжении многих веков верой и правдой служил народам Ирвира, и даже больше того — сами были его неотъемлемой частью?
— Ты тоже считаешь, что волшебство — от Тёмного? — спросил Рин, вертя в руках изрядно побитое огниво.
— Не знаю… — и Рикунд громко втянул в себя воздух. — От Тёмного ли, или ещё от кого… Ясно только одно — это не Господь вкладывает в души знание волшебства, ибо никогда ещё те, кто истинно служат Ему в церквях и соборах, не знали этого тёмного исскуства.
— Но это потому, что все, кто хочет стать частью тела Церкви, обязан пройти обряд Искупления, после которого все волшебные способности исчезают, — возразил Рин.
— А ты не думал, что раз такой обряд есть, то это не просто так? — повысил голос Рикунд, сердито воззрившись на Рина. — Разве истинным тхалианам нужно прибегать к помощи волшебства?
— Бывает, что и нужно, — пожал плечами Рин. — Вот, заболеет пашня, молоко у коровы испортится, человек или вещь какая ценная пропадёт, или когда мечу надо придать благородную прочность, или же погоду узнать, всегда за этим, да и за много чем ещё обращались к чародеям.
— Всё равно! — нахмурился Рикунд. — Волшебство — это скорее зло, чем праведное дело! И любое чародейство — неискуплённое мастерство!
— Эх! Ладно… Пора мне идти к Дэдэну, — поднялся Рин.
— Да поздно уже! — тут же вскочил Рикунд. — На улице, поди, уже совсем стемнело! К тому же, ты знаешь, какой он нынче сердитый ходит? Как напустится на тебя, так и пожалеешь, что сунулся к нему с дурной вестью на ночь глядя! Ложись-ка ты лучше у меня спать, а завтра утром оно всё и сподручнее будет.
Рину сейчас уже и самому идти не хотелось: вряд ли бы что-либо изменилось от того, когда узнает о смерти своего слуги придворный волшебник — сегодня ночью, или же завтра утром. К тому же, честно говоря, Рин, как и все вокруг, Дэдэна побаивался. На том и порешили.
Глава 4
Город уже спал. Все его ворота были надёжно затворены, мосты подняты, а возле них и по крепостной стене ходила вооружённая стража. Даже по улицам, то там, то здесь неспешно прохаживались, в сопровождении отчаянно зевающих стражников, ночные сторожа, гремя своими колотушками, или же крутя громкие трещётки. По всему было видно, что честные горожане могли спать спокойно и не бояться ни
