Мирзоева.
Мы выстроились вдоль стола, приклеили улыбки, Юра Музыка взял под руку Сережу. Блеснула вспышка фотоаппарата.
К нам подошел композитор Олег Королев.
— Я внимательно рассматривал ваши картины. Мы с Володей давние друзья, — сказал Королев, — сначала работали в театре на двух спектаклях у Рената Исмаилова. Совсем недавно мы встретились вновь на телесериале «Дело возбуждено» режиссера Саши Джаллыева. Я писал музыку, а Володя был художником фильма и одновременно снимался в роли криминалиста. С тех пор мы и дружим. Я видел его большие картины в ашхабадском музее, знаю, что его работы есть и в Третьяковской галерее. Сегодня я искренне порадовался за своего друга, увидев новые произведения. От души поздравляю Римму и Володю с замечательной выставкой. Я специально для вас записал диск своих песен в авторском исполнении в стиле «шансон» и дарю его вам в столь торжественный день.
С этими словами композитор достал из кармана диск с дарственной надписью и протянул его мне.
Мы выпили, а потом Римма много фотографировала всех на память.
Любой художник на выставке мечтает хорошо показать свое произведение.
Как правило, в залах есть престижные «повесочные стенки», которые хорошо освещены, удобны для обозрения. Комиссия, состоящая из членов правления, делает экспозицию, решая, где и какому автору висеть. Как правило, их решение не совпадает с мнением и желанием автора. Зачастую комиссия смотрит не на живопись, а на подпись сзади холста, соблюдая субординацию, отдавая предпочтение высоким званиям и занимаемой должности в Союзе художников.
Создатель произведения входят в зал вместе со зрителями в день вернисажа, когда изменить что-то уже невозможно. Входя в зал, художники торопливым шагом проходят мимо чужих работ, лишь мельком окидывая их взглядом. Они отыскивают свое единственное и неповторимое произведение, считая себя самым достойным, и надеются, что его-то картину обязательно повесят в центре экспозиции, она будет хорошо освещена, и, конечно же, рядом с признанными мастерами.
Видеть свою картину на стенах престижных залов — праздник для художника.
Но чаще автор остается разочарованным. Он уверен, что его, как всегда, обошли в угоду начальству, повесили в темный угол в конце зала, а то и вовсе в коридоре.
Бывает, что значительные произведения оказывались не на лучших местах.
Уже после открытия, на фуршете, художники после третьей рюмки успокаиваются, все прощено и забыто. А бывает, что и напиваются и начинают выяснять отношения друг с другом, а то и вовсе хватать приятеля за грудки. Двое хорошо выпивших художников громко разговаривают, обсуждая жизнь:
— Секретари и члены правления пользуются своим положением, — сделав губы дудкой, жалуется художник, поднимая очередную рюмку, — конечно, они у руля, хотя далеко не каждый является достойным живописцем.
— Ты же голосовал за этот состав, вот и терпи, — урезонивает его приятель, — Браговский нас всех называл «толпой», сам же писал одним ультрамарином с белилами, а ходил в гениях.
— Скажи, — спрашивает художник, разливая по рюмкам, — ты ездил когда-нибудь в международные творческие группы, думаю, что нет. А в дома творчества Прибалтики тебе давали путевку? Тоже нет. Вот так-то!
— Туда ездили в основном дети и внуки известных художников, учти, бесплатно на два месяца, — уныло отвечает его приятель, закусывая пирожком.
Слыша эти разговоры, Римма с улыбкой повернулась ко мне и сказала:
— Видишь, какое мнение о тех, кто пользовался благами Союза художников. Ты тоже постоянно ездил в творческие группы и не только в Дзинтари, Палангу, Сенеж, но и в заграничные творческие командировки. К счастью, разговор не о тебе, из каждой творческой поездки ты привозил значительные картины, как правило, их отбирали на выставки в Манеж и ЦДХ и закупали для музеев страны. Ты работал в домах творчества, по двенадцать часов в сутки стоя у мольберта. О твоей трудоспособности я слышала давно от художников, знавших тебя в то время.
— Верно, Римма, ты же знаешь, что у меня в родне одни врачи. Даже родная дочь не пошла в искусство, а тоже стала врачом.
— Будет, кому лечить тебя на старости лет, — улыбнулась Римма.
Однажды, на открытии выставки, посвященной Греции, под названием «Осенняя музыка цвета» в Доме национальностей у Красных ворот произошел такой случай.
Издательство «Наш Изограф», его генеральный директор и художник Юрий Леонов к этой выставке выпустил буклет. В нем было напечатано по одной репродукции картины каждого участника. На обложку Леонов поместил работу Риммы Исаковой, поскольку только у нее были работы на греческую тему, и написаны они были с натуры на острове Саламино.
Писатель Анатолий Кацонис, грек по происхождению, внес большую пачку буклетов и стал с улыбкой раздавать художникам. Леонова поздравляли со своевременным буклетом, сделанным со вкусом.
— Юрий Борисович, — сказал Кацонис, — вы очень правильно сделали, что на обложку поставили греческий пейзаж. В нем передан морской воздух Греции, ее природа, мне это близко. Я испытал ощущение, будто вновь побывал на родине.
Кацонис поблагодарил Исакову:
— Своими картинами вы дали мне возможность подышать воздухом Греции.
В этот момент в зал вошел художник. Несмотря на его импозантный вид, все знакомые называли его просто Ильич.
Анатолий Николаевич вручил и ему экземпляр буклета. Ильич взглянул на обложку, лицо его исказилось недовольной гримасой. Размахивая буклетом, он громко сказал, обращаясь к Леонову:
— Кто посмел поставить на обложку картину этого автора?!! Как вы посмели?!! В выставке участвуют известные мастера, субординацию еще никто не отменял!!!
Юрий Борисович спокойным тоном ответил ему:
— Наши старейшие мастера достойно представлены в буклете. А на обложку я поставил греческий пейзаж, а под картиной имя автора не указано. На этой выставке только у этого автора отражена греческая тематика.
Художники вокруг зашумели, поддерживая Леонова, пытаясь объяснить Ильичу правомерность такого решения буклета, но все было тщетно. Ильич все больше распалялся, топал ногами. Он подскочил ко мне:
— Это ты устроил все! Почему со мной не согласовал?
— Ильич, — ответил я, пытаясь его успокоить, — к буклету ни я, ни Римма никакого отношения не имеем, и в подготовке макета мы участия не принимали. Но я считаю, что показать Грецию на первой полосе, значит подчеркнуть, что выставка посвящена Греции. Твои нападки на Леонова совершенно не обоснованы.
Рядом стоявший Анатолий Кацонис добавил:
— Владимир Аннакулиевич абсолютно прав. Было бы странно видеть на обложке русский пейзаж.
Павел Арзуманидис категорически заявил:
— Ты не прав, Ильич, я очень огорчен, что ты затеял этот скандал. Видно, ты хотел видеть на обложке другого автора, даже догадываюсь кого. Считаю, что работа Риммы нашла свое достойное место. Это я говорю тебе не только как грек, но и как художник.
Свидетелем этой некрасивой сцены был талантливый художник Сергей Кузин. Поглаживая пустой рукав правой руки, он с грустью сказал:
— Художнику так мало отведено времени, надо нести чистоту в жизни, иначе искусству пропасть. В Ильиче всегда было желание угодить начальству, любому члену Президиума академии. Его несбыточная мечта — любой ценой стать академиком, о чем он часто высказывается в разговорах. Он забыл главное —
