— Меня тоже. Хоть бы чуть-чуть усилился ветер, чтобы стабилизировать лодку. — отвечает Лиззи.
Ложимся на курс северо-запад, полный бейдевинд. Паруса трепыхаются и хлопают на каждой волне.
— Нужно заблокировать гик, а то их порвёт.
На погоне гика шкота, за запасную каретку закладываем дополнительную оттяжку и гик перестаёт летать над палубой. С генуей ничего нельзя поделать, и мы, смирились с постоянным хлопаньем. Мы специально заказали её тяжёлой, с тройными швами, чтобы выдерживала как раз такие ситуации. Подобных условий тогда мы и представить не могли, но, рано или поздно, что-то подобное всё равно должно было случиться.
Тем временем, солнце исчезает, небо затянуто тяжёлыми тучами, ветер усиливается. К вечеру мы уже берём третьи рифы на гроте и ставим зарифлённый стаксель. Идём в острый бейдевинд против большой волны.
Тошнота и усталость.
Прямой курс на Хониара проходить западнее Нденде, главного острова группы Санта Крус, но следуя им, нам пришлось бы идти на северо восток, в острый бейдевинд, ночью, против огромных волн и страдать от морской болезни. Глянув на карту, решаем обойти остров с востока, тогда можно будет увалиться и идти в галфвинд, облегчив жизнь себе и лодке. Тем временем ветер, возможно ослабнет.
Наступает ночь, но ветер не ослабевает, а наоборот, усиливается.
Периодически, когда проходят низкие тучи, он резко усиливается и лодка сильно кренится. Приходится бежать на нос под проливным дождём, убирать стаксель, пока длится шквал. Чтобы не смыло с палубы постоянно перекатывающимися через нос волнами, на время выполнения манёвра, разворачиваемся к ним кормой.
Так проходит ночь, от одного шквала до другого. Засыпаем без ужина.
6 февраля, 7 февраля 1990.
Хмурое, серое утро. Погода ещё ухудшается. Мы уже обошли Нденде и нужно бы повернуть на запад, но ветер дует как раз оттуда.
В какой-то момент горизонт проясняется и мы замечаем вдали конусообразный островок, очень кстати для определения. Едва успеваем взять пеленг, как всё снова скрывается в дымке. Небо низкое, как никогда и постоянно льёт дождь. На высоте висит плотный слой облаков а под ним ещё один, скользящий почти по самой воде. Даже в разгар дня света очень сумрачно.
— По моему, ночью даже лучше. Не видно этих туч. Ты посмотри на эту — похожа на Страшный суд.
— Днём мы их хоть видим, и можем заранее убрать паруса.
При прохождении фронта ветер усиливается с пяти до восьми баллов, без всякого предупреждения. Мы измотаны от усталости, морской болезни и отсутствия сна. Радио Нанди, которое теперь слышно едва- едва, говорит о циклоне, который в тысяче миль отсюда сеет разрушения на Самоа и Тонга. Траектория урагана проходит вблизи от Ниуатопутапу, кто знает, уцелел ли дом Офизи?
Вспоминаю, как он рассказывал, что в случае урагана, все жители покидают деревню, расположенную на берегу моря и поднимаются на холм, ожидая, когда всё закончится.
— По крайней мере, они на суше, и худшее, что их ожидает, это необходимость заново отстроить свои хижины.[7] Здесь же, посреди океана, нет никакой защиты и это чёрное небо, кажется, повисло специально для устрашения.
- Все предварительные признаки налицо. — Лиззи первая высказывает вслух страхи, которые мучают нас обоих.
— Да, но барометр неподвижен.
— Может быть он сломался?
— Ну да, именно сейчас сломался. — Я обрываю разговор, изображая уверенность, которой на, самом деле, не чувствую.
Постоянные смены парусов нас сильно утомляют. У нас нет уже сил, реагировать на постоянные изменения ветра, мы не занимаемся прокладкой и не ведём записей в журнале. Мы просто идём на север, слегка забирая на запад, когда ветер слегка ослабевает, и сваливаясь на восток, когда усиливается.
Кокосы Джерри в кокпите перекатываются от борта к борту.
Монотонный, повторяющийся звук смешивается со скрипом корпуса и шумом волн. Мы часами слышим его, лёжа на своих койках и ни у кого не возникает мысль выйти и собрать их.
Так проходят два дня, в течении которых почти ничего не происходит. Мы не разговариваем, не готовим, не едим. Любое действие, любое движение, подняться с койки, чтобы отрегулировать ветровой автопилот, набить шкот, пойти на бак — всё требует неимоверных усилий. Мы встаём, только когда необходимо, убрать парус и увалиться при очень больших усилениях ветра. К сильной усталости добавляется тошнота от морской болезни.
После множества сделанных поворотов, которые мы не наносили на карту, мы уже не знаем, где находимся. Лаг показывает 240 миль, большинство из которых, вероятно, пройдено на север, но, нужно принять во внимание, что каждый раз, уваливаясь, для того чтобы убрать парус, мы за пять минут теряли путь, пройденный за предыдущие пол часа.
К счастью, океан пуст, и, несмотря на то, что мы не знаем где находимся, уверены, что вокруг только вода. Я не помню, чтобы когда то было так тяжело. Мы уже даже не меняем паруса. В четверг, весь день несли штормовой стаксель и грот с тремя рифами.
Движемся медленно, когда ветер утихает, зато не нужно постоянно бегать на бак, при усилениях и внутри, когда лежишь, не приходится так сильно распираться.
В каюте, закрытой в течении трёх дней, воздух застоялся и, при температуре, постоянно выше тридцати градусов, чувствуется нестерпимая вонь. Смесь запахов тела, сырости, пары аммиака, из ампулы разбившейся в каюте, запах клопа (мы обнаружили его позднее), неизвестно каким образом попавшего в ящик с хлебом.
Ужасно страдаем от морской болезни, словно в первый раз вышли в море. Я принимаю таблетки от укачивания, таблетки от малярии и от головной боли. От отсутствия пищи и большого количества лекарств начинает болеть желудок. Нужно держаться, когда то это закончится, ведь не может этот хаос длиться вечно.
Чай с лимоном и печеньем кажется очень сладким.
8 февраля 1998 г.
Ветер немного ослабевает. Несколько часов идём под стакселем, но к ночи опять раздувает и снова меняем его на штормовой.
Мы всё больше и больше слабеем. Нужно заставить себя что-то поесть. Отвариваю немного риса. Стоит больших усилий, приготовить его, и ещё больших, съесть.
Мы уже поднялись далеко на север, гораздо выше широты Хониары. Делаем поворот и идём контргалсом на юго-запад, медленно продвигаясь против ветра, который по-прежнему дует с запада. Иногда, в просветах облачных слоёв, которые стали чуть тоньше, проглядывает солнце.
Выхожу на палубу, чтобы определиться. Секстант в правой руке, левой держусь. Ноги подгибаются от слабости. Я крепко держусь за релинг, но, чтобы взять высоту солнца, мне нужно на мгновение отпустить опору и перехватиться за штаг. Это почти автоматическое движение, я проделывал его тысячи раз, но сегодня, боюсь. Я чувствую такую слабость, как никогда в жизни.
Самые абсурдные мысли лезут в голову. Может быть я заболел, может это малярия. Наши животы приобрели уже заметную обратную кривизну.
— Да нет же, нет. Это просто истощение. Это же ясно.
