Отягощенные злом, ч. 1

вуду, ритуальное омывание сухими ладонями — мы повергли тирана. Аллах дал нам эту истишхад[65], значит — мы на правде...

— Что ты видел? — Магомет был лидером, более недоверчивым и разумным

— Саламбек был у здания конторы. Началась стрельба. Т'агута втащили внутрь, и тут Саламбек принял свою шахаду. Я видел, как вывалилось стекло витрины, и пошел дым.

Магомет нехотя кивнул... все было слишком просто... как то даже странно. Несколько раз его посещало странное чувство... как под ложечкой сосет. Один раз — он ночью вскочил и бросился бежать, сам не зная с чего... а утром дом окружили казаки, его даже потом проверяли, не продался ли. Его ни разу не остановили, не проверили документы... все было до безумия просто. Несколько раз ему казалось, что за ним следят — но ни разу, проверяясь, он никого не заметил. И все же ему было не по себе. Но если был взрыв, да такой, что стекло полетело... если кого-то не убило осколками, его убило перепадом давления... это не менее опасно чем осколки. Контузия легких, отек— и все кончено. Он сам подкладывал бомбы не раз и не два и знал, что говорит.

— Этот... мугаффаль[66] не подвел — сказал Рафак — пусть Аллах пошлет награду и ему

Магомет коротко и сильно толкнул его в бок

— Какую награду может послать Аллах кяффиру, кроме пламени? Думай, что говоришь!

— Прости, брат. Сказал, не подумав...

Машина уже мчалась по Радиусу — так называлось скоростное бетонное кольцо с огромным мостом, под которым могли проходить боевые корабли. Этот мост — был не разводным, и он соединял две части города двадцать четыре часа в сутки.

Навстречу промчались две скорые...

— Аллах да пребудет с нашим братом Саламбеком

— Аллаху Акбар. Если даже т'агут останется жив, он все равно узнает, что такое страх. Мы показали ему, что рука мстителей, направляемая самим Аллахом — покарает его, как бы он не прятался от кары...

На самом деле — Магомет так не думал. Он знал, что убийство Его Величества — вызовет среди русских волну ненависти и мести. Что будут убиты многие из тех, кого он знал. Что рано или поздно — настигнут и убьют его самого... за генералом Тимуром охотились больше десяти лет, и все-таки настигли и убили, затравили как волка. Но он знал и другое — что чем больше крови будет между неверными и правоверными, между русскими персами и арабами — тем скорее русский сапог перестанет топтать землю, по которой ступала нога самого Пророка. Тем скорее Русня уйдет с земель, которые ей никогда не принадлежали, и рем быстрее восстановится Исламский Халифат — страна, где будут поклоняться Аллаху, а не т'агуту.

Чем больше прольется крови — тем лучше...

— Что делать с этими проститутками? — спросил Рафак — я бы свою трахнул напоследок...

Магомет покачал головой

— Иногда мне кажется, что ты плохой мусульманин, Рафак. Ты испытываешь терпение Аллаха, скажу я тебе. Не думай, что если ты встал на Джихад — Аллах не накажет тебя за те мерзкие слова и помыслы, какие есть в твоей головы. Разве ты не боишься, что когда предстанешь перед Аллахом, он спросит тебя: Рафак, ты сражался за меня или просто творил беззаконие себе в угоду? И что ты ему тогда ответишь?

Магомет умел говорить хорошо. Образно, страстно, подбирая именно те слова, которые нужно. Маленьким, он слушал, как гневно и страстно говорит его отец. Результатом этих речей — стали восемьсот тысяч зверски убитых, растерзанных людей за два месяца, начиная от военных и заканчивая младенцами, не меньшее количество раненых и искалеченных, обезумевшая от пролитой крови, разоренная как после нашествия вражеских полчищ страна. Но это его не остановило — и теперь он делал все, чтобы то же самое было в стране русских — ненавистной Иттихад е-Руси.

— Прости брат... — сказал Рафак — я и в самом деле впал в грех и возгордился. Воин джихада должен быть скромным...

— Вот теперь — твоими устами говорит сам Аллах...

От сессии до сессии живут студенты весело — так что и Дарья и Малена были дома. С утра они вяло позанимались какими-то науками, Дарья добила наконец-то реферат, на которым корпела три дня — реферат посвященный вкладу выдающегося русского юриста А.Ф. Кони в юриспруденцию. И сейчас — они курили кальян на кухне и переговаривались за жизнь...

— Мала... — Дарья задержала дыхание, наслаждаясь очищенным от смолы дымом наргиле, в который она подмешала «марихуаны мужских растений», которую достал для нее Магомет — я вот думаю, зачем мы навязываем эти людям свои правила жизни, а...

— Ты про что? — Малена закашлялась, вдохнув много

— Про Восток. Это же понятно, что они не такие как мы, да? Зачем мы туда идем? Зачем мы заставляем жить по-нашему. Пусть они живут, как хотят.

Если бы Дарья видела некоторые зарисовки на тему «Тегеран 2002 год», то, наверное, не была бы столь наивна. Например, бывший футбольный стадион, заваленный трупами — двое из военных врачей, которым поручили очистить стадион, захоронив убитых как положено, умерли, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем: один застрелился, у другого в ту же ночь не выдержало сердце. Офицер пионерных саперных частей, чья штурмовая гаубица первой прорвалась к Площади Парадов — поседел за одну ночь и оставил армию. Двое спецназовцев, увидевших горку отрубленных детских рук на крыльце школы — потом не взяли ни одного пленного, потому что поклялись в этом на крыльце той самой школы. Да, они другие и они хотят жить совсем по-другому: с горами трупов под заунывное пение муэдзина. Но сможем ли мы — живя рядом с этим оставаться самими собой — вот в чем вопрос.

— Ты о чем? Они же дикари, — хохотнула Малена, — варвары[67]. Какая у них может быть свобода, а? Они не понимают, что такое свобода.

Дарье это не понравилось, и тут проявилась разница между двумя подругами, русской и полькой. Дарья была русской, и потому — инстинктивно сочувствовала всем слабым, малым, неспособным самостоятельно дорасти до цивилизации — в том числе и тогда, когда сочувствовать им отнюдь не стоило. Для русского, куда бы он не приходил — местный всегда был младшим братом, а не рабом. Это потом, когда добро было не оценено — могла начаться война, но изначально русские всегда шли с миром. Русские, православные — инстинктивно добрые, этим они отличаются от европейцев и католиков, для которых уничтожение себе подобных часто есть акт почти механический. Для русского все люди — братья[68]. Малена, католичка совершенно европейского воспитания — думала совершенно другое, и между положением ее Польши, «оккупированной» Российской Империей и положением той же Персии или Афганистана — она видела большую разницу. Польша была европейской, цивилизованной страной, оккупированной русскими варварами, что в понимании Малены было преступлением против основ мироздания. Персия или Афганистан — были землями варваров, которые должны быть оккупированы просто по определению, и ничего такого в этом нет.

— Не понимают? — переспросила Дарья — а как же Рафак, с которым ты трахаешься? Он тоже не знает, что такое свобода?

— Да брось, подружка — расслабленно сказала Малена — не с этими же козлами. Это только для здоровья...

В этот момент — на Петропавловской ударила пушка. Дарья недоуменно посмотрела часы — не полдень.

Пушка ударила еще раз.

— Что-то произошло... — сказала Дарья. Дурное предчувствие — вползало в душу

Пушка ударила еще раз. Она протянула руку к пульту — и включила маленький, кухонный телевизор...

Магомет и Рафак вернулись через полчаса. Дарья — встретила их в прихожей, надеясь по первому же вопросу понять, что произошло. Но тут и вопросов задавать не требовалось — с первого же взгляда, по горящим глазам Магомета, по Рафаку, который едва ли не подпрыгивал от радости — она все поняла.