делает честь наблюдательности автора. Нечто подобное сумел в XIII веке подсмотреть и монах Гийом Рубрук, отправленный французским королем Людовиком Святым в составе большого посольства к великому хану монголов в легендарный Каракорум (1259 год). Об этом событии весьма поэтично рассказал Николай Заболоцкий:
А вот знаменитый арабский путешественник Ибн Баттута (1304–1377), исколесивший едва ли не всю средневековую Ойкумену, оставил следующее любопытное свидетельство о том, как товары из Волжской Булгарии доставлялись в страну Йура:
Путешествие туда совершается не иначе как на маленьких повозках, которые везут большие собаки, ибо в этой пустыне [везде] лед, на котором не держатся ни ноги человеческие, ни копыта скотины; у собак же когти, и ноги их держатся на льду. <…> Путеводитель в этой земле – собака, которая побывала в ней уже много раз; цена ее доходит до 1 000 динаров и около того. Повозка прикрепляется к ее шее; вместе с нею прикрепляется [еще] три собаки. Это авангард, за которым следуют прочие собаки с повозками. Остановится он, и они останавливаются. Такую собаку хозяин не бьет, не ругает. Когда подается корм, то он кормит собак раньше людей, в противном же случае собака злится, убегает и оставляет хозяина своего на погибель.
Откровенно говоря, немного настораживает чересчур мягкое обращение с вьючной скотиной – вспомните беспощадный закон полярной пустыни из предыдущей главы, убедительно изложенный Руалом Амундсеном. Похоже, Ибн Баттута в этом пункте слегка приврал, но в целом собачья упряжка описана довольно неплохо. Видимо, аборигены этих мест начали практиковать езду на собаках давным-давно.
Люди Крайнего Севера (эскимосы, чукчи) живут в экстремальных условиях на кромке вечного льда и чувствуют себя при этом прекрасно. Они охотятся на морского зверя (тюленей, китов и моржей), умеют из китовых ребер и снежных глыб соорудить теплое жилище, а из дерева и костяных пластин изготовить надежный лук и затейливый гарпун, которые не подведут на охоте.
В языке азиатских эскимосов, кроме общего названия моржа (
В языке чукчей, занимающихся оленеводством, этого нет. Зато в чукотском языке мы находим десятки различных наименований оленей по масти, повадкам, возрасту, полу: слово
Напрашивается параллель с океаническими народами, заселившими бесчисленные тихоокеанские острова за сотни лет до появления первых европейцев (что, разуме ется, совсем не умаляет достижений выдающихся мореплавателей). Равным образом и Крайний Север был совершенной Terra Incognita только лишь для выходцев из Европы, поскольку испокон веков эти суровые земли населяли десятки больших и малых народов, создавших свою вполне оригинальную и богатую культуру, замечательно вписанную в ландшафт. Именно им следует отдать пальму первенства в деле освоения высоких широт.
Героическая эпоха норманнов постепенно уходила в небытие. На акваториях северных морей и у ледовых широт появились совсем другие персонажи, не менее предприимчивые, чем бородатые витязи в рогатых шлемах. Это были русские мореплаватели, уроженцы Господина Великого Новгорода, который быстро сделался посредником в меховой торговле между странами Западной Европы и племенами Урала и Прикамья. «Еще мужи старии ходили за Югру и за Самоядь», – свидетельствует летописец. А Самоядь русских летописей, между прочим, есть не что иное, как Зауралье, Западная Сибирь в нижнем течении Оби и Таза, исконная земля финно-угорских народов ханты и манси, которых русские называли остяками и вогулами. Новгородские искатели добычи проникли в моря Северного Ледовитого океана не позднее XI века и совершали регулярные плавания у берегов Белого моря и северного побережья Кольского полуострова. По-видимому, уже в самом начале XI столетия состоялись первые экспедиции к Новой Земле: в старинных хрониках рассказывается о путешествии двинского посадника Улеба в 1032 году к Железным Воротам, в которых некоторые историки усматривают пролив между Новой Землей и островом Вайгач. Впрочем, по мнению других ученых, «Железные Ворота» русских летописей находились на Северном Урале и представляли собой горное ущелье (Улеб шел посуху), однако сути дела это обстоятельство не меняет: влияние Новгорода простиралось за Урал и на Крайний Север. Торговых новгородских людей называли «ушкуйниками», потому что они ходили по Белому морю, Северной Двине и Печоре на плоскодонных ладьях-ушкуях, беззастенчиво обирая местное население. Торговля во все времена идет рука об руку с откровенным грабежом и разбоем. В. П. Даркевич пишет:
Система рек и озер соединяла Великий Новгород с далеким северо-востоком. Два речных пути связывали его с Северным Уралом и Зауральем. Северный вел по Сухоне и Вычегде в бассейн Печоры, а из Печоры по ее притоку Усе, через северные отроги «Земного Пояса» (Уральского хребта) в Собь – приток Оби. Другой путь из Печоры на Обь (через Щугорь – приток Печоры и по Северной Сосьве) выводил южнее – к Березову.
Вторая трасса вела из Новгорода по Мсте и Тверце на Верхнюю Волгу, затем по Нерли, Клязьме и Оке к волжским булгарам. Отсюда вверх по Каме или Вятке плыли к северу. «Повесть о стране Вятской» сообщает: в 1174 г. по этому маршруту проплыли новгородские «самовластцы с дружиною своею», «пленяюще остяцкие жилища». Их путь проходил по Волге и Каме, где они построили торговую факторию – «градец мал».
Новгородские северо-восточные вояжи сопровождались ползучим заселением берегов Северного Ледовитого океана. В 1342 году боярин Лука Варфоломеев построил на Северной Двине крепость Орлец (неподалеку от выросших много позже Холмогор – родины Ломоносова), которая стала центром колонизации в Беломорье. Со временем на побережье Белого и Баренцева морей сложилась своеобразная этническая общность рыбаков и охотников на морского зверя – поморы. Почти все они были потомками выходцев из Великого Новгорода. Суровая природа Арктики, зверобойный промысел, требующий выносливости, смекалки и предприимчивости, и дальние походы по Студеному морю (так поморы называли Ледовитый океан) закалили поморский характер и превратили переселенцев в замечательных мореходов и судостроителей. Они научились строить быстроходные и надежные корабли, идеально приспособленные для ледового плавания, – так называемые кочи. Пузатые поморские кочи были снабжены второй обшивкой, предохранявшей от напора льдов, а по своей конструкции и мореходным качествам не имели себе равных в тогдашней мировой практике кораблестроения. Поморский коч – первое в мире настоящее арктическое судно. Между прочим, знаменитый «Фрам» норвежского полярника Фритьофа Нансена, предназначенный для дрейфа во льдах, был выкроен по поморским лекалам. Его округлый корпус с крепкими обводами напоминал в плане расколотый надвое кокосовый орех. Такая конструкция позволяет успешно противостоять арктическим льдам: они никогда не раздавят корабль, а будут выталкивать его наверх.
Фритьоф Нансен (Фото 1896 года)
