собирался сфотографировать Станислав, и как раз в том месте, где в стене виднелись два ряда глубоких черных отверстий.
— Это отверстия для динамита, просверленные немецкими подрывниками. Более десяти тысяч таких отверстий. Как-то сюда привезли даже динамит. Но тогда планы их изменились.
— А они не разрушат наш Замок? Не разрушат? Они не могут этого сделать?
Станислав не ответил. Он опустил голову. Не мог взглянуть Стасику в глаза. Ему также от всего сердца хотелось, чтобы Замок уцелел, но опыт трех ужасных лет оккупации говорил, что можно ожидать самого худшего.
Стасик почувствовал его настроение.
— Вы думаете? — сказал он прерывающимся голосом. Выходит, эти Бруно могут даже наш Замок разрушить?
— Предпочитаю об этом не думать…
— Поэтому вы и фотографируете руины Замка, пока стоят целыми стены? Да?
— Я фотографирую…
Вдруг Стасик выпрямился, вскинул голову, сунул руки в карманы, озорно свистнул, поддел ногой груду камней, о которую только что споткнулся.
— А мы его восстановим! Восстановим! Восстановим! Пусть они все лопнут от злости!.. Вот ваша кассета с негативом! Фотографируйте! Пусть все знают, что они хотели нас уничтожить! А Замок будет стоять! Отец говорил…
Станислав молча взял штатив. Снимки на первом этаже уже были готовы, надо было перейти на второй. Поэтому они повернули в сторону Владиславовой башни.
Они шли через разоренные залы, под ногами крошился битый кирпич, но уверенность, что время поражения минует, не покидала их.
Вдруг Стасику почудилось, что со двора доносятся какие-то подозрительные голоса.
— Возле Сенаторских ворот… О боже! Это любимое место Бруно!
Он подбежал к окну и осторожно выглянул.
Нет. Никого не было.
Без опаски они поднимались по крутым ступеням башни Владислава, помнящей — еще с тех времен, когда она именовалась Круглой башней, — и Большой двор мазовецких Пястов, и времена Ягеллонов, и более поздние эффектные перестройки Замка династией Вазов, которые и назвали ее в честь одного из своих королей Владиславовой.
Шли они медленно: мрамор был выбит, с выщербленных ступеней соскальзывали ноги.
— Внимаааа!.. — крикнул вдруг Стасик.
И не успел докончить.
Одна из ступеней неожиданно зашаталась и ушла из-под ног Станислава.
Он пошатнулся, потерял равновесие, инстинктивно пытаясь опереться о поломанный поручень или о стену. Однако проблеск сознания велел ему еще крепче сжать в руках аппарат и чемодан с негативами. Он покачнулся, больно ударился о стену, из которой торчали остатки выломанной панели, сорвался вниз… И наверняка, покатившись, пересчитал бы все ступеньки, если бы его вовремя не поддержал Стасик.
— Случилось что?
— Ничего! Аппарат цел, и негативы тоже!
Станислав перепрыгнул через две следующие ступени, чтоб наверстать упущенное время. Но тут же вскрикнул — так нестерпима была боль в ушибленной ноге.
— Нет! Нет! Все в порядке, ничего не случилось! — повторял он, с трудом карабкаясь на лестничную площадку второго этажа.
Однако на верхней ступеньке вынужден был остановиться. На лбу выступила испарина. Подумать только — вывихнуть раненую ногу!.. Он снял ботинок и попытался перевязать лодыжку носовым платком.
Стасик взирал на его усилия критически.
— Может, скорую помощь вызовем? — В его голосе снова появилась насмешливая интонация. — А на что годится такой платочек? Здесь нужен бинт или хорошая портянка!..
И вдруг, прежде чем Станислав успел возразить, парень вытащил из кармана перочинный нож, надрезал край своей куртки и оторвал кусок подкладки, помогая себе перочинным ножом там, где швы были слишком крепкими. Несмотря на протесты Станислава, он туго перевязал ему лодыжку.
Довольный, глядя на дело своих рук, Стасик лукаво-огорченно спросил:
— А как же вы теперь свои штиблеты наденете?
К счастью, сапожищи Станислава были так разношены, что обуть забинтованную ногу не составило особого труда.
Сейчас боль не была такой резкой, и Станислав, прихрамывая, все же мог медленно передвигаться.
— Ну так что же? На выход с вещами?
Станислав не ответил. Они находились на втором этаже Замка, возле апартаментов короля Станислава. С аппаратом. Им удалось улизнуть от бдительного Бруно. Неизвестно, представится ли еще когда-нибудь случай попасть сюда.
— Идем дальше, — решил он.
Вышел из Владиславовой башни, повернул налево. Стиснув зубы, переходил из одного зала в другой, прикидывая, где можно сделать хороший снимок. Стасик следовал за ним, помогал установить штатив, закрепить камеру.
Куда только Станислав ни кидал взгляд, всюду он встречал картины ужасающего разорения. Боль в лодыжке стала нестерпимой. Он вспомнил предостережение доктора, который говорил, что чрезмерная перегрузка раненой ноги может кончиться воспалением нерва и увечьем.
Наконец они выбрались на внешнюю галерею.
Со стороны Вислы донесся долгий одиночный свист.
В зарослях парка, у подножия Замка, неожиданно что-то зашевелилось, мелькнула чья-то тень. Станислав быстро отскочил назад, внутрь зала.
— Это наши ребята, — успокаивающе заметил Стасик. — Они были на страже. А теперь дают знать, что уходят. Им пора.
Забрав аппарат, наши герои перешли из старинной саксонской часовни в зал Совета, в котором некогда по четвергам устраивались знаменитые обеды.
Из зала Совета они вошли в огромный, высотой в два этажа, Бальный зал, а из него в следующий, где наверху еще виднелись остатки золотых литер сделанной по-латыни надписи. Кругом, как и всюду, были груды битого кирпича.
— Это Рыцарский зал, — приглушенным голосом сказал Станислав. — Он вызывал у вступавших сюда чувство патриотизма и национальной гордости. Его стены украшали огромные картины кисти Баччарелли, запечатлевшие знаменитые события истории Польши, портреты и бронзовые бюсты полководцев и героев. Фигура Хроноса с косой и с большими часами напоминала о бренности всего земного, а мраморная Слава — о том, что подвиги, совершенные во имя Отчизны, времени не подвластны.
— Нет картин, — глухо отозвался Стасик. — Нет статуй.
— Сейчас их здесь нет. Но будут. Вернутся в Замок.
В пустые оконные проемы глядело широкое безоблачное небо, вдали на солнце сверкали воды Вислы, вечно живые, такие же, как и много веков назад. Станислав закрыл глаза. Ему казалось, что он видит покои Замка такими же великолепными, как прежде.
Он ступал легко. Боль в перетянутой ноге почти утихла. Упрямый чемодан удалось наконец закрыть. Операция приближалась к благополучному завершению.
Из Рыцарского зала они перешли в Тронный зал.
— Здесь в октябре тридцать девятого года генерал-губернатор, президент Международной академии права, доктор Ганс Франк срывал с тронного балдахина польских орлов, поощряя свою свиту следовать его примеру… Это было началом уничтожения…
Стасик разглядывал все вокруг, будто надеясь, что среди груды мусора и обломков удастся найти хотя
