причастности к этой работе Высоцкого. Комплекция у нас разная. Я немного... нет, не выше, а длиннее Владимира Семеновича. Но, как ни странно, мне ужасно было удобно играть в его костюме, который давил мне во многих местах, — френч, галифе, мягкие сапожки. Парик ежиком и накладка на нос тоже были от Высоцкого. Играя Керенского, я даже хрипел как Высоцкий. Не помню, что стремился ему подражать, просто у меня так получалось. Я хотел сделать эту роль, как он. А от самого процесса игры у меня было абсолютное ощущение человека, которого первый раз привели в церковь, — я причастился к этому».
Молодой актер настолько вошел в роль спектакля и предыдущего исполнителя, что после спектакля на просьбу: «Владимир Семенович, можно ваш автограф?» — размашисто подписывал программки — «Высоцкий». Высоцкий за «подлог» не обиделся, а для Ярмольника это был как перст судьбы — он обрел смелость и уверенность в себе и перенял от Высоцкого не только манеру его игры...
—
—
Весной 76-го года Любимов готовит спектакль по повести «Обмен» самого читаемого писателя в стране Юрия Трифонова. По этому поводу Трифонов часто бывал в театре. И как-то в апреле Высоцкий с Трифоновым говорили о романе «Дом на набережной».
Высоцкий заинтересованно расспрашивал о персонажах «Дома...» и вдруг по ходу разговора неожиданно сказал с некоторым смущением:
«Роман...» был обнаружен в бумагах Высоцкого после его смерти. Отмечено, что работу над «Романом...» он прервал в 1977 году. В рукописи названия не было. Оно появилось впервые в одном из зарубежных изданий после смерти автора.
«Роман...» является прозаической формой главной темы раннего Высоцкого — его «дворовых» песен. Критики, разбирая это произведение, отметят полную его преемственность по отношению к ранним песням.
В произведении выведены реальные действующие лица. Так, в Театре на Таганке работал пожарник, который рассказывал, как «
В.Аксенов: «Читал он мне тогда и отрывки из своей собственной прозы, из романа «Девочки». Не знаю, насколько он продвинулся в этом деле, времени у него всегда не хватало, да и к писанию прозы он не был приучен. В тех отрывках, что я слышал, описывались московские красотки, подцепляющие «фирму», то есть иностранцев».
Через два десятка лет В.Аксенов в одном из интервью выскажет гипотезу на эту тему: «Я почти уверен, что он стал бы серьезным романистом или драматургом. Пение на самом деле повергало его в своего рода истерику. А он жаждал вырваться в какую-то более спокойную сферу. Это самосохранение, попытка спастись у него была. Он цеплялся за эти формы деятельности, исключающие непосредственный контакт с публикой. Он прежде всего писал бы о самом себе в разных ситуациях. Он ведь был байронист. Это продолжение плеяды Печориных, Онегиных и прочих. Это такой тип русского романтика, байронита. Это не были бы, может быть, мемуарного плана вещи. А может быть, в конце концов, он пришел бы и к чисто мемуарному плану».
Естественно, что в 77-м году нечего было бы и пробовать напечатать это произведение. Впервые «Роман...» будет напечатан в декабре 1981 года в четырех номерах «Новой газеты», издаваемой в Нью- Йорке. В СССР его смогли прочитать подписчики толстого журнала «Нева» лишь в 88-м. В последующие годы «Роман о девочках» будут ставить на многих театральных площадках России. Вот один из зрительских отзывов на спектакль, поставленный Марком Розовским в Театре «У Никитских ворот»: «'Роман о девочках' Владимира Высоцкого очень театрален. Главным образом тем, что в нем при минимуме текста, занимающего от силы 30 листов, сказан, вернее, выплеснут максимум информации, додумывать и обрабатывать которую внутри себя не автору, а читателю и зрителю. Трудно не остаться благодарным за подаренный вечер, в котором было все: и обилие сценической выдумки, которая у Розовского, по-видимому, одного происхождения с выдумкой литературной и драматургической; и талантливая, искренняя, не раз по-настоящему берущая за душу игра актеров, знакомые песни, смех и слезы...»
