дня) и того, что работа в фильме помешает намеченному гастрольному турне в США.
С.Говорухин: «...в самом начале работы он умолял
«Щадящий режим» был предложен и в театре — Высоцкий срывался со съемок в Москву, два раза играл Гамлета, потом два раза Свидригайлова и — опять в Одессу. И так на протяжении почти всех съемок...
К моменту выхода «Места встречи...» советский прокат прошли «Дело Пестрых», «Дело Румянцева», «Дело № 306» и другие «дела»... Наработался определенный штамп специалиста УГРО, а главным конфликтом всех лент был конфликт между сыщиками и бандитами: одни воруют и убивают, а другие их ловят и допрашивают. Это даже не конфликт, а своего рода «производственные отношения». В основе же романа Вайнеров лежит конфликт между «законником» Шараповым и оперативником, который часто отходит от «процессуальных норм ведения дела», — Жегловым. В романе показан философский спор между ними: каким путем идти к «эре милосердия»? То есть по роману Шарапов — герой положительный, а Жеглов... Он обаятелен и энергичен. Но авторы и не собирались считать положительным героем человека, исповедующего опасную идею о том, что цель оправдывает средства. Это в романе...
А в фильме Высоцкий начисто «переиграл» Конкина, и идейный замысел романа перекосился. Актер и режиссер не поверили в «отрицательного» Жеглова. Они заставили зрителя поверить в то, что Жегловым руководит не какая-то личная корысть, не желание продвинуться по службе, а только единственное стремление — найти и наказать убийцу, обезвредить бандита, обеспечить мирную и спокойную жизнь трудовым людям. Неправоту его по части юридической этики они расценили как неизбежные издержки могучего характера и гибкого ума. Когда он кроток, это подвох, если ласков, то зловеще, в торжественной фразе обязательно отыгрывается ирония. А потом, на ровном месте, во всю силу мужского характера вдруг вспыхивает сокрушительная ярость. Тот же Кирпич в вежливом, душевном разговоре будет для Жеглова и Сапрыкин, и даже Костя, при том, что ворованный кошелек следователь все-таки подбросит ему умелым, чисто воровским жестом в самую удобную минуту.
После выхода фильма в отзывах была высказана мысль о влиянии личности актера на художественный результат, о том, как личное обаяние Высоцкого делает жесткий, грубый персонаж Жеглова глубоким, сложным и гораздо более привлекательным, чем положительный герой В.Конкина, и критика в адрес Жеглова тонет в аплодисментах актеру Высоцкому.
Возможно, по причине явного несоответствия основной линии романа экранному его воплощению между авторами и режиссером произошел скандал.
С.Говорухин: «Мы разругались еще до начала съемок. Они были не согласны с некоторыми изменениями в сценарии, а то, что я настаивал на кандидатуре Конкина, просто вывело их из себя. Так что они даже попросили убрать свою фамилию из титров, первоначально там был указан некий Станислав Константинов (очевидно, намек на Станиславского). Только потом, когда фильм имел такой успех, мы встретились, и Вайнеры согласились фамилию вернуть».
С.Садальский подтверждает: «Вообще с этой картиной много интересного связано. Сейчас вот братья Вайнеры с гордостью говорят всем властям: мы авторы «Места встречи...». А ведь они плевались от этой картины, уверяли, что она ужасная, а Высоцкий просто чудовищен. Когда картину закончили, в ней значились другие титры — я сам лично это видел: Вайнеры свое авторство скрывали. Но когда министр внутренних дел Щелоков посмотрел фильм и сказал: «Картина просто прекрасная, а Высоцкий — гениален», Вайнеры мнение изменили и с удовольствием свое авторство признали».
Мало того, братья Вайнеры не просто согласились вернуть свою фамилию, а переснимали титры за собственные деньги.
С.Юрский: «Шарапов скучный человек! Скучный! Отрицательный герой Жеглов, которого сыграл Высоцкий, — он не скучный, он блещет. И из-за этой яркости фильм едва не запретили — авторы были смущены таким обаятельным Жегловым...»
Высоцкий играл своего сыщика-следователя совсем иначе, чем это делали в аналогичных ролях актеры до него. Ни важности, ни внешнего, часто деланного превосходства, ни сугубо начальственного вида, ни прозорливого, надуманного взгляда, говорящего о собственной профессиональной исключительности, у Жеглова не было. Высоцкий создал образ человека, который прав и не прав одновре менно, и он не столько оправдывает своего героя, сколько показывает истоки этой душевной косины: она от нетерпения сердца, от желания сразу же, мигом, обогреть сирых, приласкать обманутых и поквитаться с обидчиками. Вместо правила «Милиционер должен стоять на страже закона» — установка
По сравнению с ним Шарапов выглядит гораздо стерильнее в своем понимании служебного долга. Но зритель восхищается Жегловым и прощает ему и резкость, и самомнение, и подозрительность — у него это «профессиональные болезни», возникшие от длительного общения с преступным миром.
Так же, как когда-то в «Интервенции», Высоцкий целиком отдается захватившему его любимому делу. Он достраивает образ своего героя, подыскивая наиболее характерное и яркое. Вайнеровское
Он подсказывал другим исполнителям «характерность», он диктовал своим поведением в кадре ритм всего эпизода. Трогательную шепелявость Кирпичу-Садальскому подсказал тоже Высоцкий, а ему, в свою очередь, — его друг Вадим Туманов, который встречал прототипа Кирпича — карманника по кличке Тля — в свою лагерную бытность. Сам Садальский говорит, что эту роль ненавидит — приклеилась кличка «Кирпич». Но в то же время в глубине души соглашается: возможно, ничего другого так ярко не сыграл...
Поразительный сюжетный ход с фотографией любимой девушки, помещенной среди портретов кинозвезд, — это тоже режиссерская находка, подсказанная Высоцким авторам фильма.
Он переживал за друга — из-за травмы головы Абдулов не мог выучить длинный текст, не мог запомнить, что Высоцкого-Жеглова в кино зовут Глебом. Он называл его Стасом. В сцене, когда героя Абдулова выгоняют из милиции, Высоцкий стоял боком и тихо подсказывал другу нужные слова.
В конце июня во время съемок Говорухин вынужден был лететь в ГДР на фестиваль со своей предыдущей картиной «Ветер 'Надежды'» и доверил Высоцкому снять несколько эпизодов. Нужно было снять четыреста полезных метров пленки — это, примерно, 7 дней работы. Высоцкий, под воздействием давно копившегося режиссерского голода, снял материал за четыре дня. Партнеры почувствовали, что у него есть не только задатки режиссера, а и то, что он абсолютно готов к режиссерской работе. И когда вернулся Говорухин, группа встретила его словами: «Он нас замучил!»
С.Говорухин: «Привыкший использовать каждую секунду, он не мог себе позволить раскачиваться. В 9.00 он входил в павильон, а в 9.15 уже начинала крутиться камера. И никогда на полчаса раньше, чем кончалась смена, не уходил никто. В общем, если бы в этой декорации было не 400 метров, а в десять раз больше, то он за неделю моего отсутствия снял бы весь фильм... Все, что он снял, вошло в картину».
