Введение в Ветхий Завет

ни просил себе души врагов твоих, но просил себе разума, чтоб уметь судить, … вот, Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде … и после … не восстанет подобный тебе. И то, чего ты не просил, Я даю тебе, и богатство, и славу … продолжу дни твои» (3 Цар. 3, 5- 14).

Писание и Предание ВЗ сохранило множество свидетельств мудрых решений и поступков Соломона, и в той же 3 Цар. 3 приводится знаменитый рассказ о том, как Соломон повелел рассудить двух женщин, у одной из которых умер новорожденный младенец, и она тайно поменяла его на ребенка другой. Соломон повелел разрубить живого младенца пополам, и тогда одна женщина сказала: «пусть не будет ни мне, ни тебе», а другая — «отдайте ей, лишь бы он жил», и Соломон рассудил, что последняя и есть настоящая мать. Соломон во многих случаях показал себя мудрым правителем, и не стоит удивляться тому, что не только Экклезиаст, но и Притчи, и Премудрость Соломона, и Песнь Песней написаны от его имени — они созданы в духе мудрости Соломона, которая не есть его природное качество, а дар Божий, полученный в результате таинственной Встречи …

В книге Экклезиаста мы находим множество высказываний, ставших крылатыми, но лейтмотивом книги звучит знаменитое «всё суета сует и нет ничего нового под солнцем»: «Что пользы человеку от всех трудов его … Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки … Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь … Что было, то и будет: и что делалось, то и будет делаться … Бывает нечто, о чем говорят: „смотри, это новое“; Но это было уже в веках … Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после … Всему своё время … время рождаться, и время умирать; … время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру…» (1, 3-11; 3, 1–8). Итак, автор справедливо усматривает в явлениях природы и истории круговорот, который вполне привычен любому творению, но неприемлем для человека, который это постоянное чередование фаз умирания и оживления, разрушения и созидания соотносит с внутренней потребностью осмысления своей жизни и выносит всему этому печальный приговор: всё суета, всё зря. С самых первых стихов ставя перед нами философскую проблему смысла жизни как качественно иной, последней цели, Экклезиаст показывает, что взятая сама по себе наша земная жизнь в итоге оказывается бессмысленной. «Первая добродетель, и даже все добродетели, — скажет много столетий спустя свт. Иоанн Златоуст, — состоят в том, чтобы быть странником и пришельцем в этом мире и не иметь ничего общего со здешними вещами, но быть в таком отношении к ним, как к чуждым для нас».

Далее, автор усиливает впечатление о суетности и бессмысленности нашей жизни рассуждением о смерти. Кто, собственно, может доказать, что человек бессмертен? Ведь люди «сами по себе животные … участь сынов человеческих и участь животных — … одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом … всё произошло из праха и всё возвратится в прах. Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх?» (3, 18–21). И в связи с разговором о смерти, которая равняет всех: человека и скота, царя и нищего, мудрого и глупого (см. 2, 12–17), праведного и нечестивого (9, 1–6), Экклезиаст переходит к другой проблеме — несправедливости жизни. Если жизнь прекращается смертью, то сомнительным оказывается в итоге любое стремление человека, а плодами его доброй и созидательной деятельности в лучшем случае воспользуются другие (чужие) люди или никто не воспользуется. И потому суетен труд, мучительны постоянные заботы о насущном хлебе, суетны богатство и честолюбие, суетно познание мира, напрасны победы, случайны удачи; безрадостны даже наслаждения (см 2, 1-11, 18–23; 4, 8; 6, 1-12; 9, 11–12).

Но несправедливость не только в смертности жизни и в господстве случая. Ею проникнуты взаимоотношения между людьми, которые не противостоят ей, а словно соглашаясь с общим порядком вещей, унижают и уничтожают друг друга: «И обратился я, и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их — сила … И ублажил я мертвых … более живых, а блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, которые делаются под солнцем … всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть…» (4, 1–4).

Как же тогда жить мудрому человеку, видя всю суетность, бессмысленность и несправедливость жизни. Автор всё-таки не отвергает эту жизнь и дает некоторые советы, способные утешить. Во-первых, нужно постараться принять эту земную жизнь как Божий дар, трудиться, есть и пить, т. е. смириться — а куда денешься? (2, 24–26). Во-вторых, зная, что всё земное потом отнимется, стараться сохранять во всём меру, не тратя все силы души на достижение суетных целей (7, 15–18). А в-третьих, постараться понять, что всё-таки быть мудрым лучше, чем быть глупцом, и творить добро лучше, чем злодействовать, ибо мудрость от глупости и добро от зла отличаются так как свет от тьмы (2, 13), а человеку приятнее и свойственнее жить в свете, нежели во тьме. И еще человеку следует избегать одиночества, ибо в общении, дружбе, браке человек забывает о своей печальной участи (4, 9-12)…

Что это за рассуждения? Выводы Экклезиаста совсем не похожи на вероисповедание Соломона, они совершенно далеки от веры Авраама, Исаака и Иакова. И уж совершенно загадочно в связи со всем вышесказанным звучат последние стихи книги: «Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека. Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и всё тайное, хорошо оно, или худо» (12, 13–14). Разве это высказывание есть итог всему, «сущность всего»? Напротив, оно звучит даже не как противоречие, а как новое откровение, подробно не разъясненное!

Но Экклезиаст не зря назван мудрым. Ведь он, совершенно верно подмечая явления природной и общественной жизни, в своих первых выводах и наставлениях говорит не как библейский праведник, а как эллинский философ, скептик и стоик одновременно. Эллинская мудрость достигла больших высот, но не ведая Откровения, она упиралась в проблемы смерти, бессмысленности, случайности и несправедливости. Эта мудрость во многом и посейчас составляет мировоззрение светского мира, и потому с таким удовольствием цитируется Экклезиаст. Но ведь автор сознательно приводит мыслящего человека в тупик. Иногда кажется, что лучше творить добро, но в итоге — зачем? Человеку нужно и свойственно трудиться, но ведь по сути — это бессмысленный «бег по кругу». Человек стремится к богатству, славе, счастью, но даже если не погибнет на полпути, никогда не удовлетворится достигнутой целью. Жизнь несправедлива, но кто сказал, что она должна быть справедливой и почему вообще человек упорно жаждет справедливости? Человек страдает от смертности, но почему вообще возникает разговор о бессмертии? И когда честный мыслитель упирается в скорлупу безвыходности, Экклезиаст вдруг открывает ему: все сомнения и вся суета преодолеваются в ином, религиозном измерении, в «небе». Там Бог Живой, Он Судит доброе и злое, Он откроет смысл всего, сделает явным тайное, а пока нужно научиться исполнять Его заповеди и жить, «боясь» Бога.

Страх Божий, о котором говорит Экклезиаст, является в библейском Откровении важнейшим понятием. Страх человека перед дикой природой и могуществом стихии, страх перед огромностью вселенной, страх перед бездонностью духовного мира явился следствием грехопадения. Мы помним, как Адам сказал Богу, что услышал Его голос в раю и убоялся, ибо присутствие Божие перестало быть для человека высшей радостью. В древнейших религиях описывается ужас человека-букашки перед страшным Верховным Существом. Но такие праведники, как Авраам, Моисей, Давид, пророки Исайя и Иеремия научили иудеев другому — страх Божий есть удивительное сочетание двух ощущений: недостоинства малого перед Великим, твари перед Творцом и в то же время восторг от Его присутствия, дерзновенное желание быть с Ним. В другой интонации страх Божий есть непрестанное памятование о Боге. Этот страх также определяется красивыми русскими словами «трепет», «благоговение».

Мудрый автор книги Экклезиаст показывает путь спасения, восхождения к Богу как преодоление пессимизма эллинской (мирской) философии воспитанием в себе непрестанного памятования о Боге и Его благой и промыслительной воле.

6.2. Песнь Песней Соломона