вот, чтобы раз и навсегда?
– Давай уточним, что именно я должен менять?
Чего-чего, а меняться Данилова совершенно не тянуло. Опасное и неблагодарное это дело. Начнешь меняться в лучшую сторону и сам не заметишь, как изменился в худшую. Лучшее, как известно, враг хорошего, и от добра добра искать не стоит.
– Свое поведение на работе – раз, свою манеру общения с руководством – два, свою реакцию на замечания – три, свое понятие о справедливости – четыре...
– Понятие о справедливости от меня не зависит, – вставил Данилов. – Тут уж ничего обещать не могу.
– Хорошо, – кивнула Елена. – А по остальным пунктам можешь измениться? Ну хотя бы попытаться, а? Всерьез?
– Если я сделаю это, то ты меня бросишь, – серьезно сказал Данилов.
– Почему? – удивилась Елена.
– Потому что не захочешь жить рядом с унылым, бесхребетным, ни на что не годным слизняком.
– А-а-а... Ну-ну! Ясно. Это ж какое мне счастье привалило – живу с веселым, сильным, уверенным в себе мужчиной! – На глазах Елены выступили слезы. – И как живу – каждый день жду сюрпризов!
– Поехали за соками! – Данилов попытался выехать с тележкой из закутка, но Елена преградила ему дорогу.
– Выслушай меня до конца и больше не передергивай! – срывающимся голосом потребовала она. – Я имела в виду, что тебе надо учиться идти на компромиссы там, где это надо, а ты вывернул мои слова наизнанку!
– Я не выворачивал, просто перевел...
– Вывернул! Да еще сделал это, упиваясь своими мнимыми достоинствами! Ну скажи, что хорошего в том, что тебя не может долго выносить ни один начальник?
– Это их проблемы.
– Это твоя проблема! – вздохнула Елена. – Им-то что? Они избавляются от тебя и вскоре забывают, что был такой еж, доктор Данилов. А ты мечешься с места на место, кидаешься из специальности в специальность, страдаешь... Я же вижу, Вова, как ты страдаешь. Даже сейчас.
– Ты ошибаешься...
– Не ошибаюсь. Тебе плохо, тебе неприятно, но ты хорохоришься. Правильно, ты же настоящий мужчина! Вожак! Альфа-самец.
– Лен, теперь ты не передергивай, – попросил Данилов. – Ты, когда злишься, часто передергиваешь. А потом я же и виноват...
– Пошли, Данилов, – вздохнула Елена. – Только сначала не к сокам, а к водке.
– Шутишь? – не поверил Данилов.
– Нет, не шучу. Тебе нельзя пить, а мне можно. А сейчас – просто необходимо. Стакан под соленый огурец и горбушку черного хлеба. А может, и два стакана... напиться, забыться и успокоиться. Может, хоть так получится!
Данилов не поверил, но возле стеллажей с алкоголем Елена попросила его остановиться и скрылась за спинами других покупателей. Не прошло и минуты, как она вернулась с поллитровкой в руках.
– Выбор хороший, – одобрил марку Данилов.
– Как любит говорить мой первый муж: «Бери, что подороже – не ошибешься».
Совершенно невинное упоминание о бывшем муже вызвало у Данилова необычайно сильный прилив раздражения. Он и сам не смог бы объяснить почему. Просто так получилось.
Раздражение привычно обернулось головной болью, да такой сильной, что Данилову немедленно захотелось на свежий воздух. «Сейчас еды возьмем – и выйдем», – успокоил он себя, лавируя тележкой в толпе.
– Что случилось? – обеспокоилась Елена, заметив перемену в состоянии Данилова. – Это ты на водку так реагируешь? Извини, я дура...
– Водка тут ни при чем. – Данилов мягко отвел в сторону руку Елены. – Тебе надо – бери. Мне ее налей да под нос подставь – пить не стану. И не потому, что воздерживаюсь, а потому, что не хочу. Видимо, то количество, которое мне на всю жизнь отпущено, я уже выпил. Просто голова разболелась...
Водку Елена все же оплатила на кассе. «Продолжает злиться, – подумал Данилов. – Надо бы разрядить обстановочку...» Сложив покупки в багажник, он аккуратно, как любила Елена, закрыл крышку и предложил:
– Пойдем перекусим.
– Куда? – не стала отказываться Елена.
– На твой выбор.
Елена выбрала фастфудовскую пиццерию.
– Сто лет пиццы не ела, можно и разговеться.
Пицца в ее представлении относилась к запретным высококалорийным блюдам.
Данилов намеревался, вернее, надеялся есть пиццу под «легкий треп», то есть под ненапряженный разговор о том о сем. Скоропомощные сплетни, свежие новости из школы, в которой учился Никита, новинки кинопроката, намечающиеся варианты квартирного обмена (что-то очень давно не слышал Данилов про новые варианты), да мало ли тем!
– У Никиты к школе все готово? Ничего купить не надо? – спросил Данилов, ставя на свободный стол поднос с тарелками.
– Кроме усидчивости, у него все есть, – ответила Елена.
Первый кусок пиццы был съеден Еленой в молчании. Молчал и Данилов, не в его привычках было лезть с разговорами к тем, кто к разговорам не расположен. Недаром говорится: «Когда я ем, я глух и нем».
Запив пиццу газировкой, Елена заговорила. Все о том же, о наболевшем.
– Стабильность, Вова, вот чего мне недостает. – Голос ее был тих, а зеленые глаза смотрели на Данилова устало и печально. – Неужели я хочу невозможного?
– Жизнь вообще крайне нестабильная штука. Кому, как не тебе, проработавшей всю жизнь на «скорой», это знать?
«Ну вот, зачем она снова за свое?» – с тоской подумал Данилов, которого только-только отпустила головная боль.
– Хорошо. – Елена на секунду прикрыла глаза. – Скажу по-другому. Жизнь – крайне нестабильная штука, и мне не хочется, чтобы мой муж постоянно увеличивал эту нестабильность! Я уже не раз говорила, что ты хороший врач, но отвратительный подчиненный!
– Так уж и отвратительный! Кстати, на «скорой» я работал долго...
– Именно так – отвратительный. А знаешь, почему ты так долго проработал на «скорой»? Да потому, что у тебя заведующий подстанцией был тюфяк. Он жил по принципу «как оно есть – так оно и есть». А все прочее начальство было от тебя далеко. И еще у тебя была самостоятельность, на вызовах ты сам принимал решения и никому не подчинялся. А стоило тебе попасть в другие условия, как...
– Лен, такие разговоры не способствуют пищеварению, – миролюбиво сказал Данилов. – Я сказал, что хотел, ты сказала, что хотела, давай теперь о погоде поговорим или еще о чем-то нейтральном...
– Да как я могу говорить о чем-то нейтральном, если голова моя занята совсем другим?! – На крик Елены дружно обернулись все сидящие за соседними столиками.
– Возьми на полтона ниже, – посоветовал Данилов.
Был шанс, пусть даже и совсем маленький, крошечный такой шанс, что Елена одумается, извинится и заговорит о чем-то другом. Был... но не реализовался.
– Данилов, перестань затыкать мне рот! – Голос Елены стал вполовину тише, но напряженность между ними от этого не уменьшилась, а только возросла. – Я взрослая женщина, сама себя содержу, ни от кого не завишу и могу говорить все, что мне вздумается и так громко, как хочу!
– Но люди...
– Тебя интересует, что подумают люди?! – Елена искривила лицо в гримасе, призванной выразить удивление. – С каких это пор?
– Я просто не хочу, чтобы ты портила им аппетит.
– Тогда пошли! – Не обращая внимания на оставшиеся на столе тарелки с едой, Елена встала и направилась к эскалатору.
Данилов, так и не успевший толком поесть, схватил не глядя кусок пиццы и пошел за ней.
– Давай немного погуляем, – предложил он на улице. – Тебе не стоит садиться за руль в таком состоянии.
– Наоборот, езда меня успокаивает, но можно и погулять.
Они двинулись вдоль длинной коробки торгового центра.
– Если ты не возьмешься за ум, Данилов, то твоим скачкам с одного места на другое никогда не будет конца. И не надо снова убеждать меня в том, что ты не виноват! Ты виноват хотя бы в том, что это происходит с тобой, а не с кем-то другим. Взять хотя бы Полянского, вот он почему-то умеет выстраивать правильные отношения с руководством. Ты бы поинтересовался, как это у него получается, вдруг это не сложно и не больно?
– У Полянского своя жизнь – у меня своя. Моя доля – работы менять как перчатки, а его – девушек.
– Да лучше уж девушек, чем работу! – вырвалось у Елены.
– Ничего себе заявление! – изумился Данилов. – И от кого я это слышу? От жены? Вот уж не ожидал... Слушай, а можно я не буду начинать с девушками? Мне и так проблем хватает.
– С одной мной, ты хотел сказать?! – Елена обернулась к Данилову.
– Нет, вообще... По жизни хватает проблем.
– Ты не любишь проблемы, правда?
– А кто их любит? Разве что мазохисты...
– Мазохисты любят, когда шелковой плеткой по попе гладят. – Данилов не стал уточнять, почему именно шелковой. – А если ты не любишь проблемы, то делай так, чтобы их у тебя не было... Или хотя бы было поменьше. Старайся – и получится.
– Как будто я не стараюсь.
– Совершенно не стараешься. И не будешь, потому что не хочешь. Ты лучше уйдешь из Склифа с высоко поднятой головой и начнешь где-то в другом месте. Там месяца за два-три тебя раскусят и избавятся...
– Подобные пророчества неуместны, ты не находишь?
– Они жизненны и оттого уместны. – Елена остановилась и посмотрела в глаза Данилову. – Все так и будет. А я, между прочим, не молодею. И лет через пять мне рожать будет уже поздно.
– Давай не будем валить все в одну кучу. – Терпение Данилова подходило к концу. – Ты говоришь так, словно я нигде не работаю и ничего не зарабатываю. Это же не так. Я меняю места работы, но я все время работаю, не сижу месяцами дома в ожидании чуда. И зарабатываю, конечно, не столько, сколько ты, но тоже неплохо. Плюс квартиру в Карачарове сдаем. Так что родить ребенка тебе никто не
