Если не обращать внимания на некоторые старинные слова и выражения, то идея Михаила Васильевича вполне отвечает современным воззрениям.
Кто-то может припомнить, что в середине XIX века возникла гипотеза неорганического происхождения нефти, поддержанная авторитетом Д.И. Менделеева. Она не опровергнута до сих пор. Однако если при определенных условиях «неорганическая нефть» образуется в малом количестве, то более или менее значительные залежи нефти и газа обязаны своим происхождением комплексу факторов, а прежде всего переработке органического материала биосферы.
«Я не знаю ни одной теории XVIII столетия, — писал Вернадский, — которая могла бы быть поставлена наряду с этими воззрениями Ломоносова. Точно так же органического происхождения, по его мнению, янтарь — окаменелая смола деревьев. Переходя к еще более близким предметам, он первым затрагивает происхождение чернозема и считает его за продукт гниения наземной растительности, древесной и травяной, отчасти и животных. Точно так же продуктом разрушения организованного мира (главным образом чернозема) он считает органическое вещество шиферов и глин».
Может показаться странным, что когда-то ученые не догадывались об органическом происхождении янтаря и почв. Если не ошибаюсь, еще в Античности было высказано предположение, что янтарь — окаменевшая смола. Но тогда же считали горный хрусталь (кварц) окаменевшим льдом. Все это были предположения, без какого-то ни было обоснования.
«Таким образом, — продолжал Вернадский, — он всюду видит остатки организмов. Их кости и отпечатки превратились в окаменелости, изменили свое вещество, сохранив форму, а бывшее в них не вполне сгоревшее тело дало огромные отложения нефти, каменного угля, торфа, чернозема».
И еще одно замечание Вернадского: «Среди многочисленных космогоний XVIII столетия космологические воззрения Ломоносова во многом оригинальны, так как он всюду принимал во внимание химические факторы, тогда как большинство космогонии основывалось главным образом на механике и физике».
Заметим: в последние полвека в научном сообществе наиболее популярны теории происхождения Вселенной, строения материи, развития Земли, эволюции Жизни и Разума, основанные на данных физико- математических наук.
Учение о биосфере отодвинуто на второй план, а на первый вышли технические науки, удовлетворяющие безмерно растущие материальные потребности наиболее обеспеченных групп населения. И если со времен Ломоносова технические достижения поистине фантастичны, то в познании родной природы Земли успехи невелики, а за последние десятилетия и вовсе ничтожны. Человечество ускоренно разрушает и загрязняет среду жизни. Тем самым подрываются основы нашего бытия.
У Ломоносова, конечно же, сохранялись элементы механистического мировоззрения. Отчасти это оправдано (вспомним приведенное выше суждение Иммануила Канта). Но самое главное: он сознавал величие и непостижимую сложность земной природы, живых организмов. Благоговение перед Природой — такой была основа его мировоззрения (в начале XX века этот принцип экологии провозгласил замечательный немецкий мыслитель Альберт Швейцер).
Непризнанный гений — это нормально
Кому-то покажется, что мы слишком углубляемся в научные проблемы, уделяя мало внимания бытовым событиям в жизни Михаила Васильевича. Однако творчество и познание, а не быт — основа его бытия.
Некоторые из его замечательных достижений, о которых шла у нас речь, до сих пор остаются вне истории науки, не оценены по достоинству. Поэтому о них приходится рассказывать обстоятельно.
.. Французский писатель Жюль Ренар записал в своем дневнике: «Да, я знаю. Всех великих людей сначала не признавали; но я не великий человек, и я предпочел бы, чтобы меня признали сразу».
Михаил Ломоносов был великим настолько, что признание к нему пришло через полтора столетия после его смерти и до сих пор в его научном творчестве удается открывать нечто новое и даже актуальное.
В сказке о янтаре Ломоносов упомянул «мещан» ученого общества, считающих янтарь (а также, добавим, ископаемые окаменелости, отпечатки животных и растений) за подлинное минеральное тело, причуду природы. А прежде он упоминал о «черни ученого общества».
Важная это классификация, относящаяся к науковедению (детищу XX века). Существует в научном сообществе основная масса — преимущественно неплохо обустроенные «мещане», разделяющие и развивающие наиболее распространенные учения. Есть и «чернь», утверждающая несусветные, ничем не обоснованные концепции, основанные на вере, а не на знаниях. Наконец, имеются «аристократы» науки, по большей части не признанные «мещанами» и обычно остающиеся до поры до времени (а то и навсегда) неизвестными, непонятыми, неоцененными.
Хорошо это или плохо? Трудно сказать. Область научных знаний консервативна. И это хорошо. Жан Батист Ламарк (1744–1829), идеи которого об эволюции были признаны только после его смерти, в своей «Философии зоологии» писал: «Конечно, многие новые воззрения, излагаемые в этом труде, естественно должны вызвать у читателя при первом знакомстве с ними предубеждение вследствие одного уже предпочтения, всегда оказываемого общепринятыми мнениями перед новыми, стремящимися их вытеснить… Как бы велики ни были трудности, сопряженные с открытием новых истин при изучении природы, еще большие трудности стоят на пути их признания.
Трудности эти, зависящие от разных причин, в сущности скорее полезны, чем вредны для общего состояния науки… Лучше, чтобы истина, раз понятая, была обречена на долгую борьбу, не встречая заслуженного внимания, чем чтобы все, что порождается пылким воображением человека, легковерно воспринималось».
Печально видеть, как порой легковерно принимаются за истину не обывателями, а профессиональными учеными идеи сомнительные, недостаточно обоснованные, но хорошо отрекламированные. Слишком многое зависит от общего культурного уровня общества и устремлений «ученых мещан».
Один из многочисленных примеров — судьба русского биолога младшего современника Ломоносова Афанасия Аввакумовича Каверзнева (ок. 1750–1815). Окончил он Смоленскую семинарию, был беден и смышлен. Его направили учиться наукам и пчеловодству в Саксонию. Успешно окончив Лейпцигский университет, он в 1775 году вернулся в Россию. Не представил свою диссертацию, боясь репрессий: в ней излагалась идея эволюции животных. В Смоленске прозябал как мелкий чиновник.
Его трактат перевели с немецкого (очень плохо), опубликовав без указания автора: «Философическое рассуждение о перерождении животных» (1778). По словам Каверзнева, «все животные происходят из одного ствола», и не только кошка и тигр, «но и человек, обезьяна и все другие животные составляют одну единую семью». Он ссылался на искусственный отбор (так поступит и Дарвин), цитируя Линнея, Бюффона и других ученых.
«Существуют, — писал он, — три причины изменчивости животных: две естественные, а именно — температура, зависящая от климата, и характер пищи, а третья возникает непосредственно от гнета порабощения». Упоминал он и о влиянии почв, рельефа местности.
Русская наука в его лице потеряла талантливого ученого, загубленного социальной средой и предрассудками. Судьба Ломоносова была счастливой не только благодаря его уму и упорству, но и по причине чрезвычайного разнообразия его талантов.
Александр Пушкин писал: «Мы напрасно искали бы в первом нашем лирике пламенных порывов чувства и воображения. Слог его ровный, цветущий и живописный, заемлет главное достоинство от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным. Вот почему преложения псалмов и другие сильные и близкие подражания высокой поэзии священных книг суть его лучшие произведения. Они останутся вечными памятниками русской словесности; по ним долго еще должны мы будем изучаться стихотворному языку нашему; но странно жаловаться, что светские люди не читают Ломоносова, и требовать, чтобы человек, умерший 70 лет тому назад, оставался и ныне любимцем
