существовании ее не знали даже в соседних воинских частях… Тогда, сообразив, я начал спрашивать иначе, «Есть ли тут парашютисты-десантники?». Оказалось, что такие есть.
… В темноте, куда меня направили, действительно располагалось что-то похожее на военный городок. Но пребывания людей там не ощущалось. Долго я ходил вдоль забора части, пока не подошел к зданию, по внешнему виду похожему на КПП. Постояв в растерянности около совершенно неосвещенного объекта, я хотел уже уйти, но в этот момент услышал тихий разговор внутри здания. Обрадовавшись, я энергично постучал в дверь и был крайне удивлен быстротой реакции дежурного наряда. Дверь открылась. На пороге стоял высокий сержант в голубом берете. Я только начал объяснять причину моего прихода, как он уже снял телефонную трубку и доложил невидимому дежурному о прибытии заместителя командира 6-й роты, то есть о моем приезде. Выходит, обо мне знали и уже ждали.
«Вот это организация службы. Значит, я служить буду в шестой роте?!» — подумал я.
Пользуясь моментом, огляделся. Здание КПП соответствовало обычным уставным стандартам, но в комнатах было синее маскировочное освещение, и окна были наглухо задрапированы черными шторами. Вот почему городок и КПП выглядели такими нежилыми. Подобной светомаскировки я в войсках, до того уже побывавший в Уральском, Забайкальском и Белорусском округах, еще не видел. Позднее я понял, что спецназ удачно использовал воздушно-десантные войска в качестве «крыши». Десантная форма, активное применение легенды, согласно которой соединения специального назначения назывались воздушно- десантными бригадами, а в Афганистане мотострелковыми бригадами, — все это позволяло нашим войскам в определенной степени скрывать свою истинную суть. Принимавшиеся в спецназе строгие меры конспирации позволяли достаточно длительный период времени не выходить ему из тени ВДВ. Прежде всего я был приятно удивлен хорошей строевой выучкой и бросающейся в глаза предупредительностью, с одной стороны, и сдержанностью, с другой, в поведении сержанта-дежурного по КПП части, который, внимательно проверив мое предписание, сказал: «Пожалуйста, проходите, товарищ лейтенант», — при этом, как мне показалось, подчеркнуто отдал честь, приложив руку к голубому берету, лихо одетому почти на правое ухо. Не скрою, сам процесс проверки документов, который, будучи довольно коротким по времени, мне очень понравился тем, что дежурный действовал, хоть и в рамках инструкции, но, я бы сказал, подчеркнуто четко. Кроме того, в форме одежды сержанта Рыкова, так звали дежурного, я не заметил никаких нарушений, что мне также было приятно отметить. Подстать ему по выправке оказались и два дневальных по КПП, которые вышли из дежурной комнаты и с нескрываемым интересом рассматривали молодого лейтенанта, прибывшего в часть.
Дежурный по КПП повел меня в штаб, где и передал дежурному по части, который пригласил меня зайти в дежурку. В комнате было два офицера — майор Кондратович и лейтенант Тимченко, бросились в глаза железные сейфы для пистолетов и большая лопасть вентилятора, крутящаяся со специфическим шелестом под потолком.
Высокий блондин, Дмитрий Васильевич, замполит второго отряда спецназа, доброжелательно пожал мне руку и пояснил:
— Вас ждали. Так еще вчера звонил лично начальник разведки округа полковник Ф. И. Гредасов. По приказу начальника штаба Колесника, который сейчас исполняет обязанности комбрига, вам уже подготовлена отдельная комната в доме офицерского состава, куда помощник дежурного по части сейчас и отвезет.
Это было так неожиданно и как нельзя кстати. Минут через десять мы уже были в жилом городке, в котором стояло около десятка домов офицерского состава. Нашему взору предстал двухэтажный кирпичный дом, по добротности и особенностям кладки архитектуры относящийся к началу двадцатого века. Во время последнего землетрясения его стены немного треснули и были насквозь стянуты стальными балками. Поднялись по широкой лестнице на второй этаж и очутились в большой пустой комнате коммунальной квартиры. Две семьи моих теперешних соседей, тоже офицеров бригады, старших лейтенантов Манченко и Коновальчикова еще спали. Стрелки часов показывали пять утра. Помощник дежурного по части, который привез нас в эту квартиру, ушел, а следом за ним в комнату влетели высокий блондин в спортивном костюме (им оказался мой ротный командир А. А. Неделько) и несколько солдат в туркестанских выгоревших на солнце шляпах с двумя кроватями, табуреткой, тумбочкой, двумя матрацами и подушками.
— С приездом! — сказал Анатолий Артемович, — Вот по приказу комбрига — принимайте мебель и постели.
Мы познакомились с ротным. Солдаты сноровисто установили посреди комнаты принесенный инвентарь и, спросив разрешения у «товарища старшего лейтенанта», убежали.
— Товарищ лейтенант, давайте умывайтесь, приводите себя в порядок и приходите в часть для представления командованию, — сосредоточенно и официально отдал распоряжение мне Неделько и удалился.
…Разгорался новый день, который открывал мою офицерскую службу. Зашевелились и начали хлопать дверями ванной наши соседи. Я переоделся в парадную форму и ушел представляться в штаб, где дежурный провел меня прямо к кабинету командира бригады, и пока там были посетители, пояснил, что командир полковник Мосолов Р. П. в настоящее время находится в отпуске, а его обязанности исполняет начальник штаба бригады подполковник Колесник. Когда исполняющий обязанности комбрига освободился, я зашел в кабинет и доложил о своем прибытии в часть для дальнейшего прохождения службы. Навстречу мне из-за стола вышел подполковник, одетый в офицерскую рубашку с погонами, выше среднего роста, крепкий, подтянутый и красивый. Открытое выразительное лицо, приветливый взгляд, четкая немногословная речь, скорее лаконичная, доверительный голос. Колесник внимательно смотрел мне прямо в глаза и, крепко пожав руку, поздравил с прибытием в бригаду. Он закурил беломорину и, присев, начал беседу — поинтересовался моим размещением на новом месте и здоровьем жены. Я поблагодарил его за заботу. Колесник объявил, что я назначаюсь на должность погибшего лейтенанта Парамонова, подчеркнув, что шестая рота является отличным подразделением и мне очень повезло служить в таком коллективе. Коротко дал характеристику командному составу роты, пожелал успехов и отправил меня представляться командованию батальона, которое уже находилось на плацу и готовилось к построению. Я представился комбату капитану Нихимчук и его начальнику штаба майору Лабадзе.
Я хорошо запомнил, что с первой нашей встречи Колесник произвел на меня самое приятное впечатление. Удивило меня его доброе, простое и сердечное отношение во время беседы, а трижды удивила его забота о нашей молодой семье.
Во время построения шестой роты на развод на занятия старший лейтенант Неделько официально представил меня личному составу подразделения. На плацу перед одноэтажным длинным зданием барачного типа — нашей казармой, стояла моя шестая рота. Здесь начиналась хлопотная непрерывная солдатская жизнь с тревогами, подъемами и отбоями, занятиями в классах и на учебных полях, изнурительными учениями и парашютными прыжками. Сотня пар любопытных глаз с интересом разглядывала меня.
— Кто ты, лейтенант? Чего стоишь?
Рота заняла свое место в строю бригады, а я встал на правом фланге роты левее командира. Буквально с первых минут моего пребывания в части меня охватил совершенно необычный душевный подъем, при этом поймал себя на мысли, что мне здесь уже все нравится, хотя я еще фактически ничего не знаю о бригаде. Порадовала меня деловая и спокойная атмосфера, без ругани и унижения, опрятная форма одежды военнослужащих и то, что солдаты-спецназовцы четко отдавали честь, переходя на строевой шаг. Более того, воинскую честь мне, зеленому лейтенанту, отдавали даже прапорщики, что, как известно, очень редко встречается в армии.
Во время беседы с офицерами роты, оказалось, что из пяти человек четверо взводных закончили суворовские училища, так же как и подполковник В. В. Колесник, являющийся выпускником Орджоникидзевского суворовского училища. Я этому был несказано рад, так как знал, что «кадеты» отличались от других выпускников военных училищ особым демократизмом и умением руководить и командовать без ругани. Уместно будет сказать, что за годы моего общения с Василием Васильевичем Колесником я никогда не слышал грубого слова или пренебрежительного тона. Эту манеру общения с подчиненными я и для себя взял на вооружение, наверное, с тех первых минут пребывания в части.
Одним мгновением пролетели первые недели, месяцы и годы службы. С первого дня и на всю службу в этом гарнизоне определился мой распорядок работы. Рабочий день начинался в шесть утра — с пятидесятиминутной утренней зарядки, и заканчивался после отбоя в 23 часа. Правда, в дневное время, в
