«Кто первый увидел врага, тот победил», — вспомнилась Виктору боевая заповедь истребителей. Вернее, он не вспомнил о ней: она давно слилась с его существом. Услышав команду Чернопятова: «В атаку!», он сразу ощутил радостное облегчение и ринулся вперед вместе с лучами солнца на темную массу ревущих, перегруженных бомбами «юнкерсов»…
Его первая пушечная очередь вошла в головной самолет врага, как острый раскаленный добела нож.
«Юнкерс» пошел к земле, словно горящая головня, вместе с командой и полутора тоннами фугасок, со всеми своими пушками и пулеметами.
И это было только начало…
В половине июня всех начальников политотделов дивизии и замполитов отдельных частей вызвали в политотдел армии.
Совещание проходило скрытно, ночью, в строго охраняемой избе, в центре большого села. Алексей сразу почувствовал его необычность. В нежилой просторной комнате с наглухо заколоченными окнами собралось человек тридцать старших офицеров — полковников, майоров и подполковников. Они сидели на грубо отесанных скамьях и, тихо разговаривая, много курили.
На столике, покрытом куском старого кумача, светила керосиновая лампа. У двери, снаружи и изнутри, стояли два автоматчика. Офицер политотдела проверял у прибывающих на совещание документы.
Генерал-майор Колпаков лично сделал перекличку офицеров. Он стоял у стола, плечистый, подтянутый, задумчиво склонив голову. Казалось, он что-то читал на закапанной чернилами красной материи и собирался с мыслями. Широкое, обветренное лицо его было необыкновенно серьезным.
— Товарищи, я созвал вас, чтобы сообщить вам некоторые важные сведения, — тихо заговорил Колпаков, оглядывая офицеров с таким выражением, словно они были для него самыми близкими друзьями. — Теперь уже можно сказать, да и необходимо, чтобы вы всю свою работу за оставшиеся дни подчинили тому главному, что услышите сейчас.
Алексей настороженно слушал. По опыту он знал, что такое предисловие всегда предполагало начало больших операций.
— Я говорю вам это не для того, чтобы вы довели мое сообщение до всего личного состава сегодня же — в этом пока нет необходимости, — продолжал Колпаков. — Пока скажу только вам, начальникам политотделов, для ориентации в политработе.
На скамьях беспокойно задвигались.
— Я нарисую в общих чертах положение на нашем участке и то, что уже известно политуправлению фронта, то есть, вы сами понимаете, о чем идет речь… — Колпаков сделал паузу, как бы подыскивая наиболее точные слова. — Я говорю о плане нашего Главного командования… и о планах противника, чтобы вы не приняли за неожиданность некоторые его шаги, предполагаемые в скором будущем. Запомните: неожиданностей теперь не может быть. Гитлеровцы потеряли фактор внезапности. Теперь этого фактора у них не существует. Замысел германского командования раскрыт полностью. Об этом позаботились наши доблестные разведчики. Теперь нам уже точно известно: на Орловском плацдарме, прямо против нас, и у Белгорода немцы сосредоточили для наступления с севера и юга на Курск семнадцать танковых, три моторизованных и восемнадцать пехотных дивизий. Против нашей армии, вот здесь… — генерал провел пальцем по висевшей у окна карте, — … уже стоят шесть танковых, одна моторизованная и пять пехотных дивизий.
— Ничего себе! — не удержался кто-то от восклицания.
— … Все танковые дивизии оснащены «тиграми», «пантерами» и самоходными пушками «Фердинанд». Это то оружие, о котором все время на весь мир кричит Гитлер. Для чего все это собрано? Гитлеровцы хотят запереть на Курском выступе три наши армии и в обход ударить на Москву. Начало наступления намечено немцами между третьим и шестым июля. Это нам известно также из материалов разведки. Что противопоставляет этому авантюрному замыслу наше Главное командование? — Колпаков заговорил тише, раздельнее, словно читал наиболее важную страницу книги, и от этого каждое слово доклада приобретало еще более глубокий смысл. — План нашего Главного командования таков: немцы начинают с севера и юга наступление на Курск. Мы отбиваем наступление, перемалываем, обескровливаем силы врага. Пользуясь ослаблением северного немецкого участка, переходят в наступление наши соседи — Брянский и Западный фронты. После того, как будет остановлено и обескровлено наступление врага на Курск, начинает наступать наш фронт. Усилиями трех фронтов будет рассечен Орловский плацдарм, и фашистские войска покатятся на запад. Таков план Главного командования.
В комнате на минуту все стихло. Были слышны только шум автомобильного мотора за окном и приглушенный оклик часового: «Кто идет?»
— Как видите, товарищи, план гениально прост, — продолжал Колпаков. — Чтобы его выполнить, следует ни в коем случае не пропустить немцев на Курск, измотать их живую силу и технику и самим перейти в контрнаступление. У нас есть все для выполнения этой задачи — прекрасная оборона, оружие, войска, прошедшие школу Сталинграда, есть танки, пушки, авиация. У нас налицо высокий моральный дух нашей армии. Задача политработников состоит в том, чтобы довести до сознания каждого бойца и командира смысл предстоящих операций, значение Курского выступа, каждого окопа, каждого рубежа, каждого метра обороны, чтобы каждый боец осознал, какая ответственность лежит на нем. Пусть каждый человек знает, что отступать и пропустить немца на Курск нельзя! Это грозит новой затяжкой войны, что очень выгодно врагу. Победа в предстоящем сражении будет решающей!
Колпаков умолк, медленным, спокойным взглядом обвел участников совещания.
— Какое соотношение нашей и немецкой авиации, товарищ генерал? — спросил рыжеволосый полковник, сидевший рядом с Алексеем.
Генерал ответил:
— Соотношение в нашу пользу и больше, чем в прошлом году: в авиации, в танках, не говоря уже об артиллерии. Удовлетворены?
— Вполне удовлетворен, — ответил рыжеволосый полковник.
Отвечая на вопросы, генерал перешел к непринужденной беседе:
— Так и не удалось разведке выудить, в какой день они все-таки собираются наступать? — спросил полный, круглолицый майор в очках.
— Вот и надо выудить, — ответил Колпаков. — Большая честь будет для разведчиков.
— А выудим, право, выудим, — оживленно жестикулировал майор в очках.
— В самом деле, остается узнать только точный день и час… Может быть, завтра? — обратился к Алексею рыжеволосый полковник.
— Теперь надо ожидать каждое утро. Смотреть в оба, — ответил Алексей, очень взволнованный сообщением Колпакова, ясностью и глубиной советского стратегического плана.
— Вы только вдумайтесь! — с воодушевлением воскликнул все тот же полковник. — Мы сдерживаем гитлеровцев здесь, они лезут изо всех сил к Курску, а в это время им в спину уже наносится заранее подготовленный удар. Вообразите, как все это выглядит в деталях. Можно судить по сталинградской операции, где все было расписано, как по нотам.
Колпаков с той же снисходительной улыбкой остановил увлекшегося полковника, обращаясь в то же время ко всем:
— Прошу, товарищи, не делать пока лишних прогнозов, а больше уделять внимания конкретному делу и помогать боевым командирам. Прошу сейчас же разъехаться по своим частям и выполнять приказ, который вы сейчас получите. Будьте наготове! Будьте наготове! — несколько раз повторил начпоарм и закрыл совещание.
После совещания в политотделе армии Алексей стал обходить все подразделения, лично вручая кандидатские карточки вступающим в партию наиболее отличившимся бойцам. Он начал не с батальона Гармаша, а с третьего, стоявшего на левом фланге.
К капитану Гармашу Алексей и замполит полка майор Соснин пришли в воскресенье, рано утром. Немцы вели себя тихо. Солнце только что всходило. Жаркие лучи быстро высушивали обильную росу на
