таких характеров возможностью непринужденных, быстротечных отношений.
В Длинноволосой он приобрел партнера по сексу, хорошую хозяйку и няньку для своей собаки. Они с Монетой практически поселились в оранжевой палатке. Он был освобожден от забот по хозяйству и мог отправляться на длительные восхождения в одиночку. Монета охотно оставалась и сопровождала Длинноволосую в ее ежедневных несложных маршрутах.
Он мог только догадываться о приобретениях Длинноволосой. Иногда ему казалось, что она незамужняя и одинокая, реже – что несчастлива в браке, в остальное время – что просто развлекается летом. Он ни разу не нашел времени, чтобы попытаться узнать наверняка. Этого от него не требовалось.
Удобства оранжевой палатки все чаще соблазняли его. Он отправлялся наверх, предпочитая несложные маршруты, только когда чувствовал необходимость размять застоявшееся тело. Несколько раз он присоединялся к Длинноволосой, узнал немного о флоре района и исправно выполнял вместе с Монетой роль ученика и помощника.
Прибытие двух новых экспедиций вывело его из этого полуленивого состояния. В районе снова возбудился восходительский дух. Он наведался в новые лагеря, разбитые также на поляне, и почувствовал прилив энтузиазма, в немалой степени подогретый тем, что прибывшие были хорошо наслышаны о событиях первой половины лета в ущелье и их героях. Он был знаменитостью поляны.
Стена не входила в планы прибывших групп, что обещало относительную тишину вокруг нее. Он загрузился продуктами, захватил Монету и поднялся в цирк Стены в первый раз после спасательных работ. Длинная череда жарких, сухих дней не изменила заметно ее состояния. В этот раз он рассматривал мрачные и холодные скалы с другими чувствами. Он переносился мысленно к хранившим его следы местам: к оглаженным его напряженными пальцами зацепкам, к неявным полочкам и выступам, на которых еще лежит придавленная его ботинками мелкая каменная крошка, к защищенным от камней уголкам, где он проводил ночлег. К приходу вечера он захотел снова оказаться затерянным среди этих просторов.
Следующие два дня он наблюдал и составлял подробное описание маршрута, метр за метром, получая удовольствие от методичной работы с бумагой и карандашом. Были отмечены места для ночевок, опасные участки и варианты их обхода. К концу наблюдения в голове сложилась полная картина восхождения, сердце затрепетало в предвкушении, он обрел уверенность, что сможет пройти за несколько дней по не хоженному еще пути в самом центре Стены.
В последний день тишину цирка нарушило появление небольшой группы. Они подошли к ночевке, перебросились с ним несколькими словами и продолжили путь в сторону Стены. Единственная среди них женщина, заметно утомленная долгим подъемом, решила переждать на ночевке. Отдышавшись и приведя свое вспотевшее лицо в порядок, она представилась врачом экспедиции, разговорчивым и кокетливым. Он спустился вниз вместе с ними.
Ночь перед восхождением прошла беспокойно. Он уже отвык от таких. Затянув с выходом из лагеря, он подошел к стоянке в темноте и не теряя времени улегся спать с намерением подняться очень рано. Он часто просыпался и смотрел на свои часы с подсветкой. Когда часы, наконец, показали время подъема, он чувствовал себя так, будто совсем еще не спал. Нужно было поторапливаться. Он оделся, вскипятил и выпил наспех чай, нагрузил на себя приготовленный с вечера рюкзак, плотно застегнул палатку и ушел в темноту, ориентируясь по силуэтам вершин на фоне чистого звездного неба. Шум камнепадов изредка перекрывал тяжелую поступь его обутых в кошки ботинок. Камнепады были причиной ночного выхода. Нижнюю часть маршрута необходимо было преодолеть до того, как с восходом солнца установится их монотонная канонада.
Он развил полную скорость с первыми признаками рассвета, когда можно было выключить фонарь, преодолел ледовый подъем, некрутую нижнюю часть, очутился в самой середине Стены и почувствовал, что соскучился по ее особому миру. Каждая деталь рельефа, гордая принадлежностью к Стене, таила в себе непредсказуемость и опасность, приятно обостряющие его чувства, придающие цепкость его пальцам и силы гибкому телу. Даже солнце теряет немного от своей мощи на Стене. Защищенные от его прямых лучей, скалы остаются покрытыми толстым льдом в самые жаркие дни, а сухие участки никогда не нагреваются до приятной руке температуры. Ушедший из-под ноги камень исчезает бесшумно внизу вместе с бесконечными вертикальными трещинами и скальными углами. Он ощущал себя, как и все вокруг, малозаметной, незначительной деталью, подстроил под Стену свою температуру, цвет, мысли и наслаждался ощущением полного контроля чувств и тела.
Несмотря на ранний подъем и безостановочную работу, он не чувствовал сильной усталости к концу первого дня. Удовлетворенный тем, что прошел значительно больше, чем планировал, он подвесил свой гамак под большим скальным карнизом, с краев которого неспешно стекали струйки холодной воды. Преодолев неудобства приготовления питья на весу, утолив жажду и голод, он с удовольствием улегся и похвалил себя за хорошую растяжку гамака. На горизонте еще светлого неба появились плотные облака. Он не беспокоился о том, что готовит для него погода.
Следующие два дня легкий снегопад изредка чередовался с крупным. Окружающий мир скрылся за плотной завесой облаков. Он уверенно поднимался в белой пелене, с каждым шагом открывая небольшой отрезок пути перед собой и теряя такой же позади. Исчезло ощущение громадности Стены, он был один на один с ее небольшим участком и со своими мыслями. Его мысли уносились далеко через долины и перевалы. Он думал о том, живет ли еще Круглолицая в их полутемной хижине или перебралась к родителям и чем она заполняет свой день. Порой мысли уносили его еще дальше во времени и расстоянии, он не страшился и не отталкивал их.
Он был бы не прочь продлить свое уединение, если бы не неудобства с ночлегом. Скальные карнизы не спасали от висевшей в воздухе влаги, он устал от ночей в сырой одежде и сыром спальном мешке и приветствовал появление солнца на четвертый день. Под его ослепительными сиянием он выбрался на верх Стены и поднялся по некрутому ледовому куполу на вершину. Он присел отдохнуть на небольшой плоский камень, вдыхая разряженный воздух, впитывая окружающее его великолепие, и, впервые за долгое время, поблагодарил свою судьбу.
Лето Длинноволосой подошло к концу. Они попрощались за день до прибытия машины, которая отвезла ее домой. Она приготовила из нехитрых продуктов подобие шоколадного тортика. Они сидели допоздна за освещенным свечой столом, затем провели долгую ночь в постели, осторожно, на прощание, открывая друг другу нежные стороны своих душ и благодарные тому, что не успели привыкнуть друг к другу. Утром она взяла с него слово не спускаться больше вниз, поцеловала на прощание и исчезла из вида, махая рукой.
Он провел оставшуюся неделю в роскошествах лагеря, отдавая предпочтение хорошему питанию и бане. За это время он сделал только одну безуспешную попытку пройти технически трудный скальный участок – левую сторону стены пирамидальной вершины. Затею пришлось оставить, потому что крутую и совершенно гладкую верхнюю часть маршрута было не преодолеть без применения шлямбурных крючьев.
На верхушках гор выпал и не растаял снег, первый знак окончания летнего сезона. Завершились последние восхождения, активность в лагерях сменилась на несколько дней бездельем и неторопливой подготовкой к отъезду. Он уехал вместе со всеми. На осиротевшей поляне остались следы от палаток и задымленные, опустевшие очаги.
Теплый ветерок проникал сквозь распахнутую настежь входную дверь, колыхал занавески у раскрытого окна и вытеснял затхлый воздух хижины струями свежего осеннего воздуха. Каждый предмет и деталь убранства хижины хранили милые сердцу следы заботливой руки Круглолицей. И корешки ровно выстроенных на полке книг, и пустой, чисто вытертый стол, и аккуратно убранная постель. Он занес внутрь рюкзак и сумку, присел на покрытый тонким слоем пыли стул и стал наблюдать, как Монета обнюхивает углы дома, к которому успела привыкнуть за короткую весну. Обнаружив все знакомые запахи, за исключением одного, Монета закончила свой обход и разлеглась на полу. Круглолицая, судя по всему, провела лето в родительском доме и наведывалась сюда изредка. Ее запаха в хижине не хватало и ему. Он стал неспешно распаковываться.
После дня одуряющей дороги они спустились с по-осеннему холодных высоких гор и прибыли в еще по-летнему теплый, оживленный город, провели один день в гостях у Солдата, затем сели опять в машину и через несколько часов с тихой радостью окунулись в ласкающую глаз безмятежность ущелья. Они были наконец дома. Все вокруг источало тепло и комфорт. И красные породы главной вершины, и поблескивающие на солнце выгоревшие склоны, и пожелтевшая листва кустарника в овраге. Дикая яблоня позади хижины уже приготовилась сбрасывать с себя перезрелые плоды, в притихшем ручье через гладкие камни лениво перекатывались медленные струи.
Солдат встретил его по прибытии в город и, не обращая внимания на возражения, привез к себе домой. Весь следующий день они провели за едой, спиртным и разговорами. К вечеру стали собираться друзья, застолье разгорелось с новой силой и закончилось поздней ночью.
Проведший все лето дома, Солдат побелел. Его обычно загорелое, обветренное лицо округлилось и помягчело. Поврежденная рука слегка неестественно свисала из рукава просторной футболки. Солдат был доволен ее выздоровлением и уже начал восстановительные тренировки,
