— Я должен быть уверен, что с тобой ничего не случилось. Ты теперь моя, — ответил он.
Лицо Анны вспыхнуло, она посмотрела на Гарри смелым радостным взглядом.
— Это я им и скажу, — пообещала она ему с возвращающейся надеждой. — Сейчас я счастливее, чем когда-либо. Ведь теперь они не смогут выдать меня за кого-нибудь другого. А если я буду носить под сердцем твое дитя, то отец будет еще и благодарен тебе за то, что ты возьмешь меня в жены.
Анна огляделась кругом: природа просыпалась, из тьмы под первыми лучами рассвета начинали проступать ее яркие краски; казалось, в этом красивом мире просто нет места для человеческих страданий.
— Как знать, может, ко времени его рождения они простят нас, — тихо добавила она.
В те моменты, когда Перси мог мыслить разумно, он никогда не разделял Анниного оптимизма. Оставалась ведь еще Мэри Талбот. Да и слишком хорошо он помнил суровый нрав своего отца. Он притянул Анну к себе и поцеловал на прощанье. Ни на что не надеясь и невольно чувствуя вину перед ней, он с особой теплотой и искренностью произнес:
— Помни, Нэн, с самой первой минуты, когда я увидел тебя, я хотел, чтобы ты стала моей женой. И так будет всегда.
— И ты, Гарри Перси, помни, что я бы предпочла быть твоей женой, чем самой английской королевой!
С этими словами она, радостная, приподнимая на ходу юбки, поспешила во дворец Генриха Тюдора.
Глава 14
Узнав о том, что граф Нортамберлендский, засвидетельствовав свое почтение королю, тут же отбыл в особняк кардинала в Йорке, Анна окончательно потеряла покой.
Двор уже вернулся в Вестминстер, и до городской резиденции Уолси теперь было рукой подать: всего несколько ярдов по реке. С королевского причала она могла видеть пришвартованную баржу, на которой прибыл отец Перси. Крепкие гребцы в ливреях графа, сидящие на барже, о чем-то непринужденно разговаривали, цель визита их хозяина, судя по всему, очень мало их интересовала. Сам он, должно быть, уже уединился с Уолси во дворце, с тем чтобы поговорить о запретной любовной связи своего старшего сына.
Анна перегнулась через каменный парапет, ограждавший реку, и устремила свой взгляд на непроницаемые окна частных покоев кардинала. Интересно, они уже послали за Перси? И перенесет ли он гнев отца так же стойко, как выговор Уолси? И прислушаются ли оба эти старика к его словам? Безвестность и бездействие были для нее просто невыносимы. Ей во что бы то ни стало надо самой попасть туда и узнать, что там происходит.
Она стояла на ветру, поглощенная своими мыслями. А вокруг нее кипела жизнь: вот высадились на берег и отправились с визитом к королеве испанский посол и сэр Томас Мор; неподалеку шла разгрузка баржи с сеном для королевской конюшни; туда-сюда сновали королевские посыльные и другой служивый люд. Женщина, похожая на белошвейку, бранилась с лодочником, который, поторговавшись, доставил ее к особняку. Затем прошел плотник со своим инструментом. Каждый, казалось, мог идти, куда хотел, но только не она. А сейчас, может, там решалась ее судьба.
Не в силах перенести свое вынужденное бездействие, Анна начала ходить взад и вперед. К кому можно было бы обратиться за помощью? Кому можно довериться? Даже Маргарет Уайетт не была посвящена в события той ночи, после которой устный договор между Анной и Перси обрел новую силу.
Кто-то весело окликнул ее. Анна недовольно подняла голову. Это была молоденькая Арабелла Савайл, недавно появившаяся при дворе. Когда она только приступила к своим обязанностям, Анна, припоминая свою собственную тоску по дому, на первых порах опекала ее. Эту жизнерадостную добрую девушку быстро полюбили и хозяева, и слуги. Это было милое создание с круглым веселым личиком, голубыми глазами и вздернутым носиком. Казалось, само небо посылает Анне Арабеллу. И она решилась.
— Спускайтесь сюда покормить лебедей! — позвала она ее, бросая пару мелких серебряных монет на поднос торговца пирогами, который обслуживал паромщиков.
Но как только они с Арабеллой начали кормить хлебом целую стаю голодных молодых лебедей, она обратилась к девушке, понизив голос:
— У вас ведь есть в Йоркском дворце тетушка, в ведении которой находятся все служанки, не так ли? — спросила она.
Арабелла утвердительно кивнула, польщенная, что обожаемая всеми Болейн проявляет к ней такой интерес.
— И вам позволено навещать ее иногда?
— Всегда, когда я свободна.
Анна кинула в воду последние крошки.
— Белла, а вы могли бы отправиться туда сейчас? — спросила она.
Младшую фрейлину королевы слегка озадачила напряженность, прозвучавшая в словах Анны.
— Да, наверное. Надо только спросить донну де Салинас.
Странно было видеть, как эта обворожительная Болейн, предмет мечтаний всех мужчин, в отчаянии дергала Арабеллу за рукав.
— Поезжайте сейчас! И возьмите меня с собой, — взмолилась Анна. — Для меня это вопрос жизни и смерти… Вы, наверное, знаете, что там отец милорда Перси.
Мимо них все время проходили люди, и Арабелла уловила только часть того, о чем ей шептала Анна. Но для нее Нэн Болейн была кумиром, да и девушка давно ждала случая, чтобы отблагодарить свою добровольную наставницу за ее доброту. И вот случай представился. К тому же он сулил заманчивое приключение и как раз с такой долей риска, которая не останавливала, а, наоборот, только возбуждала ее.
— С удовольствием, — согласилась Арабелла; ее голубые глаза заблестели от возбуждения. — Но как вы сможете…
— Эта ваша служанка… Она примерно моего роста. Вы могли бы под каким-нибудь предлогом позаимствовать ее плащ?
И они вместе заспешили во дворец.
Когда мисс Савайл снова появилась у причала и приказала лодочнику доставить ее в Йоркский особняк, то это никого не удивило. Как обычно, с ней была ее служанка: высокая стройная девушка, закутанная от ветра в плащ с капюшоном, и с корзинкой подарков в руке.
— Я постараюсь все выпытать у тетушки, — пообещала Анне Арабелла, когда они сошли на берег. — Но пока я буду с ней, боюсь, вам придется ожидать меня в конце зала в окружении слуг и торговцев, а то тетя может вас узнать.
Это Анну мало волновало. Может, все было даже к лучшему: среди стольких людей что-нибудь интересное да услышишь. Избегая нежелательного сейчас внимания нескольких пажей, которые могли видеть ее в Гринвиче, Анна прошла через зал и села на скамью между группой молодых причетников и пожилым священником, который не поднимал головы от четок.
Сидя там в чужом плаще с накинутым на голову капюшоном, как будто бы у нее болели зубы, она наблюдала, как разного рода публика входила или выходила то в дверь со стороны двора, то из людской. Плотники, слуги, повара имели такой важный вид, как будто знали, что что-то скоро здесь произойдет, и старались не пропустить этого момента.
Анна была уверена, что бритоголовые причетники, сидевшие рядом с ней, обсуждали семейство Перси.
— Его отец сейчас в галерее с милордом кардиналом, — объявил проходящий мимо привратник, подтвердив тем самым ее подозрения.
У двери засуетилась стайка жизнерадостных пажей, ожидавших очередного представления.
Как Анна ненавидела их всех за то, что они сейчас потешались над любовью, составляющей всю ее
