ворота и прошёл к пустому космодрому, постоял там, всматриваясь в зелёное, словно трава, небо и прикрыв рукой глаза от яркого света красно-оранжевого полуденного солнца. Никаких тарелок. И робота тоже не видно. Я вернулся домой и осмотрел всё там.
Робота нигде не было.
Очень медленно я прошёл в центр города, к музею. Всю дорогу я размышлял над тем, что же мне делать, если робот исчез навсегда. Да, конечно, у меня есть раковина, туалет, ванная. Есть вода для питья, вода для умывания, я могу спокойно справить нужду в доме.
С другой стороны, я так и не научился управлять синтезатором. Сколько раз я стоял рядом с ним, положив пальцы на нужные кнопки, но чувствовал себя при этом крайне глупо. Мне так хотелось, чтобы у меня получилось, я бормотал про себя всякую чушь типа: «Абракадабра, сезам, откройся, чёрт бы тебя побрал…»
Робот стоял рядом и наблюдал за мной своими красными глазками, а потом произнёс:
— Уолли нет может делать. — Он уже говорил намного лучше, чем в начале, но всё равно делал ошибки.
— Ну же, негодяй. Можешь посмеяться надо мной!
Но он повторил:
— Нет может делать, Уолли.
И каждую ночь он усаживался рядом со мной и гладил меня, пока я спал, по волосам. Мне этого будет недоставать, пусть даже я не умру с голоду. Я зашёл в музей, думая о том, как бы не заплакать. А что если он не вернётся? Ведь космический корабль может вообще не прилететь. Что если мне придётся остаться здесь навсегда? Остаться одному? Одному, а если повезёт, вместе с несчастным роботом?
Нет, не навсегда.
Мне всего-навсего шестнадцать лет.
Что если мне придётся прожить здесь лет пятьдесят?
Пятьдесят лет питаться своей собственной синтезированной плотью.
У меня по коже мурашки забегали. Я стоял под прозрачным куполом музея перед бесполезной картой звёздного неба.
— Где я, чёрт побери? — Голос мой разнёсся эхом по большому залу и оглушил меня.
Я прошёл в исторический отдел, где был в самый первый день, в коридор с экспонатами, относящимися к эпохе, когда тринтуны вышли на первый контакт и когда их радостно приняли в Федерацию Галактик. Здесь было много интересных диорам — на каждой из них тринтун, рядом с ним другие существа, а сзади большое изображение другого мира — с розовыми солнцами и небом зелёного или жёлтого, голубого, фиолетового, золотого и самых разных других цветов. Обычно во всех мирах растительность по расцветке дополняла цвет неба, как на Земле: голубое небо и зелёная трава.
Словно Бог творил всё по определённому плану.
Моей любимой была диорама с бледно-бледно-жёлтым небом; казалось, тот мир состоял из сплошных высотных зданий — эдакая инопланетная версия азимовского Трантора. Тут было много разных существ и крабоподобных роботов. В небе над зданиями висела летающая тарелка, а над ней завис в пространстве споум — такой большой, что его было видно с поверхности планеты.
Интересно, все эти планеты всё ещё существуют?
Или исчезли?
Что если все эти миры опустели, как и тот, где оказался я, как все те, в которых мне довелось побывать? Про себя я даже иногда называл этот мир Затерянной Империей и не раз думал, что же тут могло приключиться. Интересно, робот это знал? Я не раз спрашивал его, но он ничего не отвечал.
Либо не знал, либо не умел ответить.
Вдруг раздался свистящий голос:
— Уолли?
Сердце оборвалось у меня в груди, я обернулся:
— Ты… уух.
Я хотел сказать «Ты вернулся!», но передо мной стоял вовсе не робот. По крайней мере не мой робот. Существо было такого же роста, но… у него была светло-серая кожа. Большие, тёмные, слегка раскосые глаза. Лицо без носа. Рот без губ. На каждой руке по три пальца. И птичьи ноги.
Очень похоже на рисунки, которые обычно встречаются в книжках про инопланетян и летающие тарелки, таких книжек в мягких переплётах навалом на ярмарках-распродажах, из-за них трудно бывает разглядеть настоящую научную фантастику, которую я люблю. Интересно, кто вообще читает такие книжонки? Кенни. Кенни всегда брал Чарльза Форта, в то время как мы с Марри набрасывались на книги Андре Нортон — «Принц опасностей» и всё, что у неё выходило. Как называлась та книга? «Слушай!» Что-то в этом духе.
Существо приблизилось ко мне, подняло одну трёхпалую руку в воздух.
— Извини, я тебя напугал.
— Кто… Что?
Он сказал:
— Это я, Уолли.
— Робот?
Тонкий рот без губ расплылся в улыбке.
— Да, можешь меня по-прежнему так называть, если тебе это нравится, но я поднялся на одну ступеньку вверх. Теперь я скорее искусственный человек.
Искусственный… В голове проносились беспорядочные мысли: «И что теперь? Тор-Дур-Бар? Пиноккио?» Я вспомнил шутку о «единственном, единородном сыне» и ухмыльнулся.
Робот продолжал:
— Пошли, Уолли. Пошли домой. Ты, наверное, умираешь с голоду. — Я заметил, что он теперь говорил с правильными интонациями.
Наступила ночь. Я лежал на полу, завернувшись в одеяло, которое Робот достал неизвестно откуда, и прислушивался к шуму дождя. Комнату этого инопланетного дома освещал неяркий оранжевый свет. Даже если бы у меня и была с собой книга, читать при таком свете было бы невозможно.
Но мне всё равно очень хотелось почитать.
Я склонил голову к груди и всеми способами пытался забыться. Вспоминал книги, которые прочитал. Бог ты мой. Да я прочитал тысячи книг, я только чтением и занимался! Почему я так плохо помню, что в них было написано?
Я попробовал представить себя Гхеком, который в одиночку крадётся во тьме под пещерами Манатора, пьёт кровь Ульсиоса, а потом оказывается на скале, возвышающейся над подземной рекой, которая, возможно, течёт к… Омеану? Затерянному морю Коруса? Чёрт побери.
Но я был Тарсом Таркасом и пытался протиснуть свой толстый зад в отверстие между корнями дерева, а Джон Картер тем временем защищал меня от Агоде и Растений, или нет, погодите, его звали Карторис… И это были цветки пималии из садов Птарта в Тувии…
Ничего не помогло, я никак не мог забыться. Теперь я пробирался сквозь репродуктивные дебри Красных Марсиан. Однопроходные, судя но всему. Помню, на уроках естествознания нам однажды показывали такой фильм. Биолог в том фильме перевернул утконоса, а все ребята в классе ещё хихикали над отверстием на брюхе животного, покрытым шерстью. Биолог раздвинул в стороны края отверстия, ребята захихикали ещё больше, а там — чёрт побери! — оказалось яйцо!
Он молчал, но через минуту спросил:
— Что-то не так, Уолли?
Я почувствовал, как эрекция уходит, но тут робот спросил снова:
— Хочешь, я помогу? — И я опять почувствовал необычное возбуждение — к своему ужасу. Вместо промежности Деджи Торис я представил, как к моему члену тянутся три пальца и делают то, что ещё дня три тому назад я сам проделывал перед роботом в ванной. Он так же бесстрастно стоял у двери и спокойно наблюдал за всем происходящим своими тогда ещё красными глазами — похожими на лампочки, украденные
