— и без всякой свадьбы.
— Домой вас придется везти окольным путем. Ладно, — он сжал губы, — выйдем в море после венчания, а там разберемся. Все, люблю тебя, жди, — он поцеловал ее — глубоко и долго, и быстро спустился вниз.
Марта все стояла, ощущая вкус его губ, слушая, как бешено, колотится ее сердце. «Лучше бы ты сейчас забрал меня с собой», — пробормотала она. «Я же сказала — босиком, на край света».
В таверне на берегу Схера, в дельте Рейна, было шумно и дымно.
— Адмирал, — коротко сказал кабатчик, указывая на неприметную дверь за стойкой, — вам туда.
Задний двор таверны выходил прямо на реку. Виллем ступил на чуть раскачивающуюся палубу бота, и передал своему капитану туго набитый кошелек. «Здесь еще на тридцать судов, пусть немедленно покупают все, что готово на северных верфях. Ну, под чужими именами, не мне вас учить».
— Будет сделано, — капитан убрал деньги и улыбнулся. «Когда начинаем?».
— Как только я подготовлю все на юге, — Виллем помолчал. «Еще месяца два — и там, в лесах, будет достаточно сил, чтобы атаковать войска Хуана Австрийского. Вот еще что — жди меня здесь послезавтра, к обеду. Надо будет пойти во Флиссенген, там я сойду на берег».
«Не один», — добавил про себя Виллем и усмехнулся. «Переночуем тут, место безопасное, держит свой человек. Пока Вильгельм спохватится, пока разошлет людей, — мы уже будем в море».
Он вскочил в седло и посмотрел на маленькие окна под самой крышей таверны. «Черт, Марта. Осталось потерпеть совсем немного. Там две комнаты, кажется. В большой комнате устроим детей, а сами будем рядом».
Виллем заставил себя не думать о ней и повернул коня на север.
Марта сразу увидела его — конверт лежал прямо в середине стола. Она заперла шкатулку в комод, и, подышав на пальцы, сломала печать. Записка была короткой — всего несколько строк, и очень ясной. Она, не глядя, опустилась на стул и, закрыв лицо руками, сказала: «Ну что ж, так тому и быть».
Виллем спешился, и бросил уздцы капитану охраны.
— Я сейчас, — сказал адмирал и спустился к воде. Здесь, у моря, льда не было — течение в дельте было хоть и медленным, но рукава Рейна и Мааса были широкими, и не замерзли, несмотря на суровую зиму.
Он посмотрел в низкое, серое небо и вдруг подумал, как и все эти несколько дней: «Может быть, не стоит? Жестоко это — оставлять ее вдовой, а детей — что только привыкли к отцу, — сиротами. Все равно мне не выжить — не сегодня погибну, так через месяц, или полгода».
Река была словно ее глаза — прозрачная и светлая. Он вздохнул и опустился на холодную, промерзшую землю. «А иначе — зачем все это?» — тихо сказал себе Виллем.
— Если ее не будет рядом со мной, — то мне и оставаться, тут смысла нет, — за что мне сражаться тогда? Ради кого? Неправда, что семья делает человека слабее — как это Марта тогда мне сказала, у камина: «Наши дети будут тут жить». Хотя бы ради них надо идти до конца, — он потянулся к реке и, наклонившись, плеснул в лицо ледяной водой. Она пахла солью — совсем чуть-чуть, и свежестью.
— Завтра, — Виллем улыбнулся. «Завтра вечером уложим Тео и Теодора, а сами будем в той комнате, по соседству. Там, по-моему, одна кровать, и больше ничего. А ничего и не надо. И черт с ним, пусть потом убивают — не страшно. Зато умру, успев стать ее мужем».
Он улыбнулся, вдыхая ветер с моря, и, вернувшись, к отряду, сказал: «А теперь — в Дельфт».
Штатгальтер переодевался.
— Как прошло? — спросила жена, осторожно постучав в дверь.
— Плохо! — устало отозвался муж. «Люди не помнят добра. Я им дал университет — первый здесь, на севере, между прочим, а они меня смели спрашивать — не хочу ли я отменить свой указ об изгнании де ла Марка. Мол, нашим провинциям не выжить без сильного военного лидера. И такие вещи они мне говорят в лицо!
Я им ответил — занимайтесь своей теологией и юриспруденцией, и не лезьте в дела государства. Так ответом мне было, Лотти, буквально следующее: «Ваша светлость, интересоваться делами государства — есть прямая обязанность его граждан». Развели осиное гнездо, на свою голову!».
Штатгальтер выругался и подумал, что не стоит упоминать о продолжении этого разговора, что вертелось у него в голове всю дорогу из Лейдена: «Если лидер не справляется со своими обязанностями — долг народа его заменить»
— Виллем здесь, — тихо сказала Шарлотта, заходя в комнату. «Однако он что-то почувствовал, милый — по глазам видно. Его не обманешь».
— Он придет на обед? — Вильгельм стал застегивать камзол, борясь с маленькими пуговицами. Пальцы дрожали.
— Сказал, что да, — Шарлотта встала перед ним и сказала: «Дай я».
— Тогда это наш единственный шанс, — он посмотрел сверху на ловкие пальцы жены. «Потому что он потом уйдет в море, или вернется в свое горное логово, и тогда мы уже его оттуда не выманим.
— Может, не стоит, Лотти? — вдруг, сам не зная почему, спросил Вильгельм. «Он все же гость, он под нашей крышей — как это можно сделать?»
— Опустить бусину в его бокал, — жестко ответила жена, все еще не отводя рук от его камзола.
«Будь благоразумным, милый — мы слишком долго все это готовили. Минутное дело — я сама подам ему вино, ну кто меня заподозрит? — женщина нежно погладила себя по большому животу.
— Как он? — Вильгельм положил руку поверх нежных пальцев жены. «Скоро ведь уже?»
— Да, в апреле, — Шарлотта вздохнула. «И никто ничего не узнает, милый — англичанин ведь сказал, что снадобье это действует не сразу, а в течение двух недель — мало ли где он еще будет, есть, или пить. Так что не волнуйся, — она, потянувшись, поцеловала мужа, и шепнула:
«Тогда у тебя не останется больше врагов в стране, только за ее пределами. Сразу будет легче».
— Ну, с теми я и сам справлюсь — улыбнулся штатгальтер. «Действительно, зачем так рисковать? За Виллемом — слишком уж много его сторонников, да и потом — дай им волю, они страну зальют кровью католиков, а я этого не хочу, Лотти. Я хочу мира».
— Значит, — твердо заключила жена, — надо идти на решительные меры. Это ведь не ради нас, милый, это ради страны.
— Должен еще раз поблагодарить вас, адмирал, — сказал Вильгельм, пробуя вино, — за то, что вы помогли нашей милой мадам Бенджамин.
— Ну, — Виллем улыбнулся, — ваша светлость, я бы не мог проехать мимо человека, на которого нападают. Тем более мимо женщины с детьми.
— И когда уже дороги станут безопасными? — вздохнула Шарлотта. В высоких канделябрах горели свечи, в комнате было тепло. Слуги уже убрали со стола, дети отправились в свои комнаты, и за столом остались только четверо взрослых.
— Когда мы очистим юг от католиков, — ответил Виллем. «Раз и навсегда. Не дело это — когда по своей стране надо ездить с охраной».
— А вы когда обратно, адмирал? — спросил Вильгельм.
— Завтра же, — Виллем чуть усмехнулся. «Не хочу вызывать гнев вашей светлости — я же вернулся в Голландию, по сути, нелегально. Но не мог же отпустить женщину путешествовать в одиночестве».
— Какое у тебя красивое платье, дорогая, — сказала Марта, чуть касаясь серо-зеленого шелка.
«Новое?».
— Да, — улыбнулась Шарлотта. «Живот-то растет, — шепнула она, наклонившись к уху Марты, и рассмеялась. «Но тут такой крой, что можно и после родов носить — там просто немного переделать надо».
— Адмирал, я бы хотел поговорить с вами наедине, — вдруг сказал штатгальтер. «Пока милые дамы заняты обсуждением, — он усмехнулся, — нарядов».
Мужчины отошли к окну, и Марта краем глаза увидела, как Шарлотта, быстро оторвав с корсета бусину, кинула ее в бокал с вином.
— Позволь я отнесу, дорогая, — сказала женщина, вставая. «Тебе лучше сейчас посидеть — ты что-то побледнела». Марта взяла свой бокал, и, наклонившись над столом, подхватив кубок с ядом, подвинула кресло Шарлотты — так, что жена штатгальтера оказалась зажатой в углу у стены.
