— Дни человека — как трава; как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его. Милость же Господня от века и до века к боящимся Его, — перекрывая свист ветра, раздавался размеренный голос священника.
— Аминь, — сказал Петя замерзшими губами и покрепче взял Федора за руку. Брат стоял напротив, с близнецами, которые, опустив головы, смотрели на крепко заколоченную крышку гроба.
— Батюшка, — раздался шепот Тео, — а почему мама на похороны не пошла?
— Сестрички ваши маленькие совсем, — ответил тихо Петя, — тут холодно, не дай Господь простудятся, и Лиза тоже. А мистрис Доусон стол готовит, занята она».
— Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! — гроб стали опускать в могилу. Отец и сыновья первыми бросили комья мерзлой земли вниз.
— Бегите, — тихо сказал Степан детям, — вперед, с Тео и Федором, еще замерзнете. Мы попозже подойдем.
— Я пригляжу за ними, — Петя, потянувшись, обнял брата. «Не волнуйся, Степа».
Взрослые медленно шли по дороге к усадьбе.
— Мне очень жаль, Стивен, — сказал Джон, вглядываясь в снежную, плоскую равнину. Темза была покрыта тонким, чуть заметным льдом.
— Спасибо, — Воронцов помедлил. «Я хочу сейчас надолго уйти, сыновей тоже туда забираю, до школы. Я к тебе приеду на днях, подумаем, как лучше будет добычу передавать. Процент можно Питеру платить, у него есть моя доверенность на ведение дел».
— Может, так оно и лучше, — вздохнул разведчик. «Да, ты приезжай, поговорим еще про агентов наших в Новом Свете, раз уж ты постоянно там ходить будешь, так лучше, чтобы ты за всем этим следил».
— Невестку мою ты не посылай пока никуда, — вдруг попросил Степан, — двойня все же, пусть с детьми посидит.
— Двойня, да, — разведчик хмыкнул. «Нет, конечно, до лета пусть здесь будет. Слышал ты, кстати, Босуэлл умер в Копенгагене? Отмучился, наконец-то, говорят, в конце совсем с ума сошел».
Степан вдруг замер.
Джон, смотря на него снизу, мягко сказал. «Она уже повенчалась. Там, из своих, норвежцев, с кем-то. Ну, пойдем, а то холодно», — он поежился.
Дети сидели в кабинете на ковре и рассматривали глобус.
— Вот сюда, — сказал Ник, показывая на Западное полушарие. «Папа там дом построит, но вообще мы на корабле будем плавать, на новом, его сейчас в Плимуте заканчивают».
— А когда вы едете? — хмуро спросил Федор. «Скоро?».
— В феврале, — ответил Майкл. «Жалко, конечно, мне тут нравится».
— Я тут с одними девчонками останусь, — презрительно сказал Федор. «Тео хоть на лошади ездит, а эти, — он махнул рукой, — маленькие же еще совсем».
Лиза протянула к нему ручки и попросила: «Федя, можно?».
— Ну иди сюда, что с тобой делать? — вздохнул мальчик. «Давай порисуем».
Дверь чуть приоткрылась.
— Тео, — позвал Петя. Девочка вышла в коридор, и покраснев, уперев глаза в пол, сказала:
«Да, батюшка?».
— Дядя твой в Лондон едет, по делам, а мне поработать надо — последишь за мальчиками, если что? — попросил отец.
— Конечно, — так и не поднимая взгляда, ответила она, и, вдохнув запах сандала, услышала мягкий голос: «Спасибо, Тео».
После обеда близнецы и Федор отправились на конюшню.
— По двору только, — строго сказала им Тео. «Ворота даже не смейте открывать, я узнаю, и так вам задам, что мало не покажется».
— Подумаешь! — пробормотал ей вслед брат. «Нашла дураков!».
Тео поднялась наверх и постучалась в опочивальню к матери.
Та лежала на кровати, с пером и чернильницей, делая пометки в каких-то бумагах. Девочки вдруг зашевелились в колыбели.
— Дай мне их, пожалуйста, — не поднимая головы, попросила Марфа. «Ох уж эти Нижние Земли, один доносит одно, другое — другое, только на месте и разберешься».
— Матушка, — осторожно начала Феодосия, поднося ей детей.
Маша почмокала нежными губами и чуть захныкала. Марфа приложила девочку к левой груди и, улыбнувшись, погладила белокурую голову. Полли, уже спокойно лежавшая справа, вдруг заворочалась — как будто почувствовала рядом сестру.
— Тихо, — нежно сказала женщина и поцеловала темные волосы. «Ешь, а не буянь».
— Что, Тео? — подняла она глаза.
Дочь помялась. «А дядя Стивен теперь вдовец?»
— Ну ты же сама знаешь, — вздохнула Марфа. «Зачем спрашиваешь?»
— Значит, я могу за него выйти замуж? — Тео закрыла глаза и сжала руки в кулаки, чувствуя, как горит у нее лицо.
— Не можешь, — сухо сказала мать. «Ты, слава Богу, не в Турции тут, и не в Индии какой, а в христианской стране. Не говоря уже о том, что за дядю замуж не выходят».
— Он мне не настоящий дядя, — упрямо сказала девочка. «И не сейчас, а когда мне будет четырнадцать. Ну или тринадцать», — добавила она.
— Не пори чушь, — Марфа откинулась на подушки и устало подумала, что вот так и летит время — высокая, смуглая Тео совсем не казалась ребенком.
— Дядя Стивен сейчас уезжает в Новый Свет, вместе с близнецами, а мы остаемся здесь. Ты, конечно, выйдешь замуж — но попозже, а не в тринадцать лет».
— Я тебя ненавижу! — Тео вдруг разрыдалась, и, вылетев из комнаты, натолкнулась на отчима.
Тот попытался ее поймать, но девочка вырвалась и бросилась по лестнице наверх, в детские.
— Что случилось? — спросил Петр, садясь на постель, и целуя жену.
— За Степана замуж собралась, — усмехнулась Марфа. «Говорит, что она готова, ждать — года три, али четыре, но не боле».
Петя ласково погладил сонных младенцев по головам. «Еще этим потом женихов находить.
Вот так — не было, не было у меня детей, а теперь сразу пятеро, и дай Бог, еще появятся».
— Петька, — вдруг сказала Марфа, очень тихо: «Думаешь, обойдется все?»
Синие глаза мужа посмотрели на нее с любовью: «Посмотрим, Марфа. Но, кажется мне, то, что у нас с тобой случилось — дак такое один раз в жизни бывает. Давай, они вон, смотри, спят уже, ты тоже отдохни. Дай я бумаги сложу, а то у тебя не постель, — он усмехнулся, — а кабинет».
Воронцов положил девочек в колыбель, и увидел, как они прижимаются друг к другу. Он обернулся и увидел, что жена уже дремлет. Ее бронзовые косы разметались по белым кружевам постели, домашнее платье так и осталось расстегнутым.
Петя лег рядом с ней, пристроив ее голову к себе на плечо и вдруг понял, как сам вымотался за последние несколько месяцев, — каждый день, рискуя жизнью, каждый день проходя ровно по острию клинка, — где один неверный шаг, и ждет тебя даже не плаха, а просто — пуля из мушкета в предутренней темноте и безымянная могила где-то у обочины грязной деревенской дороги.
Он обнял Марфу, вдыхая ее запах — молоко и цветы, и, слыша ровное сопение дочерей, и сам заснул.
В своей комнате Тео бросилась на кровать и опять расплакалась — она уже почти решила постучаться в дверь его кабинета, и все сказать. Но его не было дома, он был в Лондоне, а ждать она не могла. Девочка решительно вытерла лицо и потянула к себе перо.
— Опять мы с тобой тут ночуем, как в тот раз, — Степан устало разлил по бокалам вино. «Знал ли я тогда…»
— Ты мне, когда написал про Машу, я ведь уже в Париже был, по дороге сюда, — Петя выпил.
«Ну что я тебе могу сказать, брат — помнишь, ты мне еще во время оно сказал, у этого же камина:
