ему, конечно».
— Прогуляемся, — коротко сказал Ермак, кивнув на берег Тобола. «А вы, — обернулся он к дружине, — за этим басурманом тут присмотрите».
Река была мощной, с медленным течением, и Кольцо, посмотрев на север, вдруг подумал:
«Вот бы спуститься по ней. Остяки говорят — там царство мертвых. Ну, это брешут они, конечно, нехристи, а вот льды там точно есть — посмотреть бы. И на востоке, наверняка, тоже еще реки увидим — и поболе этой».
— Ты вот что, — Ермак поднял какую-то палку, и, размахнувшись, бросил ее в волны Тобола.
Сучок сразу же подхватило, закрутило и унесло с глаз долой. Мужчины помолчали.
— Ты, Иван Иванович, возьми с полста человек, и езжай, повстречайся с Карачей этим, — продолжил атаман. «Брод тут есть, он, — Ермак кивнул в сторону татарина, — покажет где. Что там, у Карачи две сотни — это он брешет, больше сотни у него нет, ежели что — вы с ручницами, с ними справитесь».
— Ну а если все так, как говорит он — веди этого Карачу сюда, я тут народ оставлю, вас подождут. А я к Тюменскому волоку пойду, чтобы не задерживаться, потом с нами соединитесь».
— Федосью я с собой брать не буду, — внезапно сказал Кольцо.
— Еще чего не хватало, — Ермак нахмурился. «И со мной ее отправлять тоже не след, мало ли кто там, на севере бродит. Тут оставь, я Михайлу попрошу за ней присмотреть».
Кольцо тяжело молчал.
— Ты, Иван Иванович, — ехидно сказал Ермак, — видно совсем головы лишился, с молодой- то женой. Михайле семнадцать лет, она после тебя на него и не взглянет.
— Все равно, — Кольцо с ожесточением сбил носком сапога какой-то поздний степной цветок и растер его — в пыль. «Сего Михайлу, если помнишь, я из Разбойного приказа вытащил, с плахи прямо снял. Там парень-то не промах».
— Он на Москве кошельки резал, — Ермак вздохнул, — а потом разбоем занялся. Он по сравнению с тобой, Иван Иванович, — дитя невинное. Да и не нужна ему твоя Федосья, любой же знает, — ты за нее кишки выпустишь, и жрать оные заставишь».
— Это верно, — согласился Кольцо. «Ну да ладно, я быстро обернусь — денька через два уже тут буду, с Карачей, али без оного».
— А это не опасно? — робко спросила Федосья, глядя на то, как собирается муж.
— Не опасно, — усмехнулся он. «Так, прокачусь в степь, встречусь кое с кем. Ермак Тимофеевич на север идет, к Тюменскому волоку, как вернусь, — мы за ним отправимся. Ты меня тут будешь ждать, мы пару десятков человек оставляем, на всякий случай».
— А если нападут на нас? — опустив взгляд, сказала девушка.
— Возьми, — атаман кинул ей ручницу.
— Я плохо стреляю, давно уже не пробовала, — Федосья покраснела.
— Ну, вот и вспомнишь, — Кольцо выпрыгнул из возка и протянул ей руку. «Сюда иди. И коня моего давайте!», — крикнул он дружинникам.
Всадник на сером в яблоках, стройном жеребце мчался к ним. Из-под копыт коня вырывалась пыль, оседая на степную траву.
Кольцо вскочил на своего гнедого и рассмеялся: «Сие, Феодосия, Михайло Волк, знатный карманник московский, с юных лет по рынкам отирается. Ну, а потом разбоем занялся, как в года вошел. Присмотрит, за тобой, пока нет меня».
Белокурый, высокий, стройный парень легко спешился, и, глядя на атамана дерзкими, голубыми глазами, сказал: «Кому Михайла, а кому и Михаил Данилович, атаман».
— Язык свой укороти, — пробурчал Кольцо, — если б не я, голова твоя уже бы у Троицкой церкви на жерди торчала.
— Тако же и батюшка мой, — смешливо вздохнул юноша, — в последний раз я вот ровно в том месте его и видывал.
— Где? — непонимающе спросила Федосья.
— А вот как раз у Троицкой церкви, как он на плаху лег за разбой, — улыбаясь, сказал Волк.
«Мы с матушкой моей, упокой Господи душу ее, — Михайло перекрестился, — тогда славно в толпе по карманам пошарили. Семь лет мне как раз исполнилось».
— Ну, все, — Кольцо перегнулся в седле, и поцеловал Федосью в щеку, — денька через два ждите нас.
— А как же? — Федосья, морщась от тяжести, подняла ручницу.
— А вот Михайло Данилович тебя и научит, — отозвался муж, пришпоривая коня. «Он у нас стрелок хороший, птицу в полете снимает».
Федосья, растерянно улыбаясь, смотрела вслед удаляющемуся к Тоболу отряду.
— А вас Федосья Петровна зовут, — прервал молчание юноша. «Рад знакомству», — он чуть опустил кудрявую голову.
— А вас правда казнить хотели? — раскрыв рот, спросила Федосья.
— Да уж как Иван Иванович в Разбойный приказ приехал, так следующим утром должны были, — ухмыльнулся Волк и добавил: «Ну, пойдемте, вон там, в степи, камень торчит, как раз по нему хорошо палить будет».
— Долго еще? — спросил Кольцо у татарина. Тот трусил впереди на невидной лошадке. «Нет», — обернулся он, улыбаясь, оскалив подгнившие зубы. «Вон там холмы, там Карачи стан», — он указал на восток.
— Ну ладно, — вздохнул атаман, и, на мгновение, закрыв глаза, улыбнулся.
«Дом надо сразу большой ставить, крепкий, пятистенный. Федосья здоровая девка, десятерых родит. И хозяйка хорошая. Черт с ним, с приданым — ну что я, — не мужик, бабе своей и детям золота не принесу? Принесу, конечно. Девок за дружинников потом можно будет замуж выдать, а сыновьям невест надо с Москвы привозить. Ну и привезу. Вот так Сибирь нашей и станет, — Кольцо вдохнул полной грудью степной воздух, — как внуки мои тут жить будут, семьями, так и помирать можно будет. Ну, лет через тридцать, али сорок».
— Вон визиря знамена, — прервал его размышления татарин.
— Знамена, — ядовито пробормотал Кольцо. «Каждая шваль на юрту тряпок навешает, и визирем называется, а то и ханом».
— К бою приготовьтесь, — негромко сказал он, обернувшись к дружине. «Ну, так, на всякий случай». Он проверил ручницу и подхлестнул коня. На холмах, над потрепанными, старыми юртами — было их с десяток, а то и менее, — развевались конские хвосты.
— Уже лучше, — Волк одобрительно посмотрел на Федосью. «Хоша уши не закрываете, Федосья Петровна, и то хорошо».
— Уж больно громко, — покраснев, сказала девушка.
— Это когда близко, — Михайло сорвал какую-то былинку и закусил ее крепкими, белыми зубами. «В бою сие не слышно, — там и так все палят, кому не лень».
— А вы в бою были? — Федосья вертела ручницу, разглядывая ее.
Волк покраснел — нежно, будто девушка. «Я обозы грабил, — пробормотал он, — там боя-то нет, они сразу руки поднимают».
— А почему вы сюда поехали? — Федосья глянула на него — искоса.
— А потому, Федосья Петровна, — Волк потянулся, — что пришел к нам в острог дьяк и сказал:
«Коли кто хочет жизнь свою сохранить — в Сибирь отправляйтесь. А мне о ту пору, летом, только семнадцать исполнилось, на Троицу как раз, умирать-то не особо хотелось, какие мои годы».
— Так вы еще молодой такой! — ахнула Федосья.
— А то вы старая, — пробурчал Волк. «Вы, небось, меня моложе».
— Мне в марте, следующим годом, семнадцать будет, — краснея, призналась Федосья. «Однако ж я замужем».
— То, конечно, — усмешливо сказал Михайло, — дело меняет, Федосья Петровна.
Она только улыбнулась — краем вишневых, пухлых губ.
— Ешь, — сказал Карача. «Ешь, Иван, баран молодой, жирный, только с утра зарезали». Визирь
