вдруг, озорно, улыбнулась: «Петр Михайлович, значит. И волосы у него темные».
— А глаза синие, — гордо сказал Волк.
— Ты ему крестик-то свой потом отдай, — ласково велела Марфа. «С таким дедом, отцом таким, матерью такой — ты им только гордиться будешь, Михайло Данилович».
— Буду, — он посмотрел в зеленые глаза. «Спасибо вам, Марфа Федоровна. И Мэри с Генри я найду, не волнуйтесь».
— Знаю, — женщина поднялась. «Ты, Михайло Данилович, — своему слову верен. Пошли, — она кивнула, — сейчас все уже приезжать начнут, — Марфа рассмеялась — со складов да верфей, побудь с мальчиками, пока мы с Полли детей покормим».
Волк посмотрел на карту и сказал: «Ну, они у меня и большие уже, сыновья. Так, Николас — по ней, — он показал на стол, — мы их в два счета найдем. Ты тогда поезжай в Лондон, мы тут с кораблем разберемся, на котором я плыть должен был, и тоже — вернемся. Месяца же хватит, чтобы новое судно построить?»
— Даже меньше, — кивнул Ник, — надо, конечно, будет укреплять днище и борта, но все равно, — она, же небольшая будет. Громоздкие корабли там ни к чему, прибрежные воды мельче, теплее и дольше не замерзают. Только вот…, - он замялся и посмотрел на Кеннета. «Насчет моей сестры, ну, жены твоей, Кеннет…
— Что такое? — непонимающе спросил шотландец.
— Я был в Акадии, в Порт-Рояле, — Ник смотрел куда-то в сторону. «Я привез тело ее покойного мужа, графа Ноттингема. Ну, чтобы похоронить тут, в Англии, на кладбище родовом».
В открытые ставни залетел порыв теплого ветра, и зашуршал бумагами на столе. Кеннет поставил на карту чернильницу и сказал:
— Поэтому ты и поедешь первым, шурин. Александр сейчас на каникулах, отправитесь с ним в Оксфордшир и сделаете все, что надо. Спасибо тебе, — шотландец пожал ему руку и Ник подумал: «Господи, помоги мне. Мне же надо будет ей в глаза взглянуть, Господи».
В большой опочивальне были раскрыты окна, и Рэйчел, взглянув на медленную, коричневую Темзу, вдруг улыбнулась: «Скоро и Питер приедет, пообедаем, и все вместе в деревню отправимся».
— Так, — раздался с кровати голос Полли, — Рэйчел, ты только Колина с Джеймсом сразу папе отправь, пусть Питер с мальчиками их до усадьбы нашей довезет.
— Да я бы могла…, - рассмеялась Рэйчел, поворачиваясь, ласково глядя на Полли. Та лежала, опираясь на кружевные подушки, темные, пышные локоны были распущены по смуглым плечам. Дитя, что заснуло у груди, поворочалось, что-то пропищало и опять — схватило сосок.
— Сильная девочка, — усмехнулась Полли, нежно погладив дочь по голове. «А что ты могла бы — сама видишь, — женщина кивнула в сторону двери, — когда их четверо, они что угодно до основания разнесут. Пусть к папе едут, вместе с Александром и Стивеном. Да и вообще, — она поманила Рэйчел к себе, — Питер следующим месяцем отплывает, вам подольше надо вместе быть, а не за детьми бегать».
Рэйчел присела на кровать, и хихикнула: «Сколько раз, ты говоришь, тебе после уборки пяльцы служанки приносили?»
— Раз пять, — гранатовые губы улыбнулись, — а потом я сказала: «Да пусть лежат, никому ведь не мешают».
Полли оправила шелковую рубашку, и, передав спящую девочку Рэйчел, зевнула: «Надо и вставать уже, а то я разленилась — второй день лежу».
Невестка опустила младенца в колыбель, и, подоткнув одеяло, вздохнула: «Как быстро-то у тебя вышло — три часа, и все — уже девочка. И она большая, какая, восемь фунтов».
— У тебя в следующий раз тоже быстро будет, — заверила ее Полли, накидывая домашнее, просторное платье темно-красного шелка, отделанное мелким кружевом. Она присела на кушетку и Рэйчел, берясь за гребень слоновой кости, расчесывая волосы невестке, спросила: «А ты когда к папе?»
— Да через неделю, думаю, — Полли взглянула на колыбель. «Сейчас Кеннет вернется, узнает, что в очередной раз опоздал к рождению ребенка…., - женщины тихо рассмеялись, и Полли продолжила, — и поедем в усадьбу. Крестить там будем, в нашей церкви, деревенской, Александр — крестным будет, а миссис Мияко — крестной.
— Мораг, — Рэйчел заколола косы на затылке Полли, и отступила назад: «Чепец-то можно не надевать, никого чужого дома нет. Красивое имя — Мораг. Так первую жену Кеннета звали, да?»
Полли кивнула и вдруг сказала: «Какой Майкл-то у тебя замечательный! Спокойный, серьезный, не то, что мои, — женщина усмехнулась, — шотландские разбойники».
— Папин сын, — ласково ответила Рэйчел, поправляя свою прическу. В дверь постучали и нежный голос сказал: «Девочки, милые, вы спускайтесь вниз, там детей кормить надо. С Мораг я побуду, не беспокойтесь».
Дверь приоткрылась, и Марфа, передав Рэйчел папку испанской кожи, велела: «Положи на стол, я хоть поработаю в тишине. Идите, — она кивнула на колыбель, — если она есть захочет, я тебе ее принесу, Полли».
Женщины вышли, а Марфа, разложив бумаги, наклонившись над внучкой, сказала: «Какая ты у нас хорошенькая — вся в родителей!». Мораг почмокала нежными губками, и, подложив кулачок под щеку, поворочавшись, — заснула еще крепче.
Во всех четырех очагах был разведен огонь. Мистрис Мак-Дугал поправила чепец, закрывающий черные волосы и сказала: «Вот, мистрис Доусон, берете баранью требуху, мелко режете, добавляете овсянку, лук, жир, специи, набиваете желудок, и варите на маленьком огне три часа. А подавать можно с пюре из брюквы. Очень вкусно».
— И дети это едят? — недоверчиво спросила экономка, записывая рецепт в большую тетрадь.
— Мастера Колина — за уши не оттащить, — рассмеялась шотландка. «Так, вы мне про тот пирог еще расскажите — ну, с говядиной и почками, что мистер Питер любит».
— Обязательно, — мистрис Доусон поднялась и помешала кашу. «Хорошо, что вы столько овсянки привезли, я смотрю, детям по душе она, особенно если со сливками и медом готовить».
— У нас, — со значением ответила шотландка, — ее на ключевой воде варят, мистрис Доусон, у нас коров-то — нет, овцы одни».
— Ну да, — экономка хмыкнула, и стала накрывать на стол, — у вас там, в горах, их и кормить нечем, коров. Нам с вами еще по лавкам надо будет пройтись, я вас с поставщиками познакомлю, все — таки четыре десятка лет у одних и тех же людей провизию берем.
Александр заглянул на кухню и весело сказал: «А мы сейчас всех приведем, они набегались, голодные очень!»
— Ведите, — вздохнула мистрис Доусон, и шепнула шотландке: «Хорошо, хоть мальчики уже взрослые, что его светлость граф, что Стивен — хоть с детьми помогают. Ну, ничего, мистрис Мак-Дугал, сейчас осенью все разъедутся, я в деревне буду, с миссис Рэйчел, вам легче станет».
Дверь открылась и рыжеволосая, изящная девочка в шелковом платьице, громко проговорила: «Мы есть хотим!»
— Да заходите, — раздался сзади веселый голос Полли, и мистрис Мак-Дугал сердито сказала:
«Опять бегаете, леди Кинтейл, хоть бы полежали».
— Да сколько можно лежать, — Полли села в большое кресло, пристроив на коленях Джеймса.
Тот засунул палец в рот и, посмотрев большими, голубыми глазами на стол, потребовал:
«Мяса!»
— Будет, — расхохоталась мистрис Доусон и, обведя глазами детей, строго спросила: «Руки мыли?»
— Все вымыли, — кивнула Рэйчел, наливая себе вина. «Давайте, детки, пообедаем, и надо спать ложиться».
— Не люблю спать, — заметил Колин. Мальчик зевнул, положив черноволосую голову на ручку кресла, и женщины рассмеялись.
Александр и Стивен пристроились на углу стола и старший мальчик сказал: «После обеда, когда все эти, — Александр кивнул на детей, — заснут, ты мне расскажешь о Марокко. Какой ты счастливый! С дядей
