отнесу, и этого вашего чая заварю, — говорили же вы мне, что он успокаивает».
Экономка вытерла слезы салфеткой: «Так, мистрис Мак-Дугал, я же, сколько лет Ника не видела, мы его и похоронили уже, бедного мальчика. Господи, вы бы видели, какой он красавец был, как отец его покойный, а теперь — страшно взглянуть. И ни жены, ни детей, а ведь ему той осенью сорок лет было».
Шотландка подхватила кружку и спокойно сказала: «С лица не воду пить, мистрис Доусон.
Мой отец покойный, как юношей был, — попал в плен к Мак-Леодам, те его связали, смолой обмазали, и подожгли — уж больно он им насолил, — женщина усмехнулась.
— Ну да он выжил, в озеро бросился. Так у него, мистрис Доусон, не то, что один шрам — все лицо в них было. И ничего, женился, нас шестерых родил. Сами знаете, — мистрис Мак-Дугал остановилась у двери, — детей-то не лицом делают, а кое-чем другим. Так что все хорошо будет у капитана Кроу, уж поверьте мне.
Мистрис Доусон высморкалась, рассмеялась и ответила: «Ладно, уж, чай я сама сделаю, приходите, поболтаем, пока они там, в кабинете сидят».
Николас поднялся и покраснел, отводя взгляд. «Я его последний раз на Санта-Ане видел, — подумал капитан Кроу. «А он почти не изменился, только седой уже весь».
Адмирал пожал ему руку и взглянул на жену — та, сидя за столом Питера, что-то быстро писала.
Марфа посыпала чернила песком, и, запечатав конверт, сказала: «Это твои кузены, Питер Кроу, владелец «Клюге и Кроу», член правления Британской Ост-Индской компании, и Уильям де ла Марк, первый помощник капитана на «Марфе и Марии», он в Индию ходит.
Познакомься».
— Господи, — подумал Уильям, — я таких нищих в Гоа видел, они у собора милостыню просят.
Ему, кажется, этот шрам вообще не зашивали, половина лица изуродована.
Ник протянул ему руку и усмехнулся: «Зашивали. Да только плохо, как сами видите, а потом, — мужчина пожал плечами, — уже не до того было. С непривычки тяжело смотреть, я знаю.
Уильям покраснел — густо, — и сказал: «Я вовсе не…, Простите, капитан».
Питер взглянул на кузена и улыбнулся: «У меня тут, — он подошел к поставцу орехового дерева, — есть кое-какие бутылки, Майкл из Парижа привез. Белое или красное?»
— Красное вино, — сказал Николас и Марфа рассмеялась: «Как отец твой». Она села в кресло, и, приняв бокал, протянула Уильяму конверт: «Ты потом сбегай в контору, у тебя ноги быстрые, это надо срочно в Амстердам отправить, ответ за наш счет. Чтобы сегодня вечером уже туда плыло».
— Мирьям и Хосе написала, насчет его доли, — она приняла бокал и кивнула на племянника.
— Формальность, дорогой кузен, — Питер попробовал вино и одобрительно заметил:
«Отличный букет. Ты пей, Николас, это из урожая, что еще при покойной королеве Елизавете собирали. Ну, так вот, — мужчина откинулся в кресле, — поскольку все думали, что ты мертв, то ваши с Майклом доли разделили между Мирьям и Беллой. Теперь просто надо получить согласие их мужей, на возвращение одной трети тебе. Ну, тут я затруднений не предвижу.
— А хотя нет, — он потянулся и налил себе еще вина, — у Мирьям, там другие законы. Хосе вообще не имеет права на тот капитал, что ей достался по наследству, он может только пользоваться прибылью от него. Так что тут — решение за твоей сестрой.
— Да уж понятно, какое оно будет, — адмирал усмехнулся. «А к Белле — ты сам сходи, завтра с утра, они тут недалеко живут, тетя тебя проводит. А теперь, — Виллем поднял голову и посмотрел на фигуры наяд и кентавров, что блестели тусклым золотом на эфесе шпаги Ворона, — рассказывай нам о Мэри и Генри».
Выслушав, Марфа спросила: «Виллем, у нас сейчас есть свободные стапеля? Надо закладывать корабль, чтобы в конце августа они с Майклом уже отплыли».
— Завтра после обеда отвезу тебя в Дептфорд, на наши верфи, — сказал адмирал капитану Кроу, — объяснишь там, что тебе надо, и мастера начнут работать.
Николас покраснел, и, выпив, сказал: «Но у меня, же пока нет денег, пока Мирьям и Белла не..
Марфа вздохнула и обвела рукой кабинет: «Ну, неужели ты думаешь, что мы не построим корабль, чтобы привезти Мэри и ее семью домой?»
— А трибунал? — спросил Ник. «Я ведь должен прийти в Адмиралтейство».
— И придешь, — отозвался Виллем. «Тебя два десятка лет в Англии не было, днем раньше, днем позже — значения не имеет. И не волнуйся ты так, выплатишь им стоимость «Независимости», и плыви с Богом на все четыре стороны — не ты первый, не ты последний».
Уильям допил вино и поднялся: «Пойдем, Питер, перехватим какого-нибудь мяса холодного, и я — в контору».
Марфа подождала, пока за сыновьями закроется дверь и ласково велела: «А ты к Полли поднимись, Ник. Посиди с ней, с Александром, побудьте вместе. Насчет гроба не беспокойся, — раз Кеннет его в Оксфордшир отправил, то он вас там ждать и будет, в усадьбе».
Николас поднялся, и, склонившись над нежной рукой, поцеловав ее, сказал: «Спасибо вам, тетя».
— Ты плачешь, — изумленно сказал Виллем, слушая, как Ник поднимается вверх по лестнице.
Марфа достала шелковый платок и, вытерев угол глаза, сказала: «Помнишь, от Павла сказано. «Как непостижимы судьбы Его и неисповедимы пути Его!»
— Да, — тихо ответил адмирал, и, потянув жену за руку, усадил ее к себе на колени. Поцеловав теплый, бронзовый висок, вдыхая запах жасмина, он добавил: «Видишь, — дети возвращаются домой».
Марфа привалилась головой к его плечу, и, взяв бокал, шепнула: «Ну, даст Бог — всех еще увидим» Виллем погладил ее по косам и, набив трубку, чиркнув кресалом, твердо сказал: «Увидим, любовь моя».
Питер покачал сына, и, поцеловав его в лоб, глядя в большие, аквамариновые глаза, сказал:
«Ну что делать, старина. Папе надо остаться в Лондоне, ненадолго, но я скоро приеду. А ты пока, — он погладил каштановые локоны, — присматривай за мамой и Юджинией».
Мальчик вздохнул и ответил: «Папа ехать с нами!»
— Обещаю, — Питер прижался щекой к мягкой щеке ребенка, — той неделей приеду и буду с вами долго-долго. Зато с вами Цезарь отправится!
— Цезарь собака, — сказал Майкл разочарованно, — хочу тигра!
Питер рассмеялся и передал сына мистрис Доусон, что сидела в возке. Юджиния спокойно дремала на бархатном сиденье. Мужчина оглянулся и взял руки Рэйчел:
— Ты прости, пожалуйста, — шепнул он жене, — мне надо остаться. Пока все это, — Питер коротко кивнул на дом, — не разрешится, с трибуналом, с наследством, — я должен быть тут, на всякий случай.
— Ну что ты, — Рэйчел пожала его пальцы, — я все понимаю. И Полли пусть не волнуется, я Стивена и мальчиков довезу до усадьбы дяди Джованни, а потом уже к нам поеду.
Питер быстро поцеловал ее в щеку и что-то тихо сказал. Рэйчел рассмеялась и ответила — так же неслышно. «Правильно, что взяла, — одобрительно заметил Питер, — только детям в эту шкатулку лазить не позволяй, рано им еще».
Жена рассмеялась и Питер, перекрестив возок, проводив его глазами, обернулся к Александру. Мальчик стоял, засунув руки в карманы, вздернув подбородок, и мужчина устало потрепал его по голове: «А ты бы тоже — поехал, со Стивеном бы вместе …»
— Стивен бабушке и дедушке поможет, ну, с детьми, — Александр все смотрел куда-то вдаль.
«А я буду здесь, во-первых, — это мой дядя, а во-вторых, пока Кеннет не вернулся, я отвечаю за маму. Все, — мальчик исчез в парадных дверях, и Питер, хмыкнув, присев на теплые, каменные ступеньки, тихо сказал: «Он прав, конечно».
В опочивальне было сумрачно, и Полли, сидя на кушетке, посмотрела на Темзу — на лодках уже зажигали фонари. «А все равно, — подумала она, — вечер уже, и как тепло. Даже душно.
Ну, ничего, Кеннет сейчас приедет, закончится этот трибунал, и все будет хорошо».
Она наклонилась и погладила брата по голове. Ник поцеловал ее руку и тихо сказал: «Мэри говорила, что ты простила меня, но все равно, Полли, я не знаю, как….»
