алыки.
Одетый по-чукотски, в меховую одежду, Виктор Сергеевич осмотрел нарту, по-своему перепряг собак. Петя с завистью смотрел на отца и думал: «Вот это настоящий полярник! А я что!.. Попрошу папу, чтобы он меня и Кэукая взял с собой».
Но не успел Петя заикнуться об этом, как Виктор Сергеевич строго отрезал:
— И не думай! Если ты хоть немного полярник, то посмотри на небо. Видишь черные тучи на горизонте? Скоро будет пурга.
От этих слов Пете стало страшно за судьбу Чочоя. Он подошел к Кэукаю, невесело гладившему собак-передовиков, и почему-то тихо, словно боясь кого-то разбудить, сказал:
— Недоглядели мы за Чочоем... И Очера нет. Он быстро нашел бы своего хозяина.
— Очера Тынэт забрал в свою упряжку, — так же тихо ответил Кэукай.
А Чочой тем временем все скользил и скользил по накатанной дороге в сторону поселка Коочмын. «Надо спасти Соню, надо сказать ее отцу, что она больна», — подгонял он себя.
Порой у мальчика появлялась мысль, что он поступил плохо, ничего не сказав друзьям о своем решении.
— А не вернуться ли назад? — вслух спросил он себя и испугался собственного голоса, как-то одиноко прозвучавшего в ночной тишине.
«А что, если я заблужусь? — вдруг пришла в голову Чочоя еще одна тревожная мысль, но он тут же поспешил отогнать ее прочь. — Зачем заблужусь? Как так заблужусь? Я три раза ходил с Петей и Кэукаем по этой дороге. А разве мало я ходил за оленями мистера Кэмби? Ого! Я в таких местах бывал на Аляске, что волк и тот заблудиться мог бы».
Как ни ободрял себя Чочой, а на душе у него становилось все тревожнее. Он пугливо осматривался вокруг, и движения его становились все нерешительнее.
Из-за сопок выкатилась полная, светлая луна. Накатанная нартами дорога мерцала густо рассыпанными зеленоватыми искрами. Гулко потрескивал лед, покрывший тундровые озера, лагуну. Визгливо поскрипывали лыжи, и жалобный звук этот подхлестывал Чочоя. Причудливое нагромождение ледяных торосов, залитых лунным светом, казалось, хранило в себе что-то таинственное и враждебное.
Чочой нет-нет да и поглядывал в море и порой вздрагивал, принимая ледяную глыбу за притаившегося полярного медведя. Ничем не нарушаемая тишина угнетала мальчика. Ему казалось, что вот-вот тишину потрясет страшный рев голодного зверя.
А мороз все крепчал. Опушка малахая и брови Чочоя заиндевели. Навстречу мальчику дохнул легкий порыв ветра. Но Чочой повертел головой, не выдерживая яростного ожога, прижал голую руку к подбородку, будто уколотому тончайшими раскаленными иголками. Томимый недобрым предчувствием, он несколько замедлил свой бег на лыжах. «А что, если пурга начнется?» — пришло ему на ум. И снова перед его глазами встало лицо Сони. И, точно назло ему, навстречу пронесся сильный порыв ветра. В лицо Чочою безжалостно ударил колючий снег. Снежная долина словно задышала, заколебалась волнами бесконечных лент позёмки.
Чочой растерянно огляделся вокруг. Видимость резко ухудшилась.
— А Соня? Как же Соня?! — в отчаянии закричал Чочой и, наклонившись вперед, упрямо тронулся в путь.
Но, словно взбешенный дерзостью мальчика, ветер ураганной силы ударил ему в грудь и опрокинул навзничь. Прикрывая рукавом иссеченное до крови колючим снегом лицо, Чочой с трудом выровнял неловко подвернутую ногу, встал на колени и, втянув голову в плечи, застыл на месте. «Что же делать? — с испугом подумал он и сам себе ответил: — Надо пробираться в сторону моря. Может, там, в ледяных торосах, найду пещеру».
Пурга усиливалась. Спотыкаясь о выраставшие под ногами сугробы, мальчик наугад пробирался к морю.
...Стукнувшись головой о что-то твердое, Чочой протянул вперед руки и почувствовал перед собой стену. Он сделал шаг влево, неожиданно скользнул куда-то вниз и сразу очутился в относительном затишье. Чочой прислонился спиной к какой- то опоре и почувствовал, что она подалась вперед, словно от крывающаяся дверь. «Землянка! — обрадовался было мальчик. — Да-да, когда еще не было снега, здесь я видел землянку!»
С трудом отворил Чочой дверь землянки. Не сразу решился переступить порог. «Труслив, как заяц!» — посмеялся он над собой.
Вытряхнув снег из одежды, Чочой нащупал в углу землянки что-то мягкое, сел и задумался, прислушиваясь к разноголосым звукам пурги. А пурга бесновалась. В неумолкающем, словно идущем откуда-то из-под земли гуле слышались пронзительные высвистывания, таинственные шорохи, тяжелые вздохи.
Исчезнувший было страх появился снова.
Мысли Чочоя сейчас словно подхватил бушующий ветер, разорвал в клочья и теперь бросал, бросал в разные стороны беспорядочно, бестолково.
Наконец внимание его сосредоточилось все на том же, из- за чего он бесстрашно двинулся в путь: «Соня! Там лежит больная Соня, а отец ее не сможет уже сегодня прийти к ней на помощь!..»
Так и сидел Чочой наедине со своим горем, окончательно потеряв ощущение времени.
ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ НАХОДКА
Тавыль по-прежнему был один в своем неуютном пологе. Отец его вместе с охотниками находился где-то на охотничьих участках.
Уснуть мальчик не мог — перед его глазами маячила худенькая фигурка Чочоя.
«Почему я не побежал за ним? Почему не остановил его? Почему людей не позвал?» — укорял себя Тавыль, с тревогой прислушиваясь к жалобному скрипу остова яранги, сотрясаемого ураганным ветром. На миг представив себе, как Чочой лежит сейчас где-нибудь под снегом, он зябко поежился, плотнее закутался в кухлянку, тяжело задумался.
Мучительно долго тянулось время. Жирник догорал. Тавыль, еще и еще раз в задумчивости перелистав книгу сказок, отложил ее в сторону.
И вдруг в яранге послышались шаги.
«Отец приехал! — встрепенулся Тавыль. — Может, и остальные охотники вернулись...»
Через минуту действительно в полог просунулась голова Экэчо.
— Одевайся, распряги собак! — сердито сказал он и снова скрылся.
Послышалось хлопанье снеговыбивалки. Тавыль бросился к отцу.
— А другие охотники приехали? Или только ты один? — спросил он, едва скрывая волнение.
—А тебе зачем знать это? — недовольно отозвался Экэчо и, немного помолчав, добавил: — Тынэт там к своей учительнице проехал. Совсем из ума парень выжил: не расстается с книжками, с ними и в землянке охотничьей возится, за каким-то заданием прямо в пургу поехал...
Тавыль не стал дальше слушать отца. Одевшись потеплее, он вышел к собакам.
«Пешком до дома Тынэта не пройти, на собаках поеду», — подумал мальчик, с трудом удерживаясь на ногах.
Усталые собаки не хотели идти. Тавыль подошел к передовикам, оттер голой рукой их заснеженные морды. Редко видевшие ласку собаки ободрились, тронули нарту. Тавыль крепко вцепился в баран нарты, больше всего боясь перевернуться, упустить собак.
К великому огорчению Тавыля, Тынэта дома не оказалось. Вспомнив, что отец говорил о каком-то задании, которое комсорг собирался получить у учительницы, Тавыль поспешил к квартире Нины Ивановны.
