в форме предъявления претензии на тяготы, не связанные с несением службы.
— И что ты предполагаешь?
— Что тут предполагать?! Дело ясное. Шварц с первого дня вызывал неудовольствие, особенно у офицеров. Выправка выправкой, но в лубки зачем ноги завязывать? Вадковского ругал, Ефимовича, Кошкарева, Муравьева… И при солдатах!
Васильчиков заметался по кабинету.
— Езжай, Александр Христофорович, в казармы. Узнай все, как есть, и наряди следствие. Шварца — пришли ко мне. В город никого не выпускать. Конногвардейцев, павловцев и егерей на казарменное положение. Генерала Бистрома направь сюда. Однако ни в чем правил прежнего порядка не изменять! Нельзя подавать нижним чинам повода к уверенности, что они своими требованиями могут сделать отмену во службе по своему желанию. Я им обещал, что умрут в случае ослушания под палками? И умрут! Батальонному передай: если кто из офицеров пикнет — сгною в дальних гарнизонах, а то и на каторгу упеку! Поезжай, ради Бога, Александр Христофорович, и осведомляй меня через верных курьеров. Великому князю воли не давай, иначе и в самом деле до бунта дойдет. Двигай все официальным порядком.
Васильчиков лег и вытянулся, накрывшись пледом. Лакированные ушки нацелились в разные стороны под углом.
— Орлову накажи строго, чтоб конногвардейцы, в случае чего, заблокировали казармы. Да сообщи от моего имени Милорадовичу и Горголи. Коменданта Петропавловской крепости уведоми.
Бенкендорф вышел из кабинета. Приказания Васильчикова раздували пожар. Вдогонку услышал пророческую реплику:
— Если не справимся, то по возвращении государя головы полетят!
Теперь события понеслись во весь опор и замелькали, как картинки в волшебном фонаре. Время превратилось в единый поток, и день слился с ночью. Бенкендорф послал за великим князем Михаилом, и они вместе явились в казарму. Выслушав доклад Вадковского, Бенкендорф велел построить роту повзводно в разных коридорах — стрелков в первом, гренадер в среднем.
— Солдаты! Семеновцы! — начал Бенкендорф, но не сумел продолжить, так как за спиной услышал шум.
Гренадеры желали присоединиться к стрелкам. Пришлось свести их воедино. Вадковский, воспользовавшись затяжкой, доложил, что и в прочих ротах неспокойно, а дурные примеры заразительны. Обстановка накалялась. Но Бенкендорф не отступил и ровным, мощным голосом предложил солдатам принести жалобу по всей форме. Выслушав, сказал:
— Солдаты, вы нарушили присягу открытым неповиновением начальству. Жалобы будут рассмотрены в надлежащем порядке. Но к шести часам зачинщики шума и смуты должны быть названы поименно.
Стрелки и гренадеры сломали строй, окружив Бенкендорфа.
— Ваше превосходительство, за что? Присяги мы не нарушали. Тиранство полкового нет мочи терпеть!
— Молчать! — топнул ногой Бенкендорф. — Направо кругом! Стать в строй.
Он ввдел перед собой красные от ярости лица, черные провалы ртов.
— Стыдно, капитан Кошкарев, стыдно! И это первая рота?! Молчать! Назад! В строй! Смирно! Фельдфебель! Фамилия?
— Брагин, ваше превосходительство!
— Через два часа перепишешь зачинщиков и подашь при рапорте полковнику Вадковскому.
И он повернулся на каблуках с возможной для бывшего кавалериста четкостью. Печатая шаг, в сопровождении великого князя покинул первый коридор, оставив стрелков и гренадер в растерянности и смятении. Они отправились на Литейный к Васильчикову. Бенкендорф послал курьеров к генералам Орлову и Бистрому. Васильчиков крепко напуган и может заколебаться. Тогда на первый план он выдвинет Бенкендорфа и прикроется им. Нет, здесь надо действовать решительно. Он на мгновение смежил веки и увидел, как его собственная голова отделилась без боли от тела, поднялась воздушным шаром и двинулась, гонимая ветром, над домами. Он открыл глаза. Полет головы произвел тягостное впечатление. Вернется государь — головы полетят! И опять утонет он в толпе придворных. Не удержится, как в детской игре «король на горке».
У Васильчикова заспорили: что делать? Великий князь, считал, что розгами можно ограничиться. Расформировать оба взвода, а то и всю роту, и растыкать по остальным. Как командир бригады, в которой вспыхнула смута, он перед братом первый в ответе. Государь подозрителен, мало ли что! Братья Бонапарта какую оппозицию благодетелю чинили?! Нет, Михаил первый в ответе! И тогда опять на авансцене события он, Бенкендорф. Себя обойти он не позволит. Хватит!
Восстание ангелов
— Первую роту арестовать и в крепость! — решительно сказал Бенкендорф. — Особо опасных зачинщиков по казематам. Бунт задушить в зародыше.
Сейчас Васильчикову сложнее. Арест — военная операция. Роту надо перегнать с Загородного проспекта в крепость. Незамеченным это не останется. Тут по-разному случиться — может.
После короткой дискуссии постановили роту изолировать.
— Передай Вадковскому, — распорядился Васильчиков, прямо взглянув в глаза Бенкендорфа, — пусть приведет роту к штабу. Пусть объявит солдатам, что я болен и требую их к допросу.
Бенкендорф попросил великого князя вызвать Вадковского и лично сообщить указания Васильчикова. Роту надо провести по городу, когда стемнеет. Однако слухи поземкой уже понеслись по Петербургу. Тем временем Васильчиков сместил Шварца и назначил на его место генерала Бистрома, к которому государь особо благоволил. К Бистрому и в гвардии относились хорошо. Вадковский пришел вместе с ротой в положенный срок. Васильчиков и Бистром ждали на первом этаже штаба. Бенкендорф заранее приказал отпереть и осветить Манеж. Солдат провожала молчаливая толпа. Никто ничего не понимал, чуяли только, что нехорошо у семеновцев. Однако никто не знал, что в Манеже Бенкендорф заранее распорядился спрятать две роты Павловского полка.
— Семеновцы, — обратился к солдатам Бенкендорф, — с вами будет сейчас говорить командир гвардейского корпуса генерал-адъютант Васильчиков. Чистосердечное раскаяние облегчит участь тех, кто нарушил присягу. Советую вам прибегнуть к милости его превосходительства.
Как только стрелки и гренадеры очутились в Манеже, их окружили павловцы. Бенкендорф велел Вадковскому отделить флейтистов, барабанщиков и унтер-офицеров и вывести наружу.
Васильчиков довольно спокойно выразил арестованным порицание и дал понять, что они будут отведены в крепость под конвоем… Воцарилась гробовая тишина. Бенкендорф подумал, что если бы кто-то руководил возмущением, то приказ Васильчикова вызвал бы не страх, а гнев. Однако солдаты молчали понурив головы.
— Полковник Вадковский и капитан Кошкарев, обратитесь к роте с требованием, немедленно выдать зачинщиков.
В ответ — ни звука.
— Упрямство и отсутствие истинного раскаяния определило вашу участь, семеновцы! Кругом! Шагом марш! — скомандовал Бенкендорф, и почти вся рота, окруженная павловцами, по коридору, образованному толпой, вышла из Манежа и вступила на площадь.
Отсюда путь лежал к Неве. Когда Бистром и великий князь Михаил уехали, Бенкендорф, помогая Васильчикову сесть в коляску, медленно произнес:
— Я обязан вам заметить, Илларион Васильевич, что с назначением генерала Бистрома командиром Семеновского полка не могу согласиться. Сперва мы должны были восстановить порядок всеми способами, какие находятся в нашей власти.
Васильчиков на секунду застыл, и Бенкендорф почувствовал, как его тело напряглось. Затем Васильчиков тяжело опустился на сиденье и злыми глазами уставился перед собой.
