требовал подробных отчетов. Отправка раскассированного полка занимала много времени. Хозяйственные заботы и мелкие придирки злили Бенкендорфа. В середине ноября дежурный генерал Закревский официально уведомил Бенкендорфа, что нижние чины будут лишены на всем пути следования мясного довольствия. Они приравнены теперь к обыкновенным армейским солдатам. Офицерам пришлось собирать деньги. Солдатские жены рыдали, дети хныкали, деньги таяли, неразбериха увеличивалась. По приказу государя была учреждена специальная комиссия, которую возглавил генерал Алексей Орлов, принимавший непосредственное участие в семеновской истории. Невзирая на давление Аракчеева, полковника Шварца судьи определили лишить жизни. Разбирательство было достаточно суровым, и Бенкендорф несколько раз давал объяснения. Между тем мнение общества острием своим было направлено против Васильчикова. Одни порицали за проявленную мягкость, растерянность и стремление переложить ответственность на подчиненных, другие винили за суровость и неоправданные угрозы по адресу солдат: дескать, зачем грозил, что умрут под палками, третьи выражали недовольство, что гнев обрушился лишь на солдат, а полагалось наказать офицеров, ограничившись распределением провинившихся нижних чинов по соседним ротам. Генерал-аудитор Булычев вообще вынес неожиданное мнение, согласно которому получалось, что солдатам нельзя вменять в вину содеянное. В законе нет запрещения приносить жалобы не на инспекторском смотру. Суды следовали за судами. Капитана Кошкарева и полковника Вадковского отправили в крепость, и судьба их оставалась неизвестной. В конце января началось формирование Семеновского полка нового состава. Предлагалось на должность командира назначить полковника Сергея Шипова, брата преображенца Ивана Шипова. Однако Шиповых не раз упоминал Грибовский. Он напирал на то, что Иван Шипов участвовал в важной сходке членов «Союза благоденствия» на холостой квартире Федора Глинки в самом начале 1820 года. Пестель сговорился с Никитой Муравьевым, и оба провели постановления о введении в России республиканской формы правления. Николай Тургенев воскликнул: «Le president sans phrases!»[51]
Иван Шипов его расцеловал. Однако брат за брата не ответчик.
— Помилуйте, ваше превосходительство! Что значит не ответчик? Братья Шиповы одного поля ягода. И тот и другой члены Коренного совета! Что с того, что Сергей Шипов на совещании у Глинки не присутствовал? Велика ли важность! Братья имеют злой корень. На другой день Иван у себя собрал заговорщиков. И где?! В Преображенских казармах!
Грибовский говорил с невероятным упорством. С конца декабря он фактически осуществлял тайный надзор над офицерами гвардии. Васильчиков отправил князю Волконскому проект учреждения тайной военной полиции. Сведения, полученные от Грибовского, он не переслал императору. Оказалось, что Гвардейский генеральный штаб не располагает тайным шифром. Если сведения о заговорщиках случайно попадут к иностранцам, скандал неминуем. В конце декабря Васильчиков наконец отправил через Бенкендорфа в Лайбах усовершенствованный проект создания тайной военной полиции. Император вскоре утвердил его и назначил Грибовского возглавлять ведомство, на которое возлагались определенные надежды.
Кто виноват?
Ведомство состояло из людей, небольшого помещения на первом этаже и нескольких столов и стульев. Помещение полагалось содержать в порядке, столы, стулья и шкафы надо было приобрести.
— Где взять денег на этих мерзавцев? — спрашивал Бенкендорфа Васильчиков. — Мерзавцам приходится хорошо платить. Пока я трачу средства из собственной шкатулки.
Бенкендорф предложил проводить деньги по другому ведомству. Грибовский запротестовал:
— Упаси Боже, ваше превосходительство! Сие станет немедленно известно. Какой-нибудь чиновник проболтается. А дело требует непроницаемой тайны. Непроницаемой! Между тем тайна нарушена. Наши карбонарии понимают обреченность своей затеи и пуще огня страшатся постороннего глаза. Я имею сведения, что преступное сообщество собралось теперь в Москве. Сведения, ваше превосходительство, наивернейшие. И в самом центре сошлись, в Староконюшенном переулке на квартире братьев Фонвизиных. Ужасные заговорщики! Из Кишиневской и Тульчинской управы прибыли гонцы. Михайло Орлов говорят, призвал к восстанию. Полковник Граббе догадался, что здесь в гвардейском штабе имеются данные по поводу незаконных сборищ. Решено «Союз благоденствия» фиктивно распустить и набрать новых людей, чтобы отсеять возможных агентов правительства. Каша заваривается, ваше превосходительство, серьезная и крутая. Как бы не обжечься, расхлебывая! Орлов бьет копытом и крепко ругается, выказывая собственное несогласие с медлительными и осторожными товарищами. Он, как и Граббе, считает, что правительству все известно. Не через брата ли он случайно выведал тайну сию? Вот почему я требую совершеннейшего мрака в этом деле.
— Хорошо. Согласен. Рассуждаешь трезво. Однако палку не перегибай. Уж больно ты подозрителен.
— Да как не быть подозрительным! Слухи ходят, что Сергей Шипов будет назначен в Семеновский полк. Без Иллариона Васильевича и вас сие немыслимо. Иван Шипов среди отпетых республиканцев. Как ни повернется, братья в выигрыше. Михайло Орлов жаждет кровавой расправы и со дня на день грозит поднять революцию. Его брат Алексей дураков семеновцев палашами учил. Как ни повернется, опять Орловы в выигрыше. Братья Тургеневы — один служит верой и правдой царю и отечеству, другой Гишпанию хвалит. Кричит: ура гишпанскому народу! Я сам слыхал, как он заявлял: слава тебе, славная армия гишпанская! Везде республиканский у нас дух витает, что для России пагубно! Какие еще вам доказательства нужны, ваше превосходительство?! И при всем при том копейку не вышибешь на поддержание порядка. Как понимать такое?
— Ты, Михайло Кириллович, свои сентенции изложи на бумаге. И распишись. Когда государь возвратится, ознакомим его в мельчайших подробностях. Сергей Шипов будет назначен командиром семеновцев, и его ты в бумаге не упоминай. Он человек твердый и пользуется моим доверием. Я думаю, что ни при каких обстоятельствах присяги не нарушит.
В данном случае Бенкендорф оказался дальновиднее собеседника. Сергей Шипов сохранил верность правительству и не запятнал Георгиевские знамена старого полка.
— Слушаюсь, ваше превосходительство. Но и вы ко мне прислушайтесь. Возня наших местных карбонаров неспроста. Отсутствие государя дурно влияет на умы незрелой молодежи. Есть слух, что он желает царствовать в Европе, для чего и учредил Священный союз.
— Для чего учредил — не твоего ума дело, Грибовский. Я обещал тебе доставить бумагу в собственные руки государя и доставлю, как только он появится в России.
Поздней весной император Александр возвратился в Царское Село. Более полугода он почти ежедневно занимался семеновской историей. Его не покидала мысль о том, что в смуте повинны вовсе не солдаты и даже не офицеры, а какие-то силы извне. Вот и Алексей Андреевич похожего придерживался мнения. Военные поселения ни разу не выказывали недовольства по собственному усмотрению. Всегда там присутствовало постороннее влияние. Негодяй Каразин не последнюю скрипку сыграл. Запереть его в Малороссии навечно, чтобы в столицу и носа не показывал. Нет, без него здесь не обошлось. Кто скрывался под подписью на прокламации «Единоземец»? Не Каразин ли? Сын века Просвещения? Не он ли внушил офицерам вредные мысли? Семеновская история как лучом света озарила тех, кому государь доверял и на кого надеялся. Славно себя показали лишь Алексей Орлов и Левашов. Верные люди! А Бенкендорф? Бенкендорфа я облагодетельствовал, дал возможность наконец проявить себя в полную силу. Начальник Гвардейского генерального штаба! Моя опора! Опора трона! И его я прочил на место Васильчикова! Он главный и первый виновник! Растяпа! Куда смотрел?! Сколько людей из-за него пострадало. Нерасторопен, проморгал смуту и позволил вспыхнуть пожару. Соперничал с Васильчиковым вместо того, чтобы затоптать разгорающийся костер. Выставил меня в неприглядном свете перед Европой. Как же так?!
Васильчиков сдаст должность, за ним последует Бенкендорф. И никакого прощения. В секретных замечаниях собственно для сведения одного генерал-адъютанта Васильчикова, писанных им собственноручно, раздражение против Бенкендорфа вылилось в конкретную и угрожающую форму коварного вопроса, на который он так и не получил ответа: «Почему начальник штаба гвардейского
