Глава девятая
— Поппи, ты меня звала? — спросила Элизабет из-за груди образцов коврового покрытия, наваленной у нее на стало.
— И сейчас тоже не звала, — раздался недовольный голос. — Пожалуйста, не отвлекай меня, я собираюсь заказать две тысячи банок с краской цвета магнолии для наших следующих проектов. Можно с тем же успехом собраться и распланировать все на двадцать лет вперед, — пробормотала она, а затем проворчала достаточно громко, чтобы Элизабет ее услышала: — Ведь мы же не собираемся в ближайшем будущем менять концепцию.
— Ну ладно, хорошо, — улыбнулась Элизабет, уступая. — Можешь заказать и какой-нибудь другой цвет.
От возбуждения Поппи чуть не свалилась с кресла.
— Закажи еще несколько сотен банок бежевой краски. Цвет называется «Ячмень».
— Ха-ха-ха, — сухо отозвалась Поппи.
Айвен в изумлении посмотрел на Элизабет.
— Элизабет, Элизабет, — пропел он. — Ты что, пошутила? Уверен, что да. — Он смотрел прямо на нее, облокотившись на стол. Выбившиеся у нее из прически пряди всколыхнулись от его дыхания.
Элизабет замерла, с подозрением посмотрела по сторонам и вернулась к работе.
— Видите, как она ко мне относится? — произнес Айвен трагическим голосом, поднося театральным жестом руку ко лбу и делая вид, что падает в обморок на черную кожаную кушетку в углу. — Как будто меня здесь вообще нет! — Подняв ноги, он уставился в потолок. — Забудем о кабинете директора, это похоже на кабинет психиатра. — Изучая трещины на потолке, он подпустил американского акцента. — Видите ли, док, все началось с того, что Элизабет продолжала меня не замечать, — сказал он на всю комнату. — Это заставило меня почувствовать себя таким нелюбимым, таким одиноким, таким безумно, безумно одиноким. Как будто меня не существует. Как будто я ничто, — нагнетал он. — Моя жизнь — сущий ад. — Он сделал вид, что плачет. — Ив этом виновата Элизабет. — Он остановился и какое-то время смотрел, как она подбирает ковровое покрытие по образцам. Когда он заговорил снова, его голос уже был нормальным, и он нежно сказал: — Это она виновата в том, что не может меня видеть, она просто боится поверить. Не так ли, а, Элизабет?
— Что? — снова воскликнула Элизабет.
— Что «что»? — раздраженно закричала в ответ Поппи. — Я ничего не говорила!
— Ты же меня позвала!
— Нет, не звала. Тебе опять мерещатся какие-то голоса, и, пожалуйста, перестать напевать эту чертову песню! — взвизгнула Поппи.
— Какую песню? — нахмурилась Элизабет.
— Которую ты напеваешь все утро. Она сводит меня с ума.
— Премного благодарен, — заявил Айвен, вставая и отвешивая театральный поклон, перед тем как снова упасть на кушетку. — Эту песню сочинил я. Эндрю Ллойд Вебер, можешь мне завидовать.
Элизабет погрузилась в работу и снова стала напевать, но сразу же осеклась.
— Знаешь, Поппи, — прокричал Айвен в другую комнату. — Мне кажется, Элизабет меня слышит. — Он сложил руки на груди и пошевелил большими пальцами. — Мне кажется, она меня хорошо слышит. Не так ли, Элизабет?
— Господи боже мой! — Элизабет уронила образцы на стол. — Бекка, это ты меня зовешь?
— Нет. — Голос Бекки был едва слышен.
Элизабет покраснела, смущенная тем, что выставляет себя дурой перед подчиненными. Пытаясь исправить положение, она строго попросила:
— Бекка, ты можешь принести мне кофе от Джо?
— Да, кстати, — пропел Айвен, получая большое удовольствие от ситуации. — Не забудь сказать, чтобы она отнесла назад одну из этих чашек. Джо будет доволен.
— А-а! — Элизабет щелкнула пальцами, как будто вдруг о чем-то вспомнила. — Захвати с собой одну из этих чашек. — Она протянула Бекке кофейную чашку. — Джо будет, — она смущенно запнулась, — доволен.
— Ага, она прекрасно меня слышит, — рассмеялся Айвен. — Просто не хочет себе признаться. Рассудок не позволяет. У нее весь мир черно-белый. — И, подумав, добавил: — И еще бежевый. Но я тут все встряхну, и мы повеселимся. Ты когда-нибудь делала это раньше, Элизабет? Веселилась? — В глазах у него зажегся озорной огонек.
Он спустил ноги с кушетки и вскочил. Сев на край стола Элизабет, он посмотрел на распечатки с информацией о воображаемых друзьях и недовольно покачал головой.
— Ну нет, ты же не веришь во всю эту чепуху, правда, Лиззи? Можно, я буду называть тебя Лиззи?
Элизабет вздрогнула.
— А-а, — нежно сказал Айвен, — Значит, тебе не нравится, когда тебя называют Лиззи, так?
Элизабет тихо сглотнула.
Он лег на стол поверх образцов коврового покрытия и подпер рукой голову.
— Что ж, у меня есть для тебя новости. — Он понизил голос: — Я настоящий. И никуда не уйду, пока ты не откроешь глаза пошире и не увидишь меня.
Элизабет перестала вертеть в руках листы с образцами и медленно подняла глаза. Она окинула взглядом кабинет, а затем уставилась прямо перед собой. Ее вдруг охватило почти забытое ощущение покоя. Она чувствовала себя в полной безопасности, окруженная теплом, и, застыв, словно в трансе, не могла ни моргнуть, ни посмотреть в сторону.
Внезапно дверь кабинета распахнулась так быстро и резко, что ручка врезалась в стену. Элизабет и Айвен вздрогнули от неожиданности.
— Что ж, простите, что прерываю ваше воркование, — хмыкнула возникшая в дверном проеме Сирша.
Айвен спрыгнул со стола.
Озадаченная Элизабет сразу начала приводить в порядок стол, что было ее естественной панической реакцией на неожиданные появления сестры. Она поправила пиджак и провела руками по волосам.
— Ну, не стоит наводить порядок ради меня. — Сирша махнула рукой, ее челюсти энергично ходили, занятые жевательной резинкой. — Знаешь, ты все время суетишься из-за ерунды. Просто расслабься. — Ее глаза двигались вверх-вниз, пока она с подозрением изучала пространство вокруг стола Элизабет. — Ты не собираешься меня представить?
Полуприкрыв глаза, Элизабет наблюдала за сестрой. Своими дикими поступками и вспышками агрессии Сирша выводила ее из себя. Пьяная или трезвая, Сирша всегда была одинаково непредсказуемой. На самом деле, Элизабет с трудом могла определить, пьяна сестра или нет. Сирша так и не нашла себя, так и не стала личностью, не поняла, кто она, к чему ее влечет, в чем ее счастье и куда она хочет двигаться в жизни. Она этого попросту не знала. В ней переплелись разные личности, которым она так и не дала развиться. Элизабет часто задумывалась о том, кем могла бы стать ее сестра, если бы перестала пить. Но она боялась, что это решило бы только одну из множества проблем.
Элизабет очень редко удавалось остаться с Сиршей наедине и поговорить, это напоминало ей погоню за бабочками, которых она в детстве пыталась поймать банкой. Они были такие красивые, наполняли комнату светом, но никогда нигде не сидели достаточно долго, чтобы их можно было поймать. Элизабет все время находилась в состоянии погони, а когда ей все-таки удавалось поймать сестру, Сирша яростно билась крыльями о стекло, стремясь вырваться на волю.
Находясь рядом с Сиршей, Элизабет изо всех сил старалась проявлять понимание, относиться к ней с симпатией и сочувствием. Она научилась этому, когда обратилась к специалистам. Ей хотелось получить как можно больше советов из разных источников, чтобы помочь сестре. Нужно было узнать те волшебные слова, которые следовало сказать Сирше во время ее редких визитов. И даже когда Сирша ей грубила и вела себя чудовищно, Элизабет все равно старалась держаться с ней дружелюбно и ласково, потому что боялась навсегда ее потерять, боялась, что Сирша совсем ускользнет из-под ее опеки. К тому же она чувствовала, что обязана за ней присматривать. Но главное, она не могла больше мириться с тем, что все красивые бабочки в ее жизни улетают от нее.
— Представить тебя кому? — мягко спросила Элизабет.
— Ох, оставь этот покровительственный тон! Если не хочешь меня представлять, не надо. — Она повернулась к пустому сиденью. — Понимаете, она меня стыдится. Считает, что я позорю ее доброе имя. Вы же знаете, как соседи любят болтать. — Она горько рассмеялась. — Или, может, она боится, что я вас спугну. Ведь так уже было с одним. Он…
— Сирша, хватит, — прервала ее Элизабет. — Слушай, я рада, что ты зашла, нам надо с тобой кое-что обсудить.
Колени у Сирши подергивались, а челюсти яростно пережевывали жвачку.
— В пятницу Колм пригнал машину назад и сказал, что на тебя завели дело. На этот раз все серьезно, Сирша. До слушанья ты должна вести себя очень осмотрительно. Оно состоится через несколько недель, и если ты сделаешь что-нибудь… еще, это может тебе дорого стоить.
Сирша состроила гримасу:
— Элизабет, расслабься! Что они сделают? Посадят меня на много лет в тюрьму за то, что я две минуты прокатилась в машине собственной сестры? Они не могут лишить меня прав, потому что у меня их нет. А если они сделают так, что я никогда не смогу их получить, то мне все равно, права мне не нужны. Все, что они могут, — это приговорить меня к нескольким неделям каких-нибудь дурацких общественных работ, например помогать старушкам при переходе через дорогу или что-нибудь еще в этом роде. Все будет в порядке. — Она надула пузырь, и он лопнул, а жвачка повисла на ее обветренных губах. Элизабет вытаращила глаза.
— Сирша, ты же не одолжила мою машину, ты взяла ее без разрешения, и у тебя нет прав, — сказала она срывающимся голосом. — Ты же не дурочка, ты знаешь, что так нельзя.
Элизабет выдержала паузу и попыталась взять себя в руки. На этот раз она сумеет переубедить сестру. Но Сирша никогда не желала признавать очевидное. Она тяжело сглотнула.
