Башня Драконов факелом вознеслась над Черным Кораллом. Ее шпиль, нависший над северо- западным углом Нового Андийского дворца, сложен из глыб базальта и облицован фасетками ломкого обсидиана. Вулканическое стекло тускло поблескивает в окружившем город вечном полумраке. На плоской крыше свернулся алый чешуйчатый дракон; клиновидная голова свесилась с края и, кажется, взирает на сумятицу крыш, улиц и аллей далеко внизу.
В городе еще есть жители (из числа людей), которые верят, что яростный дозорный — всего лишь камень, творение одного из искусников Тисте Анди. Эта мысль заставила Эндеста Силана ощутить какое-то горькое удовольствие. Да, они понимал, что люди сознательно заставили себя заблуждаться. Одна мысль о настоящей, живой драконице, устремившей зловещий взор на город, на множество суетливых жизней, способна навести ужас. Да, если бы они сумели взглянуть прямо в голодные многогранные глаза Силанны — тут же в слепой панике убежали бы из Коралла.
А для Элайнтов оставаться практически недвижными день и ночь, недели и месяцы, почти год — вполне обычное дело. Эндест Силан знал это лучше всех. Этот Тисте Анди прежде был выдающимся, хотя и пожилым, колдуном на Отродье Луны, а ныне стал кастеляном, чья компетентность едва ли заслуживает доверия.
Он прошел по улице Меча, которая огибает лишенный деревьев парк, известный как Серый Холм. Покинул хорошо освещенный район Рыб, чьи улицы и переулки так загромождены прилавками рынка Внешних Вод, что все, приехавшие с полными провизии тачками, вынуждены оставлять их на площади около Серого Холма. Бесконечные потоки наемных грузчиков — они каждое утро собираются на Тележной площади — добавляют суеты. Они подобно угрям снуют и проскальзывают в толпе между рядами лотков и киосков. Хотя рынок Внешних Вод получил название от преобладающего товара — рыбы, привозимой с морей за Ночью — вечной темнотой, плащ коей окутал город и его окрестности на треть лиги — на нем можно найти и бледных, пучеглазых созданий из Бухты, теперь именуемой Ночными Водами.
Эндест Силан договорился о поставках трупных угрей с новым торговцем, потому что прежний добытчик поймал в сети нечто слишком большое и лишился обеих рук. К сожалению, Ночные Воды стали не просто неосвещенными морскими просторами. Это Куральд Галайн, истинное проявление садка, скорее всего бездонное; иногда в воды Бухты проникают нездешние твари. Одна из них сейчас блуждает в глубинах, заставляя рыбаков пользоваться не сетями, а удочками — хотя и этот способ приносит результаты, ведь десятки тысяч гонимых ужасом угрей поднялись на поверхность. Большинство выловленных угрей оказывается полумертвыми.
К югу от Серого Холма свет факелов стал тусклее: Эндест Силан углубился в Андийский район. Как и обычно, на улицах встречалось мало Тисте Анди. Тут нельзя увидеть фигуры жителей, сидящих на завалинках домов или облокотившихся о столики. Никто не выкрикивает названия товара и не глазеет на прохожих. Редкие встречные, пересекавшие дорогу Силана, спешили куда-то, скорее всего домой или в гости к знакомым, к которым шли ради поддержания немногих оставшихся ритуалов общения. А может, уже возвращались с подобных мучительных собраний, скучных и тусклых словно умирающее пламя.
Ни один из знакомых Анди не пожелал встретиться глазами с Эндестом Силаном; они попросту скользили мимо, словно призраки. Это не обычное равнодушие; но он уже привык. Старику нужна толстая кожа, а разве он не старейший изо всех? Кроме Аномандера Драгнипурейка.
Но Эндест может припомнить юность, она лишь слегка выцвела от времени. Он ставит ногу на почву этого мира, и буря бушует в небесах. «О, бури той ночи, холодная вода в лицо… я все еще вижу этот миг».
Они стояли, глядя на новый мир. Гнев повелителя угасал, но медленно, словно его прибивало дождем. Кровь текла из раны на плече Аномандера. В его глазах было нечто…
Эндест вздыхал, поднимаясь по склону. Дыхание его было хриплым и неровным. Слева виднелись остатки старого дворца. Там и тут поднимались полуобвалившиеся стены; рабочие проложили тропки между руинами, извлекая немногие целые бревна и блоки камня. Ужасающее падение цитадели до сих пор дрожью отзывается в костях Силана. Он замедлил шаг, оперся рукой о стену. Давление возвращалось, заставив его скрипеть зубами; боль пронизала череп.
«Не сейчас, прошу».
Нет, так не годится. Прошло это время. С ним покончено. Он выжил. Он сделал все, что приказал Лорд, он сумел. Нет, так совсем не годится.
Эндест Силан стоял, и пот струился по лицу, и глаза его были плотно сомкнуты.
Никто не встречается с ним взглядом, и причиной тому… слабость.
Аномандер Драгнипурейк вывел горстку выживших сторонников на берег нового мира. За пылающим в глазах гневом таился… триумф.
Силан повторял себе: «это стоит запомнить. За это стоит держаться.
Мы принимаем выпавшее бремя. Мы побеждаем. Жизнь продолжается».
Более свежее воспоминание обрушилось на разум. Невообразимое давление глубин, вода, налегающая со всех сторон. «Ты мой последний Верховный Маг, Эндест Силан. Сумеешь сделать это для меня?»
«Море, повелитель? Под морем?»
«Сумеешь, старый друг?»
«Постараюсь, мой Лорд».
Но море возжелало Отродье Луны. О да, возжелало со всей дикой, голодной силой. Оно надавило на камни, осадило небесную крепость, сжало в сокрушающих объятиях; и наступил тот миг, в который больше нельзя было сопротивляться его темным легионам — водоворотам.
О, Эндест Силан достаточно долго удерживал стены, но они уже рушились, когда повелитель призвал последние силы крепости — чтобы поднять из глубин, вознести назад, в небо.
Такая тяжелая, такая громадная, израненная до невозможности восстановления… Небесная крепость показалась над водой уже мертвой. Стала живым мертвецом. Как и сила самого Силана. «Мы оба утонули в тот день. Оба умерли».
Потоки черной воды, молотящие по волнам, ливень каменных осколков — о, как рыдало Отродье Луны! Трещины расширяются, внутри слышен грохот падающих стен…
«Нужно было уйти с Отродьем Луны, когда он наконец отослал его в дрейф. Да. Нужно было. Распластаться среди мертвецов. Лорд восславил меня за это жертвоприношение, но каждое слово падало пеплом в лицо. Проклятая Бездна! Я ощутил погружение каждого зала. Трещины стали ранами души, ударами меча; ох, как мы кровоточим, как мы стонем, как проваливаемся в смертельные разрывы!»
Давление не ушло. Оно затаилось внутри. Море жаждет отмщения, и оно способно достать его, где бы он ни находился. Гордость превратилась в проклятие, душа его украсилась клеймом. Клеймо стало гноящейся язвой. Он слишком слаб, чтобы отбиваться.
«Теперь я Отродье Луны. Раздавленное в глубине, неспособное достичь поверхности. Я опускаюсь, и давление растет. О, как оно растет!»
Нет, так не годится. Зашипев, он оторвался от стены и похромал дальше. Он уже не Верховный Маг. Он никто. Обычный кастелян, тревожащийся о поставках провизии, читающий списки, в которых упоминаются веревки и дрова для каминов. Воск для желтоглазых свечников. Чернила кальмара для пятнистых писцов…
Когда он предстает перед повелителем, то говорит о мелочах, и это все, что ему остается. Все его наследие.
«Но не я ли стоял рядом с ним на берегу? Не я ли последний, еще разделяющий с Лордом память об этом?»
Давление постепенно разжало объятия. Он выжил. А в следующий раз?
Трудно сказать; он не верил, что сможет держаться. Боль, сжимающая грудь, гром в голове…
«Мы нашли нового поставщика трупных угрей. Вот о чем я доложу. И он улыбнется и кивнет, а может быть, положит руку мне на плечо. Легкое, бережное касание — достаточно легкое, чтобы убедиться — я еще не сломался. Потом Лорд выскажет благодарность.
За угрей».
