— Вот почему поверить не могу. Но она должна была увидеть, какой я смелый, какой великодушный и самоотверженный. Она увидела бы, что я лучше, ведь ты такого не совершил бы.
— Может, и совершил бы. Может, она знает, Джула. К тому же один из тамошних
вонючек пытался открыть дверцу, и если б я его не стащил, он влез бы к ней. Вот что она увидела.
— Ты не смог его стащить.
— Откуда знаешь?
— Ты ударил его лицом.
Амба снова пощупал нос и поморщился. Потом усмехнулся: — Она видела то, что видела, и видела она не тебя.
— Она видела мои руки, поднимающие тебя назад. Она видела!
— Не видела. Я постарался прикрыть их… э… своей рубашкой.
— Врешь.
— Сам врешь.
— Нет, ты.
— Ты!
— Можешь болтать что хочешь, Амба. Я спас тебя…
— То есть стащил с меня мокасин.
— Случайность.
— Да? Тогда где он?
— Упал на сторону.
— Нет, не упал. Я проверил твой мешок, Джула. Ты вовсе не спасти меня пытался, а стащить мокасин, потому что это твой любимый мокасин. Давай обратно.
— Против закона смотреть чужие мешки.
— Закона болот? Разве тут болото? Непохоже.
— Неважно. Ты нарушил закон. К тому же ты нашел запасной мокасин.
— Один запасной?
— Точно.
— Тогда почему он набит письмами от моей любимой?
— Какими письмами?
— Теми, что мы с ней пишем друг дружке. Теми, что я храню в мокасине. Именно теми, Джула.
— Теперь ясно, как много раз ты нарушал закон. Ты писал любовные письма — причем сам себе, это ж ясень пень — и прятал в моем запасном мокасине!
— А ты так и не заметил.
— Я бы заметил, если бы знал.
— Но ты же не знал, а? К тому же у тебя нет запасного мокасина, ведь я его украл.
— Вот почему я украл его обратно.
— Ты не мог украсть обратно, когда не знал, что он украден в первый раз. Это была простая кража. И противозаконная.
— Против закона болот!
— Твой мешок и есть болото.
— Хахахаха!
Тут Амба улыбнулся собственной шутке и захохотал тоже. — Хахахаха!
Финт вытащила пробку, глотнула и передала мех Полнейшей Терпимости. — Послушай этих идиотов, — сказала она.
— Не хочу. — Полнейшая Терпимость вздрогнула. — Знаешь, ко мне в первый раз вот так пробовали залезть в трусы.
— Может, это проклятие трупного окоченения?
Женщина фыркнула: — Смеешься? Если у них там что и было, то не настоящее. Палки привязанные или еще что. — Она выпила вина, вздохнула и огляделась. — Лучше.
— Наш крошечный кусочек рая.
— По крайней мере, можно увидеть восход. Это будет красиво. — Она на мгновение замолчала, затем продолжила: — Когда Рекканто показался, я думала, они спешит на помощь. А теперь думаю — он хотел урвать кусочек удовольствия и себе.
— Удивлена, Полуша? Он же мужик.
— С дурным глазом.
— Дурным глазом и дурными руками.
— Можно бы его убить.
— Погоди, — сказала Финт, забирая мех. — Он спасал-таки тебя, отрубал ладони и целые руки…
— Устранял соперников.
— Защищал твою честь, Полуша.
— Как скажешь.
Финт вставила пробку. — Боги подлые, Полуша. Как думаешь, во что мы там вляпались?
Полнейшая Терпимость поджала сочные губы, опустила длинные ресницы. — Давно, в Одноглазом Коте, когда я девочкой была, меня взяли на Зарю Мух — сама знаешь, ту церемонию в храме Худа, когда все жрецы мажутся медом…
— В некоторых местах, — прервала ее Финт, — они мажутся кровью.
— Я тоже слышала. В Одноглазом Коте был мед, и мухи прилипали. Мухи и еще осы. Но я там была с дедушкой, который служил солдатом в Выходцах…
— Боги, давненько я не слышала о них! — Финт уставилась на Полнейшую Терпимость. — Правда? Твой дед был с Выходцами?
— Он всегда так говорил. В детстве я верила каждому его слову. Став постарше, не верила ни одному. А став еще старше, снова начала верить. Вещи в доме, резные водостоки, ломаные маски на стенах… да, Финт, я верю, что он был с ними.
— Под командой сегуле…
— Сегуле — изгнанника. Да. Как бы то ни было, дедушка взял меня посмотреть на храм бога- покровителя своего прежнего отряда, на всех жрецов и жриц, занимающихся мухами…
— Погоди. Считается, что все Выходцы пропали — взяты самим Худом служить ему в мире мертвых. Так что твой живой дедушка делал в Одноглазом Коте?
— Он потерял в битве правую руку. Его посчитали мертвым, а когда нашли — исцелять было уже поздно. Тогда они прижгли культю и отправили его в отставку. Ну, ты дашь мне рассказать всю историю или нет?
— Да, давай. Извини.
— Он сказал, жрецы неправильно пользовались медом. Осы и мухи — не главное в церемонии. Важна кровь, и мед символизировал кровь. Выходцы — они были все равно что воины-жрецы Худа в мире смертных… ну, они занимались самобичеванием. Кровь на коже, жизнь истекающая и умирающая на коже — вот самая важная деталь. Вот почему Худ ценит павших солдат гораздо выше множества покойников, пробирающихся в его врата. Торговцы Кровью, армия, что станет сражаться на тайной равнине, которая именуется Последним Призывом. — Она замолчала и облизнула губы. — Вот к чему Заря Мух. Финальная битва, сборище мертвецов на равнине Последнего Призыва.
— Итак, — сказала Финт, потрясенная рассказом Полнейшей Терпимости, — наверное, поэтому Худ забрал Выходцев. Потому что битва близка.
— Дай еще хлебну этого, — сказала Полнейшая Терпимость, указывая на мех с вином.
Гланно Тряп толкнул Рекканто Илка: — Видал их? Говорят о нас. Ну, больше обо мне. Скоро оно случится, Илк, очень скоро.
Рекканто Илк покосился на собеседника. — Что? Они зарежут тебя во сне?
— Не глупи. Одна из них попросит взять ее замуж до конца жизни.
