головой. — С одной стороны, мы были рады этому обстоятельству — вы не представляете, какой ужас творится в госпиталях, с другой — нам опять нужно было его искать. Когда мы наконец обнаружили Поля, он уже оправился от горячки благодаря хорошему уходу, который Матвеев за ним организовал. Брат был ужасно худ и слаб, страдал от болей, но, едва увидев нас, заявил, что мы должны отвезти его в Петербург.
— Верно, он хотел показаться врачам? — предположила Докки, не в силах поверить, что он так хотел увидеть ее.
— Какое там! Поль их страшно не любит и старается не попадать лишний раз в их руки. Мы так и не поняли, чего он рвался в Петербург — заставил нас выехать на следующий же день и погонял кучеров всю дорогу, хотя от тряски раны его мучили еще сильнее. По приезде рухнул в постель и, можете представить, не встал даже по приезде государя, — Наталья с усмешкой всплеснула руками. — Его величество, впрочем, с пониманием отнесся к своему раненому герою, настоял, чтобы Поль лежал, и прислал ему затем своего лейб-медика. Но на следующий день брат уже поднялся. Надобно сказать, первые дни в Петербурге он держался не столько благодаря силе организма, сколько характера, но теперь, похоже, окреп.
Докки задумалась, насколько родные Палевского посвящены в его личную жизнь. Он не ночует дома, и они наверняка догадываются, что он проводит время у дамы. Вот только знают ли они, кто эта дама, и что думают по этому поводу.
Среди гостей раздался взрыв смеха. Докки и Наталья посмотрели на развеселившуюся толпу, центром которой были Палевский и княгиня Думская.
— На вашем вечере удивительно непринужденная обстановка, — сказала Наталья. — Даже свободнее, чем в московских гостиных, а там общество считается не столь чопорным в отличие от петербургского.
— Рада, если вам нравится, — ответила Докки. — Мне как раз хотелось, чтобы мои гости чувствовали себя как дома.
— Вам это в полной мере удалось! — Марьина бросила на нее лукавый взгляд. — Княгиня Софи Думская — знаете, она близкая приятельница моей матушки, — отзывается о вас самыми теплыми словами. Поэтому мы все хотели познакомиться с вами поближе.
Докки учтиво улыбнулась, отметив про себя, что Марьина не стала расспрашивать ее о родственниках, от Думской, видимо, уже зная, что эта тема болезненна для баронессы.
«Интересно, что еще могла рассказать им Софья Николаевна?» — напряженно думала она, вместе с Марьиной присоединяясь к кружку гостей, обступивших Палевского, который как раз говорил:
— Надобно заметить, хотя там все аристократы знают французский язык, на нем не говорят.
— А на каком же языке они общаются? — удивилась графиня Сербина.
— На родном, madame, — ответил ей Палевский.
Сербина пожала плечами, выразив тем недоумение по поводу странных порядков, заведенных в Англии.
— Это только в нашем обществе почему-то стыдятся говорить на языке родной страны, — сказал генерал. — В Англии дворяне довольно уважают свою нацию, чтобы придерживаться собственных обычаев и языка.
— И то правда, — поддержала его княгиня Думская. — Молодцы англичане, не чета нам. Мы все обезьянничаем, подражая французам. А чем они лучше нас, что с них пример брать?
С этим утверждением никто не стал спорить, признав, что и в русском языке довольно слов, способных передать все те оттенки мыслей и чувств, кои до сих пор считались прерогативой французского языка.
Вскоре общество переместилось из библиотеки в гостиную, куда подали чай и закуски. Разговор шел своим чередом, пока Жорж-Сибиряк не уселся за фортепьяно, желая исполнить несколько шотландских песенок, некогда им выученных. На вечерах Докки редко музицировали, разве что кто-нибудь из гостей хотел познакомить своих собеседников с музыкой или песнями определенной местности. В прошлый раз Жорж — большой виртуоз по части фортепьяно — наигрывал греческие мелодии, теперь он затянул унылую балладу о пастушке и овечках, заблудившихся в вересковых зарослях.
— У вас весьма занимательный вечер, — к Докки подошел Палевский. — Мне доставило удовольствие принять в нем участие.
— Благодарю вас, — Докки чуть порозовела под его взглядом. А он, понизив голос, добавил:
— Но гораздо большее удовольствие мне доставит момент, когда гости разойдутся и мы с вами останемся одни.
Докки только вздохнула. Она сама с нетерпением ожидала окончания вечера.
— Я провожу своих родственников до дома и вернусь, — сказал он и отошел, а Докки как бы невзначай посмотрела на часы. Скоро ужин, а после ужина гости разъедутся.
Слуги зажигали свечи, пока две дамы исполняли дуэтом английскую песенку позапрошлого века о птичке, томящейся в золотой клетке.
— «И птичка выпорхнула вон, едва часов раздался звон», — вскоре допели они и под аплодисменты присели в реверансе.
— Ах, какая чудная песня! — воскликнула Думская. — Я за эту маленькую птичку вся испереживалась. Слава богу, она догадалась, что дверцу клетки забыли запереть.
— Надин знает прекрасный романс о птичке, — возвестила публике Сербина. — Она споет, если кто-нибудь сможет ей подыграть, — графиня впилась взглядом в Палевского:
— Граф, не окажете ли любезность саккомпанировать своей кузине?
Палевский поднялся с места и подошел к Надин, отправленной матерью к фортепьяно. Он почтительно наклонил голову, пока барышня, запинаясь и робея, объясняла ему, что за романс собирается исполнить. Они хорошо смотрелись вместе: высокий темноволосый мужественного вида генерал и тоненькая юная девушка с нежным личиком, обрамленным льняными кудрями.
Наконец Палевский сел за фортепьяно и стал наигрывать известную мелодию, вот уже лет пятнадцать кочующую по гостиным, а Надин затянула:
Отлетел надолго про-о-о-чь…[33]
Голос ее был не слишком силен, но приятен, а Палевский и вовсе оказался великолепным аккомпаниатором. Докки с изумлением и восхищением наблюдала, как его сильные гибкие пальцы легко пробегали по клавиатуре, мягко брали пластичные широкие аккорды, отчего старый романс зазвучал по- новому: задушевно, с надрывной тоскливой ноткой, передающей страдания сизого голубочка. Не только Докки, но и все присутствующие с наслаждением слушали игру Палевского, а едва романс закончился, разразились восторженными аплодисментами. Краснеющая Надин присела, Палевский встал и поклонился. Сербина же, решив, что именно пение ее дочери вызвало столь бурный отклик, довольно заявила:
— Надин у меня весьма способна к музыке и пению, а также к другим наукам, подобающим юным барышням.
Тем временем Палевского не отпускали, наперебой умоляя исполнить еще что-нибудь, по его выбору и на его вкус.
— Коли вы так желаете, я исполню романс… — генерал достал стоящую за фортепьяно гитару.
Присев на табурет, он рассеянно перебрал нежно зазвучавшие струны, Докки же мгновенно перенеслась мыслями в тот чудный июньский вечер, когда Палевский пел, не отводя от нее глаз. Полумрак той комнаты, офицеры, сидевшие вокруг неприбранного после ужина стола, звуки гитары и его обворожительного голоса, его веселый и ласковый взгляд, обращенный на нее, ощущение счастья, охватившее ее тогда, — все представилось так живо, что она вздрогнула, почувствовав, как по коже
