— И что вы сказали ему?
— Что мирные переговоры приведут только к ухудшению настроений в стране. Французы не смогут удержаться в разоренной Москве, силы их значительно ослаблены маршем в глубь России и проведенными боями. Потери их значительны, и от грозного противника, каким они были в начале войны, осталось одно название.
Палевский остановился и посмотрел на нее.
— Только с вами я отдыхаю душой и только с вами хочу проводить время, — сказал он. — Но дела и обязательства все время меня куда-то требуют. Через несколько дней мне придется сопровождать родителей за город на дачу князя Бесковского, — это был известный екатерининский вельможа в отставке. — Видит бог, я вовсе не хочу туда ехать, но он старинный друг нашей семьи, пожилой человек, который хочет видеть меня, и невозможно отказать в этом ни ему, ни отцу с матерью.
Докки, расцветшая от его слов, несколько сникла. Она не хотела расставаться с Палевским и на час, но у него была своя жизнь, в которой ей было отведено лишь определенное место.
— Но этот вечер мы проведем вместе, — он притянул ее в свои объятия. — Надеюсь, вы никуда не собираетесь?
— Нет, — она прижалась к нему. — А завтра будет прием у меня.
— На который я непременно приду, — он потерся щекой об ее щеку. — Хотя лучше, если бы его не было, и мы могли провести и завтрашний вечер только вдвоем.
Глава XII
— Как сегодня многолюдно, — сказала Ольга, увидев гостей, собравшихся у Докки. Пришли не только завсегдатаи вечеров путешественников (за исключением тех, кто был на войне), но и Палевские в полном составе, и Сербины, и княгиня Думская чуть не с десятком своих знакомых.
— Узнали, что будет генерал Палевский, — ответила Докки, посмотрев на графа, окруженного знакомыми. — Он весьма популярен.
Палевский — необычайно красивый и представительный в парадном мундире — поймал ее взгляд и улыбнулся уголками рта. Докки смущенно отвела глаза — смотреть на него и знать, что он ее тайный любовник, было необычайно приятно и волнующе. Казалось невероятным, что именно ей дозволено обнимать, целовать и наслаждаться пылкими ласками этого сейчас неприступного и сдержанного человека. Несколько месяцев назад в Вильне она не смела и мечтать о таком, хотя и тогда желала прикоснуться к нему, изведать теплоту его объятий и нежность поцелуя.
«А теперь я желаю его куда сильнее, — думала она, пытаясь занимать своих гостей и остро ощущая его присутствие, — поскольку узнала наслаждение его страстью. И чем больше я провожу с ним времени, тем сильнее жажду его…»
Она говорила с гостями, но глаза ее нет-нет да искали Палевского, а мысли все время возвращались к проведенному накануне с ним вечеру, тихому, полному удовольствия от общения друг с другом. Они вместе поужинали, разговаривая обо всем на свете, потом долго гуляли по садику особняка, держась за руки, и невинные эти прикосновения доставляли им немалое наслаждение. Но, конечно, этого было недостаточно, чтобы удовлетворить разгорающуюся в них страсть. Их тела все чаще сливались в объятиях, губы все настойчивее искали губы другого, желание все сильнее — до сумасшествия — охватывало их, и потом невозможно было вспомнить, как они сумели добраться до спальни.
— …разве можно там хорошо поесть?! — раздался рядом чей-то настойчивый голос.
Докки встрепенулась, наткнувшись на требовательный взгляд господина Гладина.
— Простите, где? — она смешалась, понимая, что за своими думами совершенно упустила нить беседы.
— В Пруссии, конечно! — воскликнул Рейнец. — Разве можно там насытиться русскому человеку, ежели пруссаки не в состоянии испечь ни нормальный хлеб, ни подать к столу хорошее мясо? Помню, в одной корчме мне на обед принесли молочный суп с несъедобным и каким-то мокрым салатом да яичницу. Пруссаки толка в еде не ведают-с, скажу я вам.
— Зато французы в ней отлично разбираются, — заметил Жорж-Сибиряк. — Супы у них прекрасны, соусы — великолепны, десерт — превосходен, а вино — лучшее в мире.
— Мой французский повар на волне любви к России и ненависти к Бонапарте отказывается готовить французскую пищу, — хохотнула княгиня Думская. — Можете себе представить: заказала я давеча soupe a l’oignon — он мне щей наварил. Каково?!
— Один мой дальний родственник — во времена мира — решил поехать в Европу — попутешествовать, — к кружку присоединилась графиня Логачева, привлеченная аппетитной темой. — А надо сказать, большую часть жизни он провел в провинции и в языках был не силен, в том числе во французском. Потом жаловался, что во Франции все обманщики. Спрашивают его: не хочет ли он отведать свежие пети-пуа, мол, только доставили. Он заказывает, приносят ему горошек, а он в обиде: я кушанье с таким красивым названием ожидал, а они обыкновенный горох на блюде подают…
Все рассмеялись. Сербина-старшая обратилась к Палевскому.
— Граф Поль, а как кормят в Англии? Пудингами и этими… ростбифами? — она подтолкнула к Палевскому свою робкую дочь в очередном белом платьице. — Надин мечтала услышать ваш рассказ об этой стране. Ее весьма интересует география, не так ли, моя дорогая?
Надин потупилась, а взоры всех обратились к Палевскому.
— Пудинги, ростбифы, черепаший суп, — кивнул он с едва заметной улыбкой. — Надобно сказать, мясо, ветчины у них хороши, но пудинги я есть избегал — не пришлись мне они по вкусу.
— Соглашусь с вами, — заметил один из гостей. — Пудинги отвратительны, но супы и ветчины вполне съедобны.
— А что в английской кухне вы бы отметили особо? — поинтересовалась Логачева.
— Чистоту, — усмехнулся Палевский.
— Прекрасно сказано! — хихикнула Думская. Судя по смешку, пробежавшему среди публики, шутку генерала оценили почти все. Лишь графиня Сербина озабоченно нахмурилась.
— На стенах, полах, столах в кухне, которую я наблюдал, — ни пятнышка, — продолжал Палевский. — Плиты, кастрюли и сковороды вычищены так, будто ими ни разу не пользовались. Все бело, светло, просторно — увидеть это было весьма поучительно.
— Иной раз стоит посмотреть чью кухню, чтобы навеки лишиться аппетита, — согласилась Думская.
— Поэтому мы стараемся туда не заглядывать, — рассмеялась графиня Логачева.
— Но зачем вы пошли смотреть кухню? — спросила Сербина-старшая. — Вам, в вашем положении, вовсе не следовало опускаться до осмотра хозяйственных помещений.
— Я никогда не пренебрегаю возможностью увидеть что-то новое и извлечь из этого пользу, мадам, — с поклоном сказал Палевский.
— А как вы восприняли обычай англичан после обеда разделяться на мужскую и женскую компании? — поинтересовался Жорж-Сибиряк. — Надо признать, меня этот обычай весьма удивляет. Англичан никак нельзя назвать варварами, но некоторые их традиции кажутся таковыми.
— В том есть свои преимущества. Ежели вы не стремитесь оказаться в обществе дам, что обычно вызвано желанием увидеть определенное лицо, к коему питаете склонность, — Палевский бросил быстрый взгляд на Докки, отчего ее сердце забилось сильнее, — комфортно провести время в мужской компании, не стесненной присутствием прекрасного пола, за рюмкой хорошего вина и свободными разговорами.
— Или английским джентльменам надобно разгорячить вином свою холодную кровь, прежде чем приступать к общению с дамами, — добавила Думская, озорно поводя глазами. — К счастью, русские мужчины не нуждаются в подобных средствах, чтобы суметь выказать свой темперамент, хотя порой злоупотребляют гораздо более крепкими напитками, чем какой-нибудь портвейн или мадера за английским столом.
