возникли чуть позже.
Парень обернулся к следователю, как бы задавая немой вопрос: что со мной?
Следователь испуганно отвернулся. Жаль, что в камере или в тюремном туалете не было зеркала. Если бы Виктор видел себя таким раньше, он бы подготовился, по крайней мере, — морально. Теперь же, парень не знал, что делать. Таким демоном оставаться было нельзя, а как вернуть себе прежний взгляд, он не имел понятия.
Виктор зажмурился, подумал о Болоте и попросил его отдать ему его собственный взгляд (помолился!). Во время своих недолгих размышлений он лелеял слабую надежду, что это поможет. И, о чудо, действительно, когда парень вновь посмотрел на себя в зеркало, чернота начала уходить из глаз. Медленно, но необратимо белки посветлели, а радужка зрачка опять весело заискрилась серым цветом.
Следователь четко и ясно задавал Виктору много вопросов. Парень отвечал на них, максимально приблизив факты к реальности, поэтому его слова выглядели очень правдоподобно (без упоминания о слугах Болотного Духа, о туманном призраке и прочей чертовщине, живущей на череповецких топях).
С другой стороны, Виктор опасался, что такая недосказанность будет бесполезной — если его не сочтут сумасшедшим, он все равно уже доказал свою необычность. Ведь, из-за того «черного» взгляда, который он, не ведая, что творит, демонстрировал несколько дней, — его могли записать в пришельцы, в бог его знает кого, и отправить на изучение какими-нибудь правительственными лабораториями.
Но, видимо, следователь имел другие цели. Он, правда, все же назначил ему медицинское (включая и психиатрическое) обследование, однако, скорее формально, чем от желания сбагрить молодого человека людям в белых халатах и побыстрее закрыть дело. Напротив, к делу следователь отнесся очень серьезно. Только потом Виктор смекнул, почему с ним не расправились. Серьезности надо было ожидать, — как никак он мог оказаться единственным человеком, способным объяснить пропажу нескольких иностранцев. Американское посольство, небось, уже локти кусало от давления со стороны коллег Купера: куда делся их шеф?
Следователь объяснил Виктору, что сейчас тот подозревается в убийстве членов экспедиции. Однако требуется найти факты, доказывающие его виновность. Пока они не найдены или, напротив, не принято решение о снятии с него подозрений в преступлении, ему придется провести некоторое время в следственном изоляторе.
И опять тот же капитан, вежливо, но с опаской, препроводил его в камеру.
Потянулись дни, недели и месяцы ожидания. Несколько раз приезжали родители.
— Как ты, сынок? Почему ты здесь? — спрашивала его мать, стараясь хоть на мгновенье сдержать слезы.
— Все нормально, мама, — отвечал, улыбаясь, Виктор. — Это недоразумение. Не переживай.
— Если тебе что-нибудь нужно, скажи, я привезу.
— Спасибо мама, не надо. У меня тут хороший знакомый работает, — Саша. У нас с ним гаражи по соседству. Все, что мне нужно, я у него уже попросил, и он мне принес.
Действительно, Саша-милиционер, случайно увидевший Виктора, идущего под конвоем в здании ОВД на очередную беседу со следователем, вскоре отыскал его, и сам предложил тому свою помощь. Виктор попросил Сашу принести ему каких-нибудь таблеток от кислотности желудка, а то тюремная кормежка постоянно выливалась у него в мучительную изжогу.
В следственном изоляторе то и дело появлялись, а потом исчезали новые и новые люди. Хмурые и веселые, «крутые» и не очень, богато одетые и нищие, — они были разные. Единственное, что их роднило — это довольно скорая необходимость оставить только — только нагретые нары и уходить отсюда, — кому на свободу, а кому — на суд и к новым нарам. Виктора же держали и держали в этом положении — между «небом и землей», не приговаривая и не отпуская.
Кроме Виктора, постоянным обитателем СИЗО оказался маленький, невзрачный мужичек по прозвищу Буба.
— Ты слышал Его, да? — спросил однажды Виктора Буба.
— Откуда ты знаешь? — насторожился Виктор.
— Знаю, — прищурился Буба, — потому что я видел, с какими глазами ты сюда вошел.
— А с какими я вошел глазами?
— Чорными. Это совсем плохо.
— Чем плохо? — нервы Виктора напряглись.
— Плохо тем, что ты теперь в родстве с Ним, как Яков.
— Как кто?
— Как Яков. Пастухом у нас в поселке работал. Грустная история. Жена у него умерла при родах. Ребенка спасли, — девочку. Яков образования почти не имел, — семь классов школы окончил, но мужик был аккуратный. Дочь вырастил, воспитал, в город учиться отправил, только и жил для нее. Бывало, встречу его в сельмаге, а он конфеты покупает. Специально спрашиваю: на сладкое, что ль потянуло, жизнь подсластить? А он всегда, с улыбкой, отвечает: дочке посылку собираю. Да, аккуратный был… Только необразованность его, его самого же и доконала. Хранил, дурак, все деньги у себя в дому. Только потом выяснилось, из-за чего хранил-то: не знал, как правильно в банке сберкнижку оформить. А в те дни у нас в поселке начали какие-то беженцы появляться, нерусские, с юга, черненькие. Так, видно, они к нему залезли в дом, и деньги свистнули. Яков тогда расстроился. Деньги-то он регулярно дочке посылал. Взял тогда Яков, забил все окна досками, а перед входной дверью соорудил… не знаю, как и назвать-то… штуку такую, из кувалды и тракторной рессоры. Если кто про нее не ведает, и дверь откроет, так эта штука кувалдой ему в грудь шандарахнет. Установил он свою дур-машину перед дверью, а сам отправился на работу. Не думал, мужик, что именно в этот день к нему из города дочь приедет. Да корова одна, как назло, потерялась, искал он ее долго, а дочь, в аккурат, значит, и возвращается… Ростиком она небольшая была, про отцово изобретение, понятно, не знала, и кувалда ей шандарахнула прямо по голове. Зашел в тот день Яков на крылечко, а она там и лежит, бездыханная. В убийстве, конечно, его никто обвинять не стал. Поэтому там осталось только одно дело — похороны. Все думали, что он на сельском кладбище ее похоронит, а он взял и в лес дочь отнес. Куда — никто не знает. Потом начал тем сельчанам, кого встретит, рассказывать, что с ним говорил лесной Благодетель и этот Благодетель помог ему с дочерью сегодня ночью увидеться, погулять с ней по лесу. Все, понятное дело, жалеть стали его. Подумали — свихнулся мужик совсем. И я бы так подумал, если б не увидел однажды его глаза, — на мгновенье они у Якова черными стали, что твоя ночь, только чернота эта особая была. Пронзал такой взгляд душу. Потом Яков как-то раз на работу не вышел, а позже и вовсе пропал.
Нервы Виктора опять натянулись. Сама мысль о том, что в его жизнь и в жизнь некоторых других людей вмешался дух Болотного Зверя, напрягала. А чего он хотел? Болотный Дух, со времен нашествия татаро-монголов, которые и привезли его в здешние топи, пребывает там уже сотни лет, и все эти века возле болота жили люди. Время от времени Демон выбирал себе ЖЕРТВУ! Так что не случайно Якова обокрали, и он соорудил средство обороны своего жилища, а корова потерялась, не случайно парни искали работу, Юлина мать заболела, а в Россию прилетел американский ученый. Все стали ЖЕРТВОЙ!
— Я думаю, Яков и его дочка теперь с Ним, — закончил Буба.
— Кто тебе рассказал о Нем? — Виктор достал из нычки в нарах потертый окурок, прикурил, сделал пару затяжек и протянул оставшееся Бубе.
— Мать, — Буба с благодарностью принял окурок, — Пыталась обучить меня своему ремеслу. Она колдунья. Только я неспособным оказался. Она проклинала моего отца, — я, дескать, весь в него уродился. Не надо было рожать от плотника, а то, вот, я — тоже плотник и вышел.
У Виктора зародилось предчувствие.
— Ты, случайно, не из Конино родом? — спросил он Бубу.
— Из Конино, — согласился тот.
— А твоя мать не на Трудовой улице живет?
— Трудовая 14-ать.
— Баба Маша?
— Мария Васильевна. Ты знаком с ней?
— Один человек снаряжал научную экспедицию на болота, я в ней участвовал. Баба Маша нам
