— В Берлине Хейниш возглавил разведывательнодиверсионный отдел организации «Цеппелин». Своим острием «Цеппелин» направлен на Кавказ, куда он забрасывает своих выкормышей для агентурной работы сейчас и активных подрывных действий в нашем тылу во время летнего наступления немцев.
— Об этом нам на Кавказе известно.
— Генерал Роговцев о контрмерах нас регулярно информирует. Нет сомнения, что «Студентка» с «Никой» накопили изрядный разведывательный материал. Вы должны его взять. Это — первое. Второе: укрепление «Голубой линии». Штаб «Цеппелина» к ней отношения не имеет. Поэтому они не раздобудут информацию из этого источника. Сооружает «Голубую линию» организация Тодта. Надо искать возможность выхода на ка- кого?нибудь информированного тодтовца. Это большая организация, многоотраслевая, и работает в ней множество людей.
— Моя встреча с «Никой» планируется?
— Нет, не стоит лишний раз рисковать. Риск и так значительный. Третье: необходимо на будущее обеспечить «Студентку» радиопередатчиком. Вам с собой брать его не придется.
— Уже легче…
— Безусловно. Это упрощает поездку. В Берлине мы имеем законсервированную рацию. Хранит ее человек, который не ведет непосредственной разведывательной работы, живет в Берлине издавна, семейный, вне всяких подозрений. Типичный бюргер. Рация сберегается в образцовом порядке, в полной готовности к немедленному использованию. Ваша забота — сообщить «Студентке» адрес этой явки и пароль. Со всем остальным там справятся сами.
— Вы облегчаете мне задание?
— Ошибаетесь. Мы просто стараемся всемерно обеспечить стопроцентный успех вашей поездки. Необходимо, чтобы вы быстро вернулись с информацией, накопленной в Берлине. Сами знаете о положении на фронтах — приближается третье лето войны. А лето Гитлер считает сезоном своих побед. Эту мистику необходимо наконец развеять. Подготовка идет по всем направлениям. По нашему — тоже. Особенно сейчас. Мы должны обепечить главное командование максимальной военной информацией. В общей картине каждый фрагмент имеет немаловажный вес. А вы — «облегчаем»…
— Да я так…
— Не стоит.
— Слушаюсь!
— И последнее на сегодня. Генерал Сербулов предложил интересную идею. Ее осуществление зависит исключительно от решения «Студентки», если она посчитает, что реализация замысла Григория Ивановича целесообразна. Все зависит от отношений, которые там сложились и о которых мы ничего не знаем.
— В чем же она заключается?
— Это морально — психологический прием, имеющий целью душевно сблизить фрау Шеер с ее невесткой. Суть вот в чем. Как вам известно, мы все шире используем пленных немцев, которые осознали преступный характер развязанной фашистами войны, для разоблачительных радиовыступлений через линию фронта, обращенных к их соотечественникам.
— Я и сам не раз обеспечивал безопасность таких немцев на передовой…
— Так вот, «по большому секрету» можете сообщить женщинам, будто вы слышали антифашистское выступление немца Шеера. Но не знаете, тот ли это Шеер. Надо сыграть тонко! Не сразу решаетесь сказать, вы, мол, и сами сомневаетесь, действительно ли это ваш знакомый по Кавказу Адольф Шеер, по которому давно отзвонили похоронные колокола войны. Суть в том, что «опознать» Адольфа должна сама фрау Шеер, а не вы или «Студентка».
— Интересно… Но как она опознает?
— По подробностям вашего рассказа. Точнее, по одной подробности, о которой знает только фрау Шеер. Отправляя своего сына на фронт, она тайно от него собственноручно зашила в воротник его мундира свою молитву к богу. Дословно: «Господи! Спаси мне сына моего, сохрани ему жизнь на войне, молюсь об этом». Среди всего прочего скажете, что якобы слышали, будто тот неизвестный вам Шеер агитировал на передовой: «Провожая меня на фронт, моя мама зашила в воротник мундира свое моленье, — Дальше цитируете точно текст, — Но мою жизнь спасли не тевтонские боги Тор и Вотан, не христианский Исус и не обожествляемый нацистами фюрер, который гонит немцев на вселенскую бойню…» Ну и так далее, найдете что сказать. В этом сообщении возможны вариации кроме подлинных молитвенных слов фрау Шеер. Именно по ним она узнает, что ее сын, живой и здоровый, находится в плену.
— Разрешите спросить, Константин Васильевич.
— Пожалуйста.
— А что на самом деле с Шеером?
— На самом деле? Я же вам, собственно, рассказал. Он давно попал в плен — летом прошлого года. Скоро год как он в плену. Находится в лагере в Елабуге, где в основном содержится офицерский состав вермахта. С пониманием ведет агитационную работу, которая его самого увлекла как специалиста, и сам изучает и читает настоящую историю немецкой нации. Они же, кроме куцей, препарированной нацистами, фальсифицированной в человеконенавистническом духе, другой не знают. Вот только выступления Шеера на фронте не будет, хотя, полагаю, он на зто охотно бы согласился. Почему? Это сразу создало бы угрозу для «Студентки». Поэтому вы, открывая свой «фронтовой секрет», обязаны предупредить о самой глубокой тайне. Откровенно объясните фрау Шеер, чем ей угрожает неосторожное слово или любая иная нескромность. Но все же нужна тонкая актерская игра. Такой откровенный разговор, как у меня с вами, исключается по независящим от нас причинам. Вот после Победы… Хотя после войны — немцы сами будут рассказывать, что да как, где черное, а где белое, где преступление, а где наказание… Но хватит об этом — у нас еще дел на несколько дней. Вот предварительная схема вашего проникновения на вражескую территорию. Внимательно изучите ее и свои соображения изложите письменно. Завтра ровно в двенадцать Григорий Иванович будет докладывать наркому о ходе и обеспечении подготовки вашего вояжа. Мы будем присутствовать.
Неожиданно, ибо это никак не вязалось с официальностью предыдущей, суховатой беседы, Калина сказал:
— Эх, Алеша, если бы ты только представлял, как я хотел оказаться на твоем месте! И говорю по — немецки как чистопородный берлинец, и город знаю как свои пять пальцев…
— А те, кто знает «Шеера» по Кавказу, находятся в Берлине. Вот было бы диво, если бы встретились! — охладил его Марков, — Кроме того, сама фрау Шеер не узнает «родного сына».
— То?то и оно, — вздохнул Калина. — Хоть привет передай от меня Марийке.
— Передам. Уж это — само собой!
Глава одиннадцатая.
В «МЕРТВОЙ ЗОНЕ»
Веселый пехотный лейтенант — явно навеселе — появился на железнодорожном вокзале города Ровно за несколько минут до отправления Берлинского экспресса, хотя «экспресс» был слишком пышным названием для этого разномастного сцепления вагонов, что стояли на линии. Здесь были платформы с грузом, укрытым брезентом, санитарные вагоны, а в конце — три товарных для скота: в темных маленьких окошках, расположенных под самой крышей, забранных решетками и густо опутанных колючей проволокой, виднелись тоскливые глаза очередной партии выловленных жандармерией «рабов». Для пассажиров было выделено всего четыре спальных вагона.
Лейтенант прибыл в сопровождении такого же «развеселого» камрада и довольно смазливой девицы, которую портило только неумение в меру пользоваться парфюмерными красками.
Майору, старшему по вокзальному патрулю, пришло на ум, что лейтенант не потащит в дорогу парфюмерную девицу. А посему не помешало бы этакую вполне сносную на вид девицу обеспечить и дальнейшей военной опекой в лице его особы. Разумеется, если она действительно прощается с очередной «любовью навеки». А проверить — это для майора простая процедура исполнения служебных
