насилию.
— В доказательство только что сказанного, — чеканил, словно с университетской кафедры, политический руководитель карательного батальона «Бергманн», — сошлюсь на изданный в этом году в Лейпциге сборник исследований ведущих специалистов по вопросам Востока, который вышел под названием «Германский остфоршунг. Последствия и задачи со времен первой мировой войны».
— Позвольте ваш бокал, герр профессор, — услужливо предложил оберст.
«Герр профессор» позволил.
— Дорогой Адольф, — наклонился к Шееру немного опьяневший, но, как и всегда, владевший собой Хейниш, — я пригласил тебя, чтобы выпить с тобой рюмочку непревзойденного греческого коньяка «Метакса»…
«Корпус Фельми — из Греции», — автоматически отметил Шеер.
— …поскольку ты успел сегодня вторым поздравить меня.
— Вторым? А кто же тот проныра, что меня опередил?
— Майер.
— А, Вилли! Тогда понятно. Ведь он получает почту. Но согласитесь, господин оберштурмбанфюрер, я не пользовался почтой, которая сама плывет в руки. Так что…
— Так что ты все?таки претендуешь на первенство! — рассмеялся Хейниш, — Что же, достойная мужская черта… За что выпьем?
— За победу! — сказал Шеер.
«Неужели, — подумал, — это и есть обещанный сюрприз? Что?то не похоже…»
— Что ж, Адольф, фрейлейн Бергер, наверное, по тебе уже соскучилась. Не хочу быть разлучником молодых…
«Нет, это не «сюрприз», так, минутный каприз, желание порисоваться перед друзьями «собственным», «своим», «домашним» ученым. Назло заносчивому «круглому оберу»…»
— Искренне благодарен вам, господин Хейниш, за ваше подлинно отцовское внимание…
— Ну — ну, не преувеличивай… Отец есть отец! Подделка никогда не пройдет! Пусть лучше нас, Адольф, породнит служение рейху…
Когда гауптман возвратился к своему столику, там уже царила пьяная неразбериха. Появился еще один неизвестный белочубый повеса, который пьяно дремал за столом, время от времени тараща бессмысленные глаза и, будто норовистый конь, дергая головой. Офицеры — все без исключения — поснимали кители и небрежно побросали их на вешалку, которую кто?то притащил из гардероба к столу. Понятное дело, шел фривольный разговор, на который пьющих толкает само присутствие дамы. Любой. А уж тем более — красивой. Человека низкого полета тянет в таких случаях на скабрезные анекдоты, где фигурируют парочка, измена. Роль «теоретика» взял на себя майор Штюбе и цинично верховодил старой, как мир, темой:
— Женщина — удивительное существо рода человеческого, извечная секс — бомба с полярными эмоциональными запалами. Бикфордов шнур к ним в руках у мужчины. А что она ценит в нем? Его агрессивные потуги и одновременно — ог диво! — бытовую беспомощность. Женщину надо хватать, крепко сгрести в объятия, сделать ей больно, но в то же время томно поскулить на свою горькую судьбу, на духовное одиночество, на житейскую беззащитность, отсутствие женской ласки и тепла, утопить ее в своем отчаянье, печали и тоске…
— Короче говоря, мужчине наперед следует тонко смоделировать нужные ему эмоции у женщины, вызвать их из небытия, взбудоражить, если они спят, а потом — разумно и четко дирижировать ими.
— А на самом деле потащить в постель, — куражился воздушный ас.
— Фу, Густав! Это на вас не похоже, — укорила его Кристина.
— А что? Я перегнул палку? — насупился меднолицый выпивоха. — Разве Штюбе не об этом же треплется? Эти шпионы дурят людям головы даже в застолье и ведут агентурную работу в постели шлюхи… А я — солдат! Мне плевать на словесные ошметки, в которые одеваются голые короли. Я говорю о явлениях, прямо называя их так, как они заслуживают, обнажая суть из?под словесного утиля.
— Прекрасная вещь — солдатская прямота! — вмешался в разговор Шеер, предупреждая возможную, но нежелательную ссору. — Но на нее имеет право только целомудренный рыцарь без страха и упрека.
— А может, я — потомок тех рыцарей? И единственное, в чем могу позволить упрекнуть себя, это лишней рюмкой? Но ее я тоже опрокидываю без всякого страха! Выпьем, Адольф!
— Э, нет! — возразил Штюбе. — Он не в форме…
— То есть как? — искренне изумился Густав, — Он же, собственно, еще и не пил!
— Я не об этом. Наша застольная форма — белая рубашка и галстук. Забыли? Долой погоны! За столом службы нет, и все в одном звании — камрады. А Шеер? Он же до сих пор — гауптман!
— И правда, забыл, — пробурчал Густав. — Снимай, Адольф, к дьяволу свой китель и бери рюмку…
— Поможем господину корреспонденту, — громко объявил следователь Кеслер и бодро начал расстегивать на кителе Шеера пуговицы.
— Кеслер, поменяйте профессию, — посоветовал Шеер, — из вас вышла бы прекрасная гувернантка.
— Кеслер в юбке? — загоготал Густав, — А что? С виду вышла бы типичная шлюха из портового бирха- уза!
Но Кеслер не обращал внимания на едкие замечания. Он деловито делал свое, упрямый как осел. Стянул с Шеера китель и швырнул его через стол, прямо в лицо майору Штюбе:
— Вот вам, защитнику кутежного равенства!
Штюбе не обиделся.
— Порядок есть порядок! — произнес поучительно. Потом, пошатываясь, поднялся и небрежно повесил китель на вешалку. За стол уже не сел. — Ваше место, господин историк, — и шатко поплелся к столу Хейниша.
Там он пьяно плюхнулся на стул и наугад тыкал вилкой в маринованные грибочки, совершенно трезво прошептав оберштурмбанфюреру:
— Так и есть, как я предвидел: шифр у него в воротнике. Я сам прощупал бумажную полоску.
— Весьма любопытно, — скептически промямлил Хейниш. — Но откуда вам известно, что это в самом деле шифр?
— А что ему еще прятать в воротнике? Обыск в квартире не дал никаких результатов…
— А вы на них надеялись?
— Почему бы и нет? Так что, если мое допущение верно…
— Что ж, жду вас в кабинете владельца казино. Поглядим вместе, что это за бумажка. Разведчик должен принимать во внимание только неоспоримые факты, а не допущения и голословные утверждения. Я пошел. А вы меня сопровождайте…
Кеслер искоса приметил, как Хейниш и Штюбе пошли к выходу, и тронул за плечо дремавшего выпивоху:
— Гауптман, вам плохо? Ну же, Зайбель, проснитесь!
Гауптман вытаращил глаза и не к месту пробормотал:
— Мне плохо… Где тут туалет?..
— Найдем, Зайбель, найдем, — ласково, словно кот, мурлыкал Кеслер, крепко беря гауптмана под мышки.
— Отдайте мне мои штаны! — решительно потребовал Зайбель.
Развеселый ас Густав радостно загоготал:
— Отдадим, парень, сейчас отдадим…
Адольф Шеер проследил весь этот, казалось бы, незначительный эпизод: и как Штюбе шептался с Хей- нишем, и мгновенный косой взгляд Кеслера, когда они пошли из зала, и то, как Кеслер небрежно накинул на плечи гауптмана Зайбеля его — Шеера — китель (конечно, «спутал» в суматохе, они же одинаковы), и как насилу поволок на выход действительно упившегося Зайбеля. Видно, этот гауптман был случайной фигурой в шитой белыми нитками, с неуклюжей режиссурой игре, и его накачали по самую макушку заранее. Ну что же, для волнения нет никаких оснований: прихватили настоящий, шитый в
