— Ну да! Они боялись последней заповеди, они боялись его имени! Вспомни, стоило при Изборе упомянуть Харалуга, и он бледнел до синевы! Между прочим, в Оболешье это имя под запретом. Ни одна мать, ни один отец в здравом уме не назовут так своего ребенка!
— Это необязательно должно быть сакральное имя, это может быть прозвище, данное подростку. Ведь Харалуг получил это имя не при рождении, я прав? — уточнил Улич.
— В Оболешье еще не родился столь выдающийся человек, которого прозвали бы Харалугом, — пробормотал Полоз, — это стало бы большой честью для любого, в среде вольных людей. Но возможно, где-нибудь в деревнях, где слава Харалуга не столь велика… Или в кругах, где к нему относятся предвзято… Среди стражи, или ущербных ремесленников… Балуй, ты знаешь кого-нибудь с таким именем?
— Неа, — Есеня покачал головой.
— Нам надо обойти все Оболешье, чтобы его найти! — усмехнулся Полоз, — но нас много, я думаю, это получится!
— А если мы никого не найдем?
— Если мы никого не найдем, мы женим тебя на Гоже, она родит мальчика, и мы назовем его Харалугом, — Полоз засмеялся.
— А что? — Улич поднял и опустил брови, — это тоже вполне допустимо. Вы ждали много поколений, можно подождать и еще несколько лет, пока ребенок родится и подрастет.
— Ничего себе, — Есеня обиженно изогнул губы, — это сколько ждать!
— Но сначала мы все же поищем! — утешил его Полоз, — и почему только в Оболешье? Можем начать с Урда, здесь ведь запрета на это имя не было. Все равно до весны тут торчать.
Балуй. В поисках
На следующее утро Есеня чуть свет побежал к Остромиру, чтобы успеть до начала занятий. И учитель, выслушав его сбивчивый рассказ, полностью согласился с Уличем — если сила заклятия нарушена Словом, то именно так: любой человек по имени Харалуг в любое время может открыть медальон. Кроме того, он подкинул Есене идею о том, как его искать в Урдии. Дело в том, что власти города ведут учет рождений, смертей, свадеб и прочих важных событий в жизни людей. Этот учет ведется в метрических книгах, которые хранят городские власти, и полистать эти книги не так уж сложно — клерки архивов с радостью возьмут деньги за доступ к ним. Это проще, чем расспрашивать людей на улице. Кроме того, Харалугом могут звать невольника, и учет всех рабов, продаваемых и покупаемых в Урде, тоже записывается в специальные книги.
Есеня поинтересовался ценой этих услуг, и услышал: серебряник за день поиска в архиве. Это его вдохновило. Два серебряника он уже скопил, и, возможно, ему хватит времени найти то что нужно за два дня! А если не хватит, он заработает еще!
Но ни Полоз, ни Улич не разделили его радости. Улич написал на полу одно слово и предложил Есене его прочесть.
— Ха-аз… рцы-аз, — Есеня долго шевелил губами, — Харалуг, правильно?
— И как ты собираешься смотреть метрические книги, если столько времени читал одно слово? — рассмеялся Полоз.
— Да я научусь, что, трудно, что ли? Мне только вспомнить надо, я же умею, меня батька учил!
— Вот давай, вспоминай, — кивнул Полоз.
И теперь Улич учил его грамоте.
— Не надо, забудь ты эти названия! Каждая буква — это какой-нибудь звук. Буква червь — звук ч, буква аз — звук а. Вот по звукам их и запоминай. Ч — а, ча. Понял?
Улич вычертил всю азбуку на полу, и заставил Есеню повторить, какая буква какому звуку соответствует. Надо сказать, пошло значительно проще! Пару дней старик писал слова на полу, а потом велел попросить у Остромира какую-нибудь книгу. Есеня тут же вспомнил лечебник, который читал не меньше полутора лет, и его едва не стошнило. Оставалась надежда, что книгу Остромир не даст, но и тут его ожидало разочарование.
— Какую бы ты хотел? — спросил его учитель.
— Любую, — Есеня недовольно сжал губы.
— У меня есть книги по геометрии, но в них мало слов, такая, наверное, не подойдет.
— Подойдет! — пискнул Есеня и прикусил язык — он забыл, что читать все равно надо, и читать быстро, как Полоз или Улич, — то есть, конечно, надо где букв побольше…
— Возьми вот эту, про путешествие за море. Очень интересная.
Есеня вздохнул: какая разница? Что лечебник, что путешествие… Пока до конца строки дойдешь, начало все равно забудешь.
И каждый вечер, сжав зубы и собрав волю в кулак, он садился перед печкой со свечой и начинал складывать буквы в слова. Полоз и Улич слушали его невнятное чтение, и изредка поправляли. На третий день, когда Есеня открыл книгу на четвертой странице, Улич неожиданно закрыл ее и сказал:
— Сначала расскажи нам, что ты успел прочитать.
— В смысле?
— В прямом смысле. Ты прочитал три страницы, что там было написано? О чем?
— О путешествии… — Есеня почесал в затылке — не слишком ли много от него хотят?
— А поконкретней?
— Ну… о путешествии и все. Корабль там и все такое…
— Начинай сначала, — Улич раскрыл книгу на первой странице.
— Как? Зачем?
— Затем. Какой прок в чтении, если за ним ты не видишь смысла?
— Да так я год ее читать буду!
— Даже если ты будешь читать ее десять лет, по-другому все равно нельзя. Начинай.
Теперь они заставляли его повторять каждое предложение. Повторять своими словами, и вскоре Есеня понял, что это — рассказ. Человек рассказывает о том, как они собирались в дорогу, грузили корабль и отчаливали от берега. А потом случилось чудо. Он прочитал: «Соленый ветер натянул паруса», и вдруг увидел: причал, впереди море, и парус надувается, и пахнет солью…
— Ну? Чего замолчал? — спросил Полоз.
— Здорово. Соленый ветер…
— Давай дальше! То ли еще будет!
Есеня прочитал книгу за неделю. В субботу он не пошел в кабак, а в воскресенье проснулся пораньше, чтобы продолжать. Диковинные рыбы, неистовые бури, неизведанные земли, населенные черными людьми, растения с широкими листьями и сладкими плодами, ядовитые гады и огромные звери… Ему казалось, он видел их собственными глазами.
— Ну что? Понравилось? — хитро усмехался Полоз, — смотри, привыкнешь!
— К чему?
— К интересным книгам. Метрические книги поскучней будут.
Когда клерк показал ему на полки, забитые огромными, толстыми томами, Есеня присел от испуга — этого не прочитать и за всю жизнь. Полоз, конечно, научил его, как надо действовать — просматривать все записи, и искать букву «Ха». И ни в коем случае не читать все подряд! Но количество полок Есеню поразило. Клерк его успокоил — указал на книги, в которых речь шла о живых людях, а не об их давно умерших прапрадедах. Но и это оказалось внушительным — пять томов о бракосочетаниях, и девять — о рождении детей. Они договорились, что за половину серебряника Есеня смотрит книги до полудня, и ему не терпелось начать.
Через полчаса у него закружилась голова — более скучное занятие и представить себе было трудно. От Хвощей, Хрущей, Храбров и Хвостов тошнило в прямом смысле. За пять часов Есеня не просмотрел и половины книги. И двух серебряников — двух с половиной, он успел накопить еще — явно не хватит. Он бы мог протянуть на пять медяков в день, но на троих этого точно будет мало! Несмотря на скуку, Есеня испытывал настоящий азарт — каждая буква «Ха» вселяла в него надежду, каждая просмотренная страница приближала к цели. Он не мог остановится на полдороге, и тогда решился на нехороший, в общем-то поступок.
С Полозом он не советовался, знал, что тот откажется, поэтому действовал на свой страх и риск — Есеня попросил у Остромира денег в долг. Он долго мучился, не спал всю ночь, рассчитывая, сколько нужно взять, и как и сколько он сможет отдать. Выходило, что нужен ему ни больше ни меньше — золотой. Но даже если откладывать в день половину заработанного, то отдавать придется два месяца. В конце концов, азарт перевесил. Есеня понадеялся на то, что станет смотреть книги быстрей, а откладывать больше. А если он найдет Харалуга, то и вовсе сможет отдать часть денег, не потратив.
Дни шли за днями, и, как он не старался, больше пятнадцати медяков в день отложить не получалось. Он безо всякого успеха закончил смотреть записи о свадьбах и перешел к младенцам. Теперь голову ему кружили Худани, Хмарики и ХорОши. Есеня решил не обедать — с каждым днем золотой казался ему все большей суммой.
Сколько раз вспомнил он отца! Как не принес золотого домой, и тот, прежде чем рассердиться, растерялся, расстроился… Целый золотой! Пять недель таскать на себе мешки! Нет, он бы и сейчас, встретив горемычную вдову, не смог ее не пожалеть, но теперь он бы сделал это совсем по-другому. Сейчас он знал, сколько весит этот золотой, сколько пудов надо перетаскать на своей спине, чтобы его получить! А тогда… Чего стоила его доброта тогда? Покрасовался перед друзьями, не более. Правильно батя его выдрал, надо было и еще добавить.
Уличу он говорил, что поел в городе, и с тоской смотрел, как тот кормит Полоза. Куриной похлебкой и хлебом с сыром.
На пятый день «обедов в городе» его раскусили.
— Жмуренок, твои голодные глаза снятся мне по ночам, — сказал Полоз, — не знаю, что ты в городе ешь, а сейчас на-ка, пожуй хлебца…
Он отломил от своего куска больше половины хлеба с холодной свининой и протянул Есене.
— Не, Полоз, ты чего, — Есеня отшатнулся, — это ж я для тебя… Мне не надо.
