Она двинулась на них, как комбайн, без устали вращая мечом, каждым взмахом расправляясь с пятью-шестью... Еще будучи новичком, Энде пришлось пройти через бесконечные тренировки, когда ей «противостояли» разного рода муляжи вроде огромных куч палых листьев, – только так можно было научиться попадать хоть по чему-нибудь и набраться опыта. Сейчас ей было тоскливо точно так же, как и тогда.
Запястья сводило от усталости, сбилось дыхание; проклятущие жировые запасы подпрыгивали, когда она особенно сильно налегала на геймпад.
> Подожди, пжлст – надо поговорить.
Это был ньюбис, такой же, как и все остальные. Хотя нет, не такой же – он осмысленно двигался, пятился от ее меча. И говорил по-английски.
> ничего личного
– ответила Энда.
> работа такая
> Хотя бы убей меня последним. Нужно поговорить!
> говори
Нормально двигавшиеся и говорившие по-английски особи встречались в Игре не так уж и редко – но сейчас, в самом конце массакра? В этом было что-то... неправильное.
> Я Рэймонд, живу в Тихуане. Профсоюзный функционер. А тебя как зовут?
> в игре не представляюсь
> А все-таки?
> Кали
Она любила называть себя Кали, индуистской богиней, Пожирательницей миров.
> Ты из Индии?
> лондон
> Ты индийка?
> не, белая
Она обработала уже половину зала, кося ньюбисов пачками. Ей было скучно, хотелось есть – и еще этот Рэймонд действовал на нервы.
> А ты знаешь, чьих аватаров убиваешь?
Энда не ответила, хотя кое-какие мысли у нее были. Она вынесла еще четверых и помассировала запястья.
> Это их работа. И платят им меньше доллара в день. Рубахи, которые они делают, меняются на золото, а золото идет на eBay за настоящие деньги. Как только их аватары поднимутся в уровне, они тоже пойдут с молотка. Все это совсем юные девчонки, кормящие свои семьи. Везучие. Невезучие – идут на панель.
Запястья разболелись не на шутку. Она зарезала еще шестерых.
> Раньше хозяева использовали ботов, но в Игре с ними борются. Запрячь детишек, чтобы они кликали мышкой, оказалось проще, чем нанять программистов, которые смогут обойти правила. Я давно пытаюсь объединить девчонок – хотя бы потому, что они калечатся на этой работе: играют по восемнадцать часов с одним перерывом на туалет. Некоторые... ходят под себя. Такое трудно выдержать.
> слушай
– напечатала Энда, потеряв терпение,
> не мое дело, жизнь такая. много людей без бабок. я еще маленькая, изменить ничего не могу
> Когда ты убиваешь их аватаров, им не платят.
«No porfa necesito mi plata...»
> Если они гибнут, то теряют дневной заработок. Ты, кстати, в курсе, кто тебя нанял?
Она подумала о саудитах, япошках, русской мафии.
> без понятия
> Я вот тоже пытаюсь это выяснить, Кали.
Теперь все были мертвы. Рэймонд стоял между штабелей трупов.
> Что же ты медлишь?
– напечатал он.
> Уверен, еще увидимся.
Энда отрезала ему голову. Болели запястья. Ужасно хотелось есть. Она стояла внутри гигантского затерянного в лесах коттеджа, и ей еще предстояло в одиночку тащить BFG10K на остров.
– Люси?
– Да, да. Сейчас вернусь. Держись. Я черт знает где...
– Люси, а ты догадывалась, кто сидел в коттеджах? Я об этих новичках, которых мы резали.
– Чё? Не знаю. Ньюбисы. Чьи-то прихвостни. Господи, эти врата...
– Девчонки. Сопливые. Из Мексики. Шьют рубахи за доллар в день. Только они его не получают, когда мы их убиваем. Ничего не получают, вообще.
– Бог мой, и кто же тебе такое сказал? Ты веришь всему, что говорят в Игре? До чего же вы, английские сикушки, наивные.
– А ты не веришь?
– Нет.
– И почему же?
– Не верю, и все. Все, почти пришла, подожди минутку...
– Знаешь, Люси, мне пора, – сказала Энда. Запястья ныли, жирок переваливался через резинку тренировочных – Энде казалось, что она тонет.
– Прямо сейчас? Да подожди же.
– Мама зовет ужинать. Ты ведь уже на подходе, да?
– Да, но...
Энда протянула руку под стол и выключила компьютер.
Родители сидели перед телевизором, попеременно слепо шаря по тарелке с чипсами. Словно во сне, Энда прошла мимо них на веранду. Было около одиннадцати, совсем темно. Выползшие из дома напротив дебилы пинали мяч, хлебали пиво и матерились. Тощие и жилистые, они носили шорты и футболки; мускулистые конечности белели в свете фонарей.
– Энда?
– Что, мам?
– Ты в порядке? – Толстые мамины пальцы легли на ее загривок.
– Да, мам. Вышла подышать воздухом.
– Какая ты неопрятная, – сказала мама. Она облизнула палец и принялась тереть Энде шею. – Да ты грязная – и когда только ты успела стать такой неряхой!
– Ай! – вскрикнула Энда. Мать терла так сильно, что почти сдирала кожу.
– Не скулить! И за ушами тоже! Да это самые настоящие нечистоты!
– Ма-а-ам! А-а-ай!
Мать отволокла Энду в ванную, где продолжила пытку – с применением мыла, мочалки и горячей воды. Энда чувствовала себя хорошенько ошпаренной и профессионально освежеванной.
– Да что это за грязь такая?!
– Лилиан, хватит, – тихо сказал отец. – Выйди в коридор, пожалуйста.
Они говорили тихо, да Энда и не прислушивалась – болели идеально чистые уши... Мягкими руками мама обняла ее за плечи.
– Ой, милая, прости меня! Папа говорит, что это кожная болезнь, акантозис нигриканс. На познавательном канале была передача. Завтра после школы пойдем к доктору. Ты как?
– Нормально, – ответила Энда, изворачиваясь, чтобы увидеть в зеркале «грязь» у себя на загривке. Это было нелегко – попробуй-ка, разгляди свой затылок. А еще ей не очень-то хотелось лишний раз видеть
