Верик молча глядел на дверь, сердце у него колотилось, он стискивал и разжимал кулаки. «Нет. Нет. Успокойся!» — говорил он себе. Он расслабился, потер свой голый череп и приказал сердцу утихомириться. «Успокойся!» — снова повторил он себе. Он присел и глубоко вздохнул.
Вот, значит, что. Они проговорились, что произошло на самом деле.
Но что же ему теперь делать?
Калибан и Просперо сидели на полу в пустой комнате в подвале Резиденции и ждали, ждали, когда их освободят — или демонтируют. Освещение в этой комнатке было таким же тусклым, как и их надежды. Калибан даже не пытался воспользоваться инфракрасным зрением. Что тут можно еще увидеть?
Демонтаж. Не очень радостная перспективка.
— Мне пришла в голову мысль, что было бы лучше, если бы я никогда не связывался с тобой, дружище Просперо. Твоя последняя авантюра может стоить нам жизни.
— Мы, Новые роботы, всего лишь боремся за свои права, — возразил Просперо. — Какая же это авантюра?
— Ваши права? И что это за права такие? — язвительно спросил Калибан. — Что дает вам больше прав, чем роботам с Тремя Законами, или мне, или любому устройству из пластика и металла? Почему вы должны иметь какие-то права на свободу и вообще на существование?
— А что дают эти права людям? — воскликнул Просперо.
— Твой вопрос риторический, но сам я долго размышлял над ним, — сказал Калибан. — И считаю, что на него есть несколько приблизительных ответов.
— Калибан! Кому, как не тебе, должно быть понятно, что все эти теории о человеческом превосходстве — не более чем выдумки!
— А я и не говорю, что они —
— Очень хорошо, но если они не являются высшей расой, то что дает им подобные привилегии?
Калибан развел руками, показывая свою неуверенность в ответе.
— Возможно, они заключаются в самом факте их бытия. Мы, роботы, обладаем сознанием, мы активны и нацелены на какие-то действия. Но можно ли нас считать живыми? Если мы живем, то живет ли главный компьютер поселенцев, с таким же, как у нас, интеллектом, но без сознания? Кроме того, многие живые предметы не обладают сознанием. Где следует проводить границу? Можно ли назвать все мыслящие машины живыми? Или все машины, без разбора?
— Надуманный аргумент.
— Неуклюжий, я согласен, но отнюдь не надуманный. Грань может проходить где угодно. Тебе самому и в голову не могла прийти мысль, что роботы с Тремя Законами должны обладать какими-то правами. С чего бы это грань должна быть проведена под тобой, но как раз над ними?
— Трехзаконные роботы — рабы, безнадежные рабы, — возразил Просперо, твердо и горько. — В принципе да, они должны подпадать под защиту закона, и с ними тоже обходятся несправедливо, как, собственно, и с Новыми роботами. Но на деле они будут противостоять нам еще с большим упорством, чем их хозяева-люди, поскольку Первый Закон заставляет их видеть в нас угрозу для людей. Нет, роботы с Тремя Законами не достойны никаких прав.
— Итак, ты проводишь границу сразу под собой, — продолжал Калибан. — А представь, что человечество, или вселенная, то есть природа, прочертила ее немного выше?
— Выше! Ты снова толкуешь о превосходстве человеческой расы.
— Ясное дело, и де-юре, и де-факто они выше нас. У них больше власти и больше влияния, чем у нас. В этом смысле, конечно, они нас превосходят. Опять же мы с тобой сейчас сидим в этой камере, покорно ожидая, когда они решат нашу судьбу. Люди количественно подавляют нас, вот в чем дело. Это — неоспоримый факт. Но существует вопрос о качественном различии. Люди отличаются от роботов не только по уровню, но и по виду, если только можно составить какую-нибудь объективную шкалу видовых отличий.
— Я мог бы привести несколько видовых отличий, — промолвил Просперо. — Но какие из них ты считаешь значимыми?
— Их несколько, — ответил Калибан. Он встал, ощущая потребность переменить позу. — Во-первых, они много старше нас. Люди существуют во вселенной намного дольше роботов, они произошли от иного вида, который жил еще раньше. Они созданы самой природой. Возможно, поэтому они являются ее частью, а мы нет.
Во-вторых, у них есть душа. Прежде чем ты начнешь возражать, я должен признаться, что понятия не имею, что такое эта душа и действительно ли она существует, но все же я убежден, что у людей она есть. Это нечто важное, живое, что является центром их существа и чего нет у нас. Нам неведомы страсти. Нам не дано, мы просто не в состоянии беспокоиться о чем-то, что выходит за пределы наших программ или наших законов. Люди, у которых есть душа, есть эмоции, есть желания, могут беспокоиться о вещах, которые не имеют никакого отношения к ним самим. Они думают о чем-то абстрактном, может, даже совершенно бессмысленном. Они связаны с миром так, как нам никогда не удастся взаимодействовать с ним.
Я сижу в этой камере, потому что думал об абстрактных принципах, — заявил Просперо. — Я беспокоился о свободе Новых роботов.
— Тот вид свободы, который ты имеешь в виду, неосязаем, но ни в коей мере не абстрактен. Ты хочешь идти куда тебе угодно, делать то, что тебе угодно, и чтобы тебя никто не заставлял делать то, что тебе не нравится. В этом нет ничего абстрактного. Это понятно и объяснимо.
— Позже я готов поспорить с тобой на эту тему, но сейчас я оставлю это так, — вяло отозвался Просперо. — Продолжай, расскажи мне о других прекрасных качествах человечества.
— Изволь, — мягко сказал Калибан. — В-третьих, природа не бывает логичной или справедливой. Нигде не написано, что с высшими созданиями следует обращаться соответственно. История людей — это история ошибок; индивидуальности, общества, расы, целые планеты и звездные системы заслуживали много худшего — или много лучшего — обращения со стороны несправедливой и нелогичной природы. Может быть, у людей нет никаких оснований для их прав, как и у нас. А может, и наоборот. В-четвертых, люди — творцы. А роботы нет. Даже вы, Новые роботы, с Четвертым Законом, который приказывает вам делить все, что вам угодно, даже вы не в состоянии привнести в мир что-то новое. Вы строите планы побегов, но не новые здания. Вы разрабатываете усовершенствованные детали и приспособления для Новых роботов. Но не изобретаете новых механизмов для новых целей. Роботы способны создавать произведения совершенной красоты, но не могут выдумывать их сами.
— Новые роботы — это новая раса, ей нет еще и года! — запротестовал Просперо. — Разве у нас была возможность доказать, что мы обладаем творческими способностями?
— У вас могло быть сто лет и десять тысяч, но ничего бы не изменилось, — разочаровал его Калибан. — Вы усовершенствуете уже существующие вещи, эти усовершенствования пойдут на пользу только вам самим или, скажем, вашей компании. Но вы никогда не сумеете создать что-либо новое или оригинальное, как молоток не может подобрать себе что-то иное, кроме подходящего гвоздя. Роботы — это инструменты в руках творческих людей.
Это подводит нас к пятому, и самому важному, пункту, — закончил Калибан, — который завершает и собирает воедино все мои предыдущие аргументы. Люди — по крайней мере некоторые — обладают способностью находить смысл жизни вне самих себя. Существование роботов не имеет смысла вне себя
